К началу войны он был уже совсем не тем робким молодым человеком, который после кончины отца явно страшился престола, ища поддержки у друзей, родни и невесты, по-человечески еще мало знакомой ему девушки. Ведь влечение страсти и пылкая влюбленность туманят разум идеалом, но никак не заменяют прожитых вместе лет, пройденных дорог и выстраданных бед...
Чем выше возносишься, тем больнее падать. Когда "хозяин земли Русской" внезапно осознал, какая мрачная бездна разверзлась впереди, во многом благодаря его собственной гордыне, Николая обуял ужас куда больший, чем тогда, в Ливадии у гроба почившего Государя-отца.
Проводя в поисках выхода ночи в молитвах и смятенных думах, самодержец то цеплялся за мысль о новой деспотии, то готовился искупить свои ошибки отречением и монашеством. Но, в итоге, свыкся, наконец, с неизбежностью упорной и кропотливой работы на пути, предложенном ему Вадиком и его друзьями. Тугодумом Николай не был. А если отринуть мистику, то разум так же был за то, что предложенный иновремянами путь выживания и России, и его семьи, был вполне реализуем. Теоретически.
Их логика, их знания беспощадно убеждали, что трехвековой догмат о незыблемости самодержавных порядков, рассыпается как карточный домик из-за невозможности промышленного подъема державы при малограмотном народе. Без роста образованного городского люда, двигать вперед страну немыслимо, а правление грамотными людьми по лекалам средневековья, - путь революций и бунтов. Из эволюционного тупика выход один: власть, по форме и методам соответствующая состоянию общества.
С огромным трудом примирившись с необходимостью "революции сверху", Николай вполне осознавал, какое бешеное сопротивление ему предстоит преодолеть со стороны российских элит: Двора, дворянства служилого и поместного, собственного семейства. И в первую очередь, со стороны многочисленных дядюшек.
Отдельная песня - Сенат. А еще Победоносцев, Синод и прочие церковные иерархи. С кем-то он предполагал управиться быстро, но кто-то вполне может встать и на путь составления заговоров с покушением на цареубийство. И не в 18-м году, а гораздо раньше. Но серьезное преимущество - фора первого хода - было у него.
***
Дик внезапно вырвался из снежной пелены откуда-то сбоку. Он мчался на Николая неотвратимо как торпеда, от которой кораблю уже не увернуться, и всем на мостике остается только отрешенно следить за тем, как ее стремительный, пенный след приближается к борту.
"Все. Быть мне сейчас в сугробе. Подловил-таки, хитрый волчище, - пронеслось в голове Николая, - Ух, а ты откуда, шельма!" Каська темной молнией взвилась из-за ближайшего белого бархана, сшибла на лету Дика, уводя в сторону от хозяина. И тут же псы с притворным рычанием и клацаньем, играя, укатились куда-то в снежную пыль...
"Да... А вот японскую мину от "Николая" в Токийском заливе никто не отвел... Сколько жизней потеряно! И это в самый последний день войны. Какое горе! И какое же счастье, что все это кровавое безумие на Дальнем Востоке наконец-то закончилось. Но сколь многозначительным стало это грозное предупреждение о том, что прав Руднев был в выводах своей записки: в будущем роль подводных миноносцев возрастет не просто многократно, но и приведет к революции во всем военно-морском деле...
Только бы наши на обратном пути во Владивосток никого не растеряли. Алексеев доложил, что там у них сейчас штормит преизрядно.
И, пожалуй, телеграмму в Потсдам нужно будет послать еще сегодня. Как обещал. Так что, пора нам готовиться к приему гостей. Вильгельм собирался чем-то удивить. Только я, наверное, знаю чем, - Николай улыбнулся, вспоминая доклад Фредерикса об очевидном сердечном влечении некой юной особы к отважному Принцу на белом коне, поражающему толпы азиатских варваров... из германского Маузера.
Вот она вам во всей красе - оборотная сторона нашей с Банщиковым затеи с фото- и кинорепортажами из Маньчжурии и с Квантуна. Благодаря которым, весь мир смаковал отъезд Михаила на передовую из артурского госпиталя вопреки охам-ахам Стесселя и эскулапов. Похоже, что доскачется братец. Ох, доскачется! Но, судя по всему, Мишкин и сам не против.
Худого в этом ничего не вижу. С немцами у нас пока все складывается правильно. Главное, чтобы мамА раньше времени не прознала. Вильгельм, слава Богу, умудряется о наших общих делах крепко держать язык за зубами. Понимает, сколь высоко подняты ставки. А как он вытаращивал на меня свои гневные глазищи тогда, у Готланда! Когда я ему про "эпическую битву с сарматами" напомнил, о которой он распинался в Мариенбурге перед толстобрюхими братьями-меченосцами.
Так, поди, и не дознался до сих пор, кто об этих его пассажах проболтался. На графа Остен-Сакена думает, естественно. Но наш старик посол мне его как раз и не выдал, а в том, что тогда, в августе, у Готланда все без сучка, без задоринки прошло, огромная его заслуга была. Ну, и Михаила, конечно. Да и Дубасов, надо отдать должное бывалому морскому волку, тоже был великолепен..."
И вновь нахлынули воспоминания. Летняя Балтика, могучие корабли, трепещущие на ветру флаги и ленточки бескозырок. Дымные шапки и грохот салютов. Вильгельм в русской адмиральской форме, идущий вдоль строя наших моряков...
Глава 1. Балтийский ветер.
- Кстати, а что мы будем здесь пить? Я бы сейчас от твоего Шустовского совсем не отказался, да и от дичинки какой-нибудь. Уж про это-то Бухвостов с Гейденом, как моряки, обязаны были догадаться и подготовить нам приличный стол. Да и этот... твой новый "военно-морской секретарь", он, что, только бумажки у тебя на письменном столе перекладывает? Или и карандаши иногда точит?
На мой взгляд, для фигуры, типа моего секретаря военно-морского Кабинета, этот Банд... Банщиков явно молод и совсем не опытен. Это минимум контр-адмиральский уровень. Нет, я понимаю, - может он и в самом деле храбрец, и все такое прочее. Но не поспешил ли ты допускать до столь важных дел человека случайного, со стороны?
- Во-первых, это Я им велел, Вилли, пока не подавать спиртное.
- Не велел?.. Ты!? Как это? Почему? Или я не у тебя в гостях? - на лице Вильгельма явственно читалось разочарование мальчишки, для которого вдруг неожиданно отодвинулась перспектива ужина с любимым тортом или возможность без помех проверить, что запрятано внутри у новой игрушки, - Тогда я сейчас сам им прикажу!
- Не беспокойся, если тебя продуло на ветру, тогда, конечно, - Николай позвонил в колокольчик. Заглянувший в двери граф Гейден без слов понял, что от него требуется, и тут же вернулся с хрустальным графинчиком полным коньяка и легкими закусками, "вторым рейсом" добавив к ним чайный прибор из китайского фарфора. По салону поплыл дивный аромат свежезаваренного чая.
- Вот! Другое дело. А то - "не велел"! И ты мне так и не ответил, почему ты не взял с собой нашего Гинце? Хм, а чай-то прекрасный. Это от Твайнинга? Кстати... ты ведь заметил на "Мекленбурге" новый прибор системы управления огнем? Знаешь, почему мои Сименс с Герцем намного лучше, чем все эти хваленые железяки от Бара и Струда, а?
Вильгельм II выделялся из всех Гогенцоллернов, как удивительной легкостью мысли, так и раздражающей многих способностью молниеносно перескакивать с одного на другое. Некоторые из собеседников кайзера отмечали, что если пытаться буквально следовать за его логикой, то можно было, либо заснуть, либо прийти в бешенство от "несварения мозга". Во всей красе это его "достоинство" проявлялось и в общении с Николаем, троюродным племянником и шестиюродным братом, которого Вильгельм искренне считал ниже себя как по росту, так и по уму. Отчего, сбивающие собеседника с мысли скачки тем и эмоций, случались у германского венценосца сплошь, да рядом.
Кроме того, возможность подавлять своего внешне более робкого младшего родича, доставляла кайзеру истинное удовольствие. Для себя он давно решил и доказал кто в их паре лидер. Николай же, хорошо изучивший характер и слабости Вильгельма, относился ко всем его выкрутасам снисходительно. Он стоически терпел их, предпочитая больше помалкивать в присутствии своего экспансивного дяди-кузена. Но так, однако, было лишь до сегодняшнего дня. На этот раз царь упорно не давал германцу не только завладеть инициативой беседы, но и уходить от намеченной им темы серьезного разговора...
- Не велел потому, что нам с тобой, дорогой дядя, предстоит поговорить тет-а-тет об очень и очень важных для Германии и России вещах. В том числе, не о самых приятных. Поэтому лучше на более-менее трезвый рассудок. Так мне представляется. Не забывай, что у тебя мы уже подняли бокалы и за встречу, и за Алике с Алексеем. А попозже у нас все будет. Не сомневайся.
Что касается Михаила Лаврентьевича. Ты просто всего не знаешь. Во всяком случае, рекомендации и отзывы о нем Алексеева, Макарова и Руднева были самыми наилучшими. Я решил поближе присмотреться к этому неординарному молодому офицеру, и считаю, что не прогадал. Думаю, когда у тебя появится возможность пообщаться с ним поближе, ты сам все поймешь и одобришь мой выбор.
Нашего же дорогого фон Гинце я оставил в Петербурге только потому, что сейчас на него направлены все бинокли и подзорные трубы представителей дипкорпуса. Как ты понимаешь, я хотел, чтобы факт моей подготовки к нашей встрече и самый момент ее, как можно дольше оставались для лишних глаз и ушей неизвестными. Как и то, о чем мы здесь рассуждаем, и о чем, возможно, договоримся. Поэтому, как видишь, и людей я с собой взял только тех, в чьем умении хранить секреты вполне уверен. А вот ты взял-таки с собой Гольмана, хотя и знаешь, что он иногда не прочь сболтнуть лишнее.
- Ники, ты возводишь напраслину на хорошего человека и отличного моряка! И ты же знаешь, что бедняга фон Зенден умудрился слечь с инфлюэнцей в середине лета. Кого мне было еще брать в подмогу Тирпицу?
- Только что-то твой Альфред не в восторге, похоже, от такой помощи. Как ты думаешь, почему в Лондоне узнали о твоих планах насчет Циндао даже ДО того, как ты написал мне первое письмо на эту тему? Гольштейн и Бюлов отпадают, Тирпиц тем паче. Остается начальник кабинета, не так ли? Извини, возможно, я и перегибаю, только если я специально просил тебя быть аккуратным в этом моменте, значит, имел веские основания.
Во-вторых, как мне кажется, ты, таки, держишь на меня обиду за то, что я так неожиданно удалил от дел господина Витте, который уже был готов к тому, чтобы мы подписали торговый договор под диктовку твоего Бюлова, И этот вопрос нам точно лучше обговорить не на хмельную голову.
А чай. Чай от Липтона. Он был у меня в Петергофе, после того, как ты его не принял во время Кильской регаты, помнишь?
- Ники, ну перестань! Какие между нами обиды? В конце концов, тебе не кажется, что мы сегодня уже проговорили достаточно много времени о всяких серьезных вещах? - Вильгельм страдальчески скривился чуть выпятив нижнюю губу и притворно тяжко вздыхая, - Честно, у меня уже просто голова кругом шла, до того момента, как Тирпиц с Дубасовым утащили нас всех на мостик.
Кстати, позволь пожать тебе руку. Я не ожидал, что новые корабли, столь недавно укомплектованные, смогут не только сносно держать строй, но даже и вполне бодро маневрировать. Твой Иессен - просто молодчина! Я, пожалуй, дам ему сегодня Красного Орла. Не возражаешь?
- Нет, дорогой мой брат. Не возражаю. Кстати, видишь: ты сам подметил главное - адмирал, его командиры и экипажи не покладая рук готовятся к боям, а вовсе не к имперским смотрам и визитам. Так что не обижай Бухвостова, пожалуйста, - Николай тихо рассмеялся, созерцая по выражению лица собеседника, что до Вильгельма дошло, как его только что мастерски поймали на слове, и поспешил подсластить пилюлю: - От души благодарю тебя за внимание к моим морякам, и можешь не сомневаться, твои адмиралы и офицеры будут также мною отмечены, их выучка великолепна. И, конечно, будут награждены все те, кто контролирует производство новой взрывчатки, снарядов и радиостанций для нас.
А твои офицеры, организовавшие и осуществившие перевод землечерпалки из Циндао в Порт-Артур, получат Ордена Святого Георгия или Владимира, поскольку это была практически боевая операция. В том числе, конечно, и твой агент при штабе Макарова, сразу поддержавший эту идею. Чтобы не тянуть, я передам их с твоими наблюдателями, которые будут назначены на мои эскадры.
- Ха! Вот уж мне боевая операция! Хотя, возможно, ты и прав, ведь от япошек всего можно было ожидать. Да. Ты определенно прав! А каков сюрпризец для Того вышел, загляденье! Ведь уже в октябре, когда начнутся туманы и длинные ночи, вся твоя эскадра будет способна стоять в закрытой бухте. Это Макаров здорово придумал. Молодчина! Не зря Тирпиц так хорошо о нем отзывается.
Кстати, он сразу согласился на это, как только получил шифротелеграмму от графа Гингельгеймба. Мы в Циндао пока перебьемся. Тебе она сейчас нужнее. Между прочим, учти: юный граф весьма рисковал, отбив свою депешу из Артура прямо в Берлин, через головы трех начальников. И Мюллеру даже копию не отправил! Я поначалу собирался его примерно наказать. Но Альфред стеной стал за своего тезку, заявив, что фрегаттен-капитан верно истолковал свой союзнический долг, а в кают-компаниях не одобрят решений из эпохи шпицрутенов и линьков Старика Фрица. Так что: хорошо все, что хорошо кончается! Ты же знаешь - я отходчив.