На самом деле они продали вино гораздо дешевле на мысе Тенар, но Тенар был куда ближе к Хиосу. И вообще, тарентцам совершенно необязательно знать такие вещи.
Вошли две флейтистки: одна с простой флейтой, другая — с двойной. Обе в коротких туниках из тонкого прозрачного льна. Не успели они начать играть, как Менедем окликнул их: — Радуйтесь, девушки! Кто ваш хозяин? Может, ему будет интересно узнать, что я привез на продажу косский шелк — такой прозрачный, что мужчины будут гадать, надето ли на вас хоть что-нибудь? В таком одеянии вы и сами, наверное, заработаете больше.
— Мы принадлежим человеку по имени Ламахий, господин, — ответила девушка с двойной флейтой. — Ты можешь найти его дом недалеко от храма Посейдона. — Она вздохнула. — Мне бы хотелось носить шелк.
— Спасибо, милая! — Менедем послал ей воздушный поцелуй. — Ты бы хорошо выглядела в шелках!
Девушка ослепительно улыбнулась ему.
Менедем тоже улыбнулся в ответ, хотя она и показалась ему не слишком хорошенькой. В любом случае он предпочитал тех, кому действительно нравился. Полная желания рабыня куда лучше той, которая лишь выполняет свои обязанности.
Соклей заметил:
— Не знаю, как у тебя это получается, братец, но получается всегда. Она уже готова есть у тебя с руки.
— Это нетрудно, — ответил Менедем. — Ты и сам бы смог, если бы захотел.
— Мне кажется, она не такая уж красавица, — сказал Соклей.
Менедем ожидал от него именно этой реплики. Его двоюродный брат, казалось, почти всегда находил причину, чтобы уклониться от приятного времяпрепровождения.
— Обнесите гостей вином снова! — велел Кратий рабам Гилиппа.
Наверняка симпосий вскоре перейдет в пьянку. Симпосиарх помахал флейтисткам.
— И давайте послушаем музыку.
Девушки поднесли флейты к губам и начали в заунывной лидийской манере играть любовную песню. Этой мелодии Менедем не знал, но пара гостей начала подпевать.
Он наклонился к хозяину.
— Это местная песня?
Гилипп покачал головой.
— По-моему, она пришла к нам из Регия — города, что лежит на италийском берегу прямо напротив Сицилии. Но в последнее время эта песня стала очень популярна также и в Великой Элладе.
— Странно, что я ее пропустил, ведь я был в этих краях прошлым летом, — пожал плечами Менедем.
— Бывает!
Пока две флейтистки играли, в андрон вошел красивый молодой жонглер. Он был абсолютно нагим, его натертое маслом тело поблескивало в свете факелов.
Глаза Гилиппа и некоторых других гостей жадно следовали за парнем, пока тот удерживал в воздухе поток шаров, ножей и чаш.
Менедем повернулся к Соклею.
— А он отнюдь не плох. Не хотел бы ты поиграть с его причиндалами?
Его двоюродный брат, как раз прихлебывавший вино, возмущенно фыркнул, негодующе что-то забормотал — и вообще, судя по его виду, чуть не захлебнулся до смерти.
Менедем засмеялся и протянул рабу свою чашу, чтобы показать, что она пуста. Раб поспешил наполнить ее вновь.
Пока жонглер двигался от стола к столу, Кратий встал с кушетки и подошел к Гилиппу.
— Что дальше? — спросил он. — У тебя небось во внутреннем дворе ждут танцовщицы?
— Конечно, — ответил Гилипп. — Две девушки родом из страны кельтов по ту сторону Альп. Ты готов? Тогда они войдут.
— Наверное, уже пора, — решил Кратий. — Люди хмелеют, и нет ничего лучше пары голых девиц, чтобы всех оживить.
Он поговорил с рабом Гилиппа, и тот, подойдя к двери, крикнул что-то в царившую снаружи темноту.
Гости захлопали в ладоши и приветствовали танцовщиц громкими криками — грациозные, как пантеры, девушки прыгнули в андрон и начали кувыркаться. Менедем присоединился к аплодисментам, но больше из вежливости. Танцовщицы были хорошо сложены, но почти мертвенно-бледны, с волосами цвета яркой бронзы — совершенно не в его вкусе. К тому же обе оказались на несколько пальцев выше его.
Менедем отхлебнул вина и наклонился к Соклею.
— Не знаю, как ты, братец, но я бы не хотел лечь с женщиной, которая выглядит так, будто способна меня поколотить.
Соклей не ответил.
Посмотрев на двоюродного брата, Менедем усомнился, слышал ли тот вообще, что он сказал. Соклей глядел на двух рыжеволосых танцовщиц так, словно никогда раньше в жизни не видел голых женщин, и на лице его читалось нечто среднее между благоговейным восхищением и неприкрытым вожделением.
— Ну разве они не красавицы? — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе.
— На мой взгляд, миловидные девушки, — дипломатично ответил Менедем.
И тут Соклей обратил наконец на него внимание, посмотрев на двоюродного брата так, будто никогда еще не слышал столь идиотского высказывания.
Менедем похлопал его по плечу.
— О вкусах не спорят. Некоторые мужчины и вовсе предпочитают гоняться за мальчиками. Одни любят худых женщин, другие — полных. Если хочешь попытаться приручить парочку диких кельток — давай. Во всяком случае, ты их выше.
— Они… такие необычные, — выдохнул Соклей.
Менедем пожал плечами. Насколько он мог судить, гораздо необычнее был интерес, проявленный Соклеем к женщинам на симпосии. Как правило, его братец не желал иметь с ними ничего общего.
— Наслаждайся, — сказал ему Менедем. — Они ведь для того и предназначены.
Он допил вино, поставил килик и встал.
Андрон, казалось, слегка качнулся, когда Менедем поднялся на ноги. Ариосское вино было слишком крепким, чтобы с него начинать, и, разбавленное водой один к одному, все еще оставалось очень крепким.
Менедем кивнул Гилиппу и вышел во двор, чтобы облегчиться.
Однако яркие факелы освещали только мужскую комнату, их свет не проникал за порог. Менедем помедлил мгновение, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте, потом подошел к дальней стене и задрал тунику.
За его спиной обрывки песен под аккомпанемент флейтисток становились все более пронзительными. Потом хор мужских голосов издал громкий непристойный приветственный крик. Менедем знал, что это значит: по крайней мере одна из девушек начала доставлять удовольствие кому-то из мужчин. Он надеялся, что она выбрала его двоюродного брата. Соклей заслуживал того, чтобы повеселиться больше обычного.
Когда Менедем повернулся, чтобы зашагать обратно в андрон, всего в нескольких локтях от него удивленно ахнула женщина.
— Кто ты? — спросила она. — Что ты тут делаешь?
Незнакомка, должно быть, не заметила Менедема в темноте, пока он не двинулся с места. И он тоже ее не увидел.
— Я — Менедем, сын Филодема, один из гостей Гилиппа, — ответил он. — А ты кто, дорогая?
— Меня зовут Филлис, — ответила незнакомка. — Я спустилась из женской комнаты, чтобы немного подышать свежим воздухом, потому что наверху так душно и тесно и мне не давал спать шум симпосия. Я никак не ожидала, что тут кто-то есть и что меня заметят.
— Мне пришлось избавиться от вина, которое я выпил. — Менедем попытался разглядеть женщину, но ему не повезло — было слишком темно. Но она точно была ниже его ростом и, судя по голосу, совсем молодая.
— Как насчет того, чтобы по-быстрому развлечься, милая? Хочешь наклониться вперед и прислониться к стене?
Филлис тихо рассмеялась.
— Ты не теряешь времени зря, верно? — спросила она и захихикала снова. — Почему бы и нет? Иди сюда, где потемнее, — да поторопись!
— Я бы последовал за тобой куда угодно, — галантно ответил Менедем.
Филлис повела его в темный угол и наклонилась вперед. Менедем встал сзади и задрал ее хитон, потом вздернул свой. Он вошел в нее сзади, его руки стиснули ее зад. Женщина издала негромкий мяукающий вскрик удовольствия, Это обеспокоило бы Менедема, если бы в андроне не было так шумно — и если бы мгновением позже он не кончил сам.
Филлис быстро оправила одежду.
— Я должна вернуться наверх, — сказала она. — Ты был очень милым.
— Позволь дать тебе полдрахмы, — проговорил Менедем.
Женщина оглянулась на него через плечо, торопясь к лестнице.
— Ты принял меня за одну из домашних рабынь?
Ее смех был еле слышен, но полон веселья. Тряхнув головой, Филлис пояснила:
— Я жена Гилиппа, — после чего поспешила вверх по ступенькам и исчезла.
Менедем уставился ей вслед с открытым ртом, как будто женщина ударила его камнем по голове.
— Боги, — пробормотал он, — и как я только умудряюсь влипать в подобные переделки?
Но ответ на этот вопрос был слишком очевиден… И овладеть Филлис было ужасно приятно. Поэтому Менедем тоже засмеялся, хотя ему было бы вовсе не до смеха, если бы хозяин дома обо всем узнал.
Когда он небрежной походкой вернулся в андрон, Гилипп спросил:
— Что это ты делал там так долго? Дурачился с одной из рабынь?
— Ты угадал, — скромно ответил Менедем.
Не мог же он начать хвастаться перед мужем, из которого только что сделал рогоносца.
Его ответ вызвал одобрительные крики с большинства лож.
Менедем покачал бедрами взад-вперед, что вызвало новую бурю криков.
— Она сказала, что в женских комнатах было слишком жарко, но я позаботился, чтобы внизу ей тоже стало жарко.
— Хитроумный Одиссей, — заметил Гилипп.
«Зато твоя Филлис далеко не Пенелопа», — подумал Менедем.
Он гадал — овладел бы он ею, если бы знал, что эта женщина — жена хозяина. Правда, особо тут размышлять было не о чем. Менедем не был философом, зато он хорошо себя знал. Он не зашел в Галикарнас, потому что в прошлый раз некий тамошний видный торговец чуть не прикончил родосца за то, что он хорошо провел время с его женой.
Раб протянул гостю новую чашу вина.
— Спасибо, — сказал Менедем. — Похоже, мне придется выпить стоя — мое ложе сейчас занято.
Соклей и рыжеволосая кельтская танцовщица оба были крупного сложения и кувыркались по ложу так, что там едва хватало места им двоим, не говоря уж о ком-то третьем. Флейтистки и жонглер занимали других гостей, в то время как вторая танцовщица, потная и несчастная, стояла, прислонившись к стене: кроме Соклея, похоже, варварша-переросток в качестве партнерши по постельным играм никого не привлекала.
К тому времени как Соклей закончил развлекаться, Менедем почти допил вино.
Его восхитила выносливость двоюродного брата. Очевидно, кельтскую танцовщицу она восхитила тоже.
— Я никада не думать найти такого мужчну среди эллины, правда, и никада раньше его не находить! — сказала она на эллинском с музыкальным акцентом.
Соклей начал заливаться румянцем, и вскоре его лицо уже запылало ярче факелов. Обычно столь здравомыслящему юноше сейчас и в голову не пришло, что танцовщица наверняка отпускала такие похвалы всем своим клиентам. Однако Менедем не собирался лишать Соклея иллюзий. Со счастливым человеком легче иметь дело, чем с мрачным.
С улицы донеслись звуки разудалого веселья. Кто-то заколотил в дверь дома Гилиппа, и когда один из рабов ее открыл, еще одна компания симпосиатов запрудила двор, а потом и андрон. Вновь пришедшие, с лентами в волосах, украшенные гирляндами, казались более молодыми, шумными и пьяными, чем гости Гилиппа. С ними пришли еще танцовщицы.
Гилиппу, который к тому времени осушил уже достаточно чаш, было на все плевать.
— Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать! — закричал он и велел рабам принести еще вина.
* * *
На следующее утро Соклей проснулся с головой, которую с радостью обменял бы на что-нибудь маленькое, бесполезное и тихое, хотя наверняка никто не пожелал бы взять его голову в ее теперешнем состоянии. Он смутно вспомнил, как, шатаясь, вслед за парой факельщиков рука об руку с Менедемом шел к дому, который они снимали, — братья хором горланили песни, пытаясь перекричать один другого, и оба поочередно в этом преуспевали.
Потом Соклей вспомнил кельтскую девушку — и головная боль тут же стала поменьше. Может, кельтская девица понравилась ему потому, что дома он спал с рыжеволосой фракийской рабыней. А может, он переспал с ними обеими потому, что его привлекали рыжеволосые женщины.
Соклей засмеялся и, встав с постели, набросил хитон. Ну просто диалог в духе Платона, хоть и повернутый непристойной стороной.
Когда Соклей вышел во двор, Менедем разбрасывал ячмень перед павлинами.
Он выглядел примерно так же, как и Соклей, но все-таки выжал из себя улыбку.
— Радуйся, — приветствовал он двоюродного брата. — Славная была ночка, а?
— Что правда, то правда, — согласился Соклей. — Мне бы не помешало выпить вина… Хорошенько разбавленного водой… Чтобы унять головную боль.
— Я уже выпил, — сказал Менедем. — Помогло… но не особенно.
— От похмелья нет радикального средства.
Соклей пошел на кухню, зачерпнул немного воды из гидрии и налил вина в чашу с водой. Сделав несколько глотков, он вернулся во двор.
— Я тут подумал… Пожалуй, пойдука я отыщу дом Ламахия, узнаю, не захочет ли он купить нашего шелка, чтобы принарядить своих девушек.
Соклей говорил нарочито небрежным тоном, но, видно, недостаточно небрежным. Менедем засмеялся, глядя на него.
— Я знаю, зачем ты хочешь туда пойти. Помимо торговли у тебя есть еще один интерес: ты надеешься снова увидеть кельтскую девицу, которую поимел у Гилиппа… А может, и еще разок с ней развлечься.
— Ну и что с того? — Соклей знал, что говорит смущенным голосом.
Истинный философ должен управлять своим вожделением, не позволяя вожделению управлять им. Но Соклею и вправду очень хотелось снова увидеть эту девушку, и он не возражал бы еще раз разделить с ней постель… Отнюдь не возражал бы.
— Да я ничуть не против, — с энтузиазмом заявил его двоюродный брат.
В отличие от Соклея, Менедем не задавался вопросом, кто управляет его поступками — он сам или его вожделение.
— Я и сам занимался этим прошлой ночью, если хочешь знать. — И он многозначительно улыбнулся.
— Чем занимался? Быстренько перепихнулся в темноте с домашней рабыней? — спросил Соклей. — С каких это пор ты стал хвастать такими вещами?
Менедем огляделся по сторонам. Увидев, что поблизости никого нет, он наклонился к брату и прошептал:
— Она была не рабыней, хотя я сперва именно так и подумал, когда предложил красотке перепихнуться. Но она оказалась женой Гилиппа.
— Женой… Гилиппа? — повторил Соклей с изумлением, которое сменилось ужасом. — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Ты — идиот! Да ведь Гилипп мог бы тебя убить, если бы поймал! Мог бы воткнуть тебе в задницу одну из своих больших редисок! Он мог бы сделать все, что угодно, тем более что ты чужестранец!
— Спасибо на добром слове. Отец прочел бы мне точно такую же лекцию, — ответил Менедем. — Я же объяснил, что не знал, кто она такая! Узнал только после того, как она подставила задницу, а я в нее воткнул. Угадай, что я собираюсь сделать теперь?
— Что? — испуганно спросил Соклей.
— Я собираюсь продать Гилиппу яйцо павлина — в возмещение ущерба за то кукушечье яйцо, которое я, возможно, подкинул в его гнездо. — И Менедем ухмыльнулся бесстыжей лисьей ухмылкой.
Тем не менее Соклей вздохнул с облегчением.
— Я боялся — ты скажешь, что хочешь снова с ней увидеться.
— Я бы не возражал, — ответил Менедем, и Соклею захотелось разбить о его голову винную чашу.
Но потом его двоюродный брат со вздохом продолжил:
— Вот только мне, наверное, уже не подвернется такого случая. Не повезло: ведь женам полагается держаться особняком. Именно поэтому так заманчиво за ними приударить, правда ведь?
— Да ничего подобного! — воскликнул Соклей так горячо, что Менедем засмеялся. — Я отправляюсь торговать шелком, — не теряя чувства собственного достоинства, заявил Соклей. — Уж будь любезен, постарайся сделать так, чтобы тебя не убили до моего возвращения.
Менедем от души расхохотался, как будто услышал веселую шутку.
Хотел бы Соклей, чтобы его слова и впрямь оказались всего лишь шуткой.
Его любимый братец сызмальства был таким: лишь только узнавал, что не может что-то заполучить, как тут же желал получить это еще сильнее — именно из-за запрета. Так что он вполне может попытаться еще раз овладеть женой Гилиппа. Соклей сплюнул в подол своей туники, чтобы отвратить беду.