— Честная? — возмутилась леди Лидия. — Ну, что ты говоришь!
— По-моему, — не сдался Тони, — это некрасиво.
— Нам не до тонкостей! — сказал сэр Герберт. — В сущности, мы ему только поможем. Откроем глаза, как говорится.
— А, ясно! — сказал Тони. — Чистый альтруизм.
— Ты тут ни при чем, — заверила леди Лидия. — Поживи пока в Лондоне.
— Хорошо.
— Если мистер Прайс останется здесь, — сказала Полли, — как я попаду в город?
— Я вас подвезу, — сказал Тони, немного менее мрачно. — Вы готовы?
— Только попрощаюсь с миссис Прайс.
— Жду через десять минут у входа.
— Спасибо, лорд Дройтвич.
— Зовите меня Сид.
Леди Лидия обернулась к Полли.
— Не могу выразить, мисс Браун, как мы вам благодарны.
— Молодец, каких мало, — согласился Фредди.
— Спасибо, леди Лидия, — сказала Полли. Семейство почтительно смотрело ей вслед.
— Какая умница! — вздохнул сэр Герберт.
— Гений, — объяснил Фредди. — Редкостный дар.
— В жизни не встречал такой девушки, — сказал Тони. Вайолет странно на него посмотрела.
— Это заметно, — сказала она.
Нависло неприятное молчание, но тут явился Сид.
— Что такое? — с подозрением спросил он. — Вроде вас было поменьше.
— Моя невеста, мисс Уоддингтон, — представил Тони. — Мой будущий тесть, мистер Уоддингтон. Лорд Дройтвич.
Сид удивился.
— Эй! — крикнул он. — Вы что, сдались?
— Вот именно, — сказал Тони. — Уезжаю, оставляю все вам. — Он вынул связку ключей. — Этот, золотой, от вашей гардеробной, этот — от винного погреба, этот — от почтового ящика. Про остальные объяснит Слингсби. Да, вот ключ от лондонского дома на Арлингтон-стрит, а вот — от замка. — Он бросил связку на стол. — Давайте мне ключи от парикмахерской, и мы в расчете.
Сид тупо глядел на него. События разворачивались слишком быстро.
— До свиданья, тетя Лидия, — сказал Тони. — Привет, дядя Герберт. Пип-пип, Фредди.
— Пип-пип, стариканчик.
— До свиданья, Вайолет.
— До свиданья, Тони.
— Au revoir, лорд Дройтвич. Встретимся при Филиппах.[65] Он вышел. Сид растерянно огляделся.
— Эй! — сказал он. — Чего это? Ему никто не ответил.
— Пора одеваться к обеду, — сказала мужу хозяйка.
— И верно!
— Как, папа, идем?
— Э? А! Да-да.
Фредди мрачно посмотрел на Сида.
— Что вылупился? — спросил тот. — Надумал чего, а?
— Да вот, — отвечал Фредди, — представляю вас в Палате лордов. Люблю посмеяться.
— Тьфу! — сказал Сид.
Но его никто не услышал. Фредди ушел. Он постоял, подумал, подошел к портрету над камином, несмело принял прежнюю позу — подбородок кверху, сжатый кулак. Потом отошел, и ему явилась новая мысль.
Заложив одну руку в проем жилета и помахивая другой, он неуверенно начал:
— Лорды! Можно сказать, я тут в первый раз… И смущенно умолк. В комнате был Слингсби.
— М-дэ… — сказал дворецкий.
— Эй, дядя Тед…
Дворецкий стал еще мрачней, чем обычно.
— Да, ваша милость?
Как и семейный совет, Сид решил говорить небрежно.
— Сказали, а? — осведомился он.
— Угм, — отвечал мажордом. — Одеваться пора, к обеду.
— Во что?
— Там приготовлено.
— Да мне б помыться…
— Это верно. Помыться бы не мешало.
— Дядя, налей мне ванну, — попросил Сид.
— Сам наливай, — отвечал Слингсби. И величаво удалился.
Глава XI
Недели через две после сенсации в высшем обществе, которую мы только что описали, друг Фредди Чок-Маршалла, Кубик Бриднорт, решил, что самое время подровнять волосы. Прихватив шляпу и трость, он отправился в Салон Прайса. Время — без малого час, день недели — суббота.
Салон, как мы, возможно, упоминали в нашей хронике, расположен рядом с Гайд-парком, на Бромтон-роуд, в тупичке, именуемом Мотт-стрит. Именно здесь поколения Прайсов вели нескончаемую войну с упорными волосами лондонских жителей. Здесь прадед срезал прыщик на подбородке самого Веллингтона[66] и получил нагоняй, ибо герцог не скрывал своих чувств. Почти вся знать, обитающая к югу от парка, стриглась здесь дважды в месяц. Лорд Бриднорт, чья семья жила на Кадоган-сквер, тоже так делал.
Как постоянный клиент, он был уязвлен, что его не обслужит хозяин. Когда он вошел, Сида не было. В салоне находился только усатый человечек в очках, которого звали Джордж Кристофер Мич, хотя посетитель этого не знал и знать не хотел.
Мич окутал клиента простыней и приступил к делу. Дойдя до той фазы, когда к затылку приставляют зеркало, он его приставил, а Кубик посмотрел и остался доволен, хотя был весьма придирчивым.
— Неплохо, — сказал он.
Джордж Кристофер Мич убрал зеркало.
— Побрить, сэр?
— Нет, спасибо.
— Помыть, сэр?
— Нет, спасибо.
— Смазать? Опрыскать?
— Нет-нет.
— Хорошо, сэр.
Мич с достойной покорностью снял простыню, и Кубик явился миру, словно бабочка из кокона. Явившись, он вгляделся в свое румяное отражение.
— Да, — сказал он, — неплохо.
— Спасибо, сэр.
— Конечно, Прайс еще лучше…
Мичу эти слова не понравились. Две недели назад он служил у самих Труффитов, покинул их — по чистому недоразумению, и считал, что такой далекий запад, как Бромтон-роуд — рангом пониже, даже если речь идет об историческом заведении Прайсов. Словом, он не соглашался с тем, что стрижет хуже бывшего хозяина.
— Мне не довелось, — сухо сказал он, — видеть работу мистера Прайса.
— Он всегда меня стриг, — объяснил Кубик. — И отца, пока у него были волосы. А как же так вы его не видели?
— Мистер Прайс тут не был две недели, сэр. Договорился со мной и отбыл.
— А, вы новенький?
— Да, сэр. Я служил у Труффитов, — со значением сказал Мич.
— Значит, Прайса нет две недели?
— Именно так, сэр.
— Что ж это с ним?
— Он за городом, сэр.
— Отдыхает?
Мич таинственно понизил голос, забыв свои обиды.
— Мне представляется, сэр, что он ушел на покой.
— То есть как?
— Так, сэр. Насколько я понимаю, у нас новый хозяин.
— Вот это да! — воскликнул Кубик. Он удивился. Ему всегда казалось, что Прайс вечен, как Британский музей. Сюда водила его няня, чтобы подстричь локоны. Он просто не представлял, что династия может смениться.
— Неужели он продал парикмахерскую?
— Не могу сказать точно, — важно отвечал Мич, — но вот Уже две недели, как мистер Прайс тут не был, а один человек то и дело заходит. Я полагаю, присматривается.
— Какой еще человек?
— Очень приятный, сэр, молодой. Прекрасные манеры. Некий Антони.
— Да? — сказал Кубик.
Он был консервативен и не любил перемен. Ну, что это? Салон столько лет переходил от отца к сыну, и вдруг его покупает какой-то незнакомец с манерами!
Что ж, такие времена, печально подумал он. Того и жди, закроют «Чеширский сыр» и Симеона.[67] Или Итон и Харроу.[68]
— Надеюсь, он ничего, — сказал Кубик. — А то сюда ходит много народу.
Тут дверь отворилась, и он увидел безупречный силуэт своего друга Фредди, который, по его мнению, находился в Ленгли-энд.
— Привет! — сказал он.
— Привет, Кубик!
— Ты в Лондоне? — спросил лорд Бриднорт, видимо, полагая, что это — мираж или видение.
Фредди заверил, что он в Лондоне.
— А Тони?
— М-мэ, — сказал Фредди. — Д-да, он тоже в Лондоне.
— Значит, все тут?
— Да. Вчера приехали.
Говорил Фредди осторожно, словно взвешивал слова, и смотрел странно. Ему совсем не хотелось, чтобы молодой поставщик сплетен проник в опасную зону. До сих пор никто не узнал, что случилось в роковой летний день, но зарекаться нельзя. Он не знал, что Кубик ходит сюда с детства, и его присутствие показалось ему подозрительным.
Тем самым, он искоса на него смотрел, думая о том, что, при всей его глупости, газеты могут посулить ему хорошие деньги.
— А ты почему здесь? — спросил он.
— Зашел постричься. А ты?
— Побрить, сэр? — услужливо осведомился Мич.
— Мне нужен хозяин, — ответил Фредди.
— Недавно ушел, сэр. Поговорил с нашей маникюршей и ушел.
— Надолго?
— Не думаю, сэр. Вроде бы собрался тут перекусить.
Говоря так, Мич еле слышно фыркнул. У Труффита в салоне не ели. Если мистер Труффит хотел есть, он шел в ресторан.
— Ты видел этого типа? — спросил Кубик.
— Да, — ответил Фредди. — Мы встречались.
— Как это?
— Ну, так. Как люди встречаются.
— Где?
— Не все ли равно?
— Зачем он тебе нужен?
— Ну что ты пристал!
— Просто спрашиваю.
— Почему?
— Интересно, кто он такой.
— А почему?
— Ну, Господи! — вскричал Кубик. — Я сюда хожу с детства, ничего не меняется, и вдруг этот субъект…
— Моя фамилия Мич, сэр.
— Вдруг мистер Мич говорит, что салон продали какому-то Антони. Мне интересно, кто он такой, можно ли на него положиться.
Подозрения Фредди не угасли.
— И все?
— А что тебе еще надо?
— Ты не от газеты?
Кубик удивился еще больше.
— О чем ты говоришь?
— Ну нет, так нет! Я просто подумал…
— Что?
— Что ты собираешь материал для колонки «Слухи, сплетни».
— Какая колонка! Я там уже не работаю.
— Выгнали? — спросил Фредди, давно удивлявшийся, что приличная газета держит Кубика. — Давно?
— Ничего не выгнали. Они очень мной довольны. Ярко, говорят, умно…
— Так чего ж ты ушел?
— А ты не слышал?
— О чем?
Лорд Бриднорт схватил друга за лацкан.
— Женюсь!
— Женишься?
— Вот именно. На Луэлле, единственной дочери Дж. Тротмортона Бимиша из Нью-Йорка.
— Не может быть!
— Может.
Фредди закурил сигарету.
— Она что, слепая?
— Почему?
— Да так, подумал… Ладно, поздравляю и так далее. Когда ж это ты успел?
— Позавчера. Вчера было в «Морнинг Пост».
— Не читаю, все времени нет.
Тут Фредди остановился. Его осенила идея. Глаза у него засветились, как светятся они у истинных мастеров.
— А этот Бимиш богатый?
— Чуть не лопнет.
— И лысый?
— Конечно. Они все лысые.
— Значит, — сказал Фредди, — ему нужен бальзам Прайса. Помнишь, я тебе дал флакон?
— Дал? А, помню! Я его кокнул.
— Ну и дурак. Очень полезная штука. — Он повернулся к Мичу. — Пошлите дюжину флаконов лорду Бриднорту, в клуб «Трутни», на Довер-стрит.
Мичу это понравилось. Дело есть дело.
— Хорошо, сэр.
— А ты их дай этому типусу. Лорд Бриднорт заколебался.
— Послушай, ну как я дам? Мы не очень близко знакомы.
— Да ты женишься на его дочери.
— Понимаешь, люди не любят, когда намекают на их лысину. Вот мой папаша…
— При чем тут папаша?
— А Елисей?[69]
— Какой еще Елисей?
— Такой. Из Библии. Тоже был лысый как шар. Намекнули на это дети, и — хапц! — их съел медведь.
Фредди нервно засучил прекрасно обутыми ногами. Довод был веский, но инстинкт продавца — тоже не шутка.
— Вот что, — сказал он, — когда ты его увидишь?
— Сегодня, в «Ритце». Потом пойдем в Тауэр.
— Возьми и меня, я с ним поговорю.
Эта мысль Кубику понравилась.
— Ну, если ты сам… Медведей не боишься? Тогда пошли.
Фредди посмотрел на часы.
— В «Ритц» забежать успею. В 2.30 у меня встреча.
— С кем?
— Да так, с одним…
— А не с одной?
— Если бы! Когда мистер Антони вернется, — обратился он к Мичу, — скажите, что заходил Чок-Маршалл и зайдет опять.
— Хорошо, сэр.
Кубик вернулся к прежней теме:
— Кто этот Антони? В жизни не слышал.
— Да вот, знаешь, Антони… Фамилия такая. Пошли.
На Мотт-стрит они схватили такси и доехали до «Ритца». Фредди был собой доволен. Как ни поразили его недавние события, о своей миссии он не забывал.
Глава XII
Несколько минут после того, как жених и его расторопный приятель уехали в гостиницу, мистер Мич располагал салоном по своему усмотрению. Как хороший парикмахер, он потратил это время на подготовку к новому визиту — наточил бритву, переставил шампуни и лосьоны, поправил объявление на стене, сообщил любопытному ребенку точное время, и, вполне довольный, встал на пороге, чтобы подышать тем, что на Мотт-стрит называют воздухом.
Когда течение мыслей подвело его к проблеме, заглянуть ли на угол, в «Кружку и гусеницу», дверь этого заведения открылась, и оттуда вышел человек.
Он был массивен, приятен с виду и обвешан пакетами. При виде него Мич бросился к бритве и принялся ее точить. Послышался свист, и вошел сам хозяин, мистер Антони.
— Привет, Мич, — сказал он. — Вот и я.
— Очень рад, сэр, — отозвался учтивый парикмахер.
— Бритву точите?
— Да, сэр.
— Точите, Мич, точите.
Тони сложил пакеты на столик у дверей с надписью «Женский зал». Для человека, перенесшего удар, он выглядел слишком хорошо. И неудивительно; еще никогда он не был так счастлив.
Неплохо быть лордом, иметь земли и большой дом на Арлингтон-стрит. Но еще лучше, как оказалось, владеть салоном, в котором служит Полли. Двух недель вполне достаточно, чтобы убедиться, что ты наконец полюбил. К этому дню сознание Тони наглухо заполнил образ той, кого называют Прекрасной дамой. Он видел Полли каждый день, много с ней беседовал и дошел до того состояния, когда все остальное стало почти нереальным. Джордж Кристофер Мич удивился бы, узнав, что для хозяина он — расплывчатый призрак.
Как ни странно, Полли не походила на юношескую мечту бывшего пэра. Мечта эта, почерпнутая из пантомимы, была достаточно величавой. Однако, увидев Полли, новый хозяин салона понял, что пришел к концу пути. Ему нравились ее хрупкость, и острота ее ума, и смуглое сияние личика, и блеск в глазах, который неизменно предварял чудеснейшую улыбку. Словом, таких — одна на миллион. На два. Нет, на три.
Освободившись от пакетов, Тони, от полноты чувств, заговорил с Мичем. Призрак или не призрак, а побеседовать можно.
— Как тут дела? — спросил он.
— Все хорошо, сэр. Тихо, спокойно. Подстриг одного джентльмена.
— Прекрасно.
— Не хотел ни шампуня, ни лосьона.
— Ай-яй-яй!
Мич улыбнулся отеческой улыбкой.
— Не огорчайтесь, сэр. Я знаю по опыту, что в субботу клиенты приходят под вечер.
— Под вечер?
— Да, сэр. К слову сказать, недавно вас спрашивал мистер Чок-Маршалл.
— Вот как? Значит, они в городе. Просил что-нибудь передать?
— Да, сэр. Что он еще вернется.
— Это хорошо. А теперь повесьте-ка снаружи «Закрыто». Мич не пошатнулся, но был к этому близок.
— Вы закрываете салон, сэр? — едва проговорил он.
— Да.
— В час? В субботу?
Тони разворачивал свертки. В них оказались сандвичи, два бокала и украшенная золотой фольгой бутылка того мрачного вида, который бывает у шампанского, если его купишь в кабачке.
— Наверное, очень плохое, — заметил он. — Но что поделаешь?
— Э-э, сэр, — сказал вежливый Мич.
— Или, другими словами, — продолжил Тони, — что тут попишешь?
— М-дэ, сэр, — отвечал на всякий случай растерянный Мич. Тони развернул свои доводы:
— Я молод, Мич. Солнце сияет. Я пригласил закусить даму. Значит, меня нельзя отвлекать. Значит, надо закрыть салон. Что нам богатство, Мич, за которым так гонятся? Важно ли, что мы пожертвуем какими-то стрижками?
— В субботу, сэр, обычно бреются.
— Что ж, каким-то бритьем. Кровь моя кипит, Мич, я собираюсь пировать, даже если все дело лопнет.
Мич вздохнул.
— Как вам угодно, сэр. Вы хозяин.
— Вот именно.
— Простите, сэр, есть у вас хозяйское чутье?
— Как не быть!
— Еще раз простите, сэр, вы человек загадочный. Мистер Чок-Маршалл — истинный джентльмен, а он говорит так, как будто давно вас знает.