— Благодарю вас за еще одно чудо, инар Рабан, — от души сказала я.
— Для вас я готов творить бесконечно, — не без пафоса ответил портной.
Я отпустила его руки, взглянула в глаза папеньки, стоявшего в молчании у стены. Он кивнул мне и протянул руку. И все пришло в движение. Близнецы ухватились за края вуали, и папеньке пришлось прикрикнуть на них, потому что их черед придет в храме Покровительницы. Горничные бережно подобрали шлейф и направились следом за мной, помогая мне спуститься до кареты, ожидавшей перед парадной лестницей.
Диар уже должен был уехать, чтобы встретить нас с папенькой у храма. Арти и агнар Наэль отправились с ним, они выступали со стороны жениха свидетелями его чистых намерений. Мой брат должен был подтвердить, что не нашел изъяна в избравшем меня мужчине. После этого папенька передаст мою руку агнару Наэлю, как знак доверия будущему зятю, и старинный приятель диара подведет меня к его сиятельству, и тогда жених сможет ввести свою невесту в храм Матери Покровительницы, где свершится свадебный обряд.
Но все это будет после, а сейчас я усаживалась в богатую белоснежную карету с золотым орнаментом, на крыше которой красовалась корона диары, созданная лучшими мастерами-ювелирами специально к этому торжеству. Прежней короны, которой украшали карету матери моего жениха, найти не смогли, она исчезла за время его отсутствия. О расследовании кражи мне ничего не было известно. Только то, что дворец дрожал от гнева его сиятельства, и это мне было легко представить.
Запряжена карета была шестеркой белоснежных коней, невероятных красавцев. Я бы непременно обошла их всех, чтобы дотронуться до совершенства, созданного самой Богиней, но на это не было времени, да и выглядело бы странно. Поэтому я безропотно забралась внутрь свадебного экипажа. Горничные устроили мою вуаль так, чтобы близнецы сразу могли подхватить шлейф. Напротив уселся старший агнар Берлуэн с младшими дочерьми, и карета тронулась.
Мы выехали на широкий тракт, который вел к городу, и я закрыла глаза, боясь смотреть в намытое окошко. Сестрицы о чем-то шептались, папенька смотрел на меня, и я чувствовала его взгляд. Открыв глаза, я взглянула на него, и родитель улыбнулся:
— Как же вы сейчас похожи на вашу маменьку, дочь моя. Как бы она сейчас могла гордиться вами. Но я верю, что агнара Берлуэн видит вас, и из ее глаз текут слезы умиления.
— Ах, папенька, — всхлипнула я и закусила губу, не позволяя себе расплакаться и приехать к храму в ужасном виде.
Родитель умиротворенно вздохнул и отвернулся к окошку. Спустя полчаса мы уже подъезжали к Кольберну. Улицы его оказались запружены народом. Я зарделась и вжалась в спинку сиденья. Зато сестрицы высунули в окно любопытные мордашки и восклицали:
— Ого!
— Ничего себе!
— Здесь собралось полмира не иначе!
— Или весь мир!
— Весь мир слишком велик, — усмехнулся папенька. — Это всего лишь горожане, которые хотят поглазеть на свою будущую диару.
— Ох, Богиня, — выдохнула я и зажмурилась.
Что-то ударилось в окошко кареты. Я вздрогнула, ожидая улюлюканья или же оскорбления, но это был всего лишь букетик простеньких цветов и поздравления. Проехав сквозь улицы, заполненные зеваками, карета выбралась на главную площадь Кольберна, где стоял Большой храм Матери Покровительницы. В это мгновение я была готова признать себя трусихой, врушкой, да кем угодно, лишь бы не покидать уютного нутра кареты, потому что и площадь была до отказа забита людьми. Их наряды были слишком добротны, чтобы принадлежать простолюдинам. Здесь собралась знать. Судорожно вздохнув, я вознесла короткую молитву Богине, и карета остановилась.
Нарядные лакеи спрыгнули с запяток, спеша открыть дверцу и опустить лестницу. После встали по обе стороны от нее и склонились в изящных низких поклонах. Первым из кареты вышел папенька. Он подал мне руку, и я, набрав в грудь побольше воздуха, нырнула на залитую солнцем и запруженную народом площадь. Камни, которыми было расшито платье, засияли в солнечных лучах, и кто-то охнул, кажется, даже восхищенно. Последними выбрались из свадебного экипажа близнецы. Они степенно шагнули на каменные плиты площади, поддерживаемые лакеями. Девочки сжимали в пальцах мой шлейф, распускавшийся все больше при каждом моем шаге.
Мой взгляд устремился к храму, на ступенях которого стояли мой жених и оба его свидетеля. В отличие от женщин, чей свадебный наряд менялся сообразно моде, мужской оставался неизменным вот уже лет двести или триста. Поэтому диар был облачен в камзол покроя, который носил еще его далекий прапрадед. Штаны были заправлены в сапоги с отворотами, с плеч широкими мягкими складками спадал плащ с вышитым на нем гербом рода Альдис, а на поясе висел обязательный меч в богатых ножнах. Голова оставалась непокрыта, это тоже было правилом. Предстать перед Матерью Покровительницей нужно было с открытыми помыслами. Наряд диара состоял из цветов его рода, по странному стечению обстоятельств, состоявших из зеленого и серебра, совсем как мое платье на моем первом и пока единственном балу. Должно быть, инар Рабан выбрал расцветку для моего наряда с умыслом, желая подчеркнуть мою близость его светлости.
Сказать, что я не могла отвести взора от своего жениха — ничего не сказать. Он был невероятно хорош в этих одеждах старого покроя. Наверное, живи он в те времена, и тогда бы стал центром всеобщего внимания. Стать, рост, широкий разворот плеч, все это, как нельзя больше, было подчеркнуто свадебным одеянием. Меня даже на мгновение кольнула в сердце ледяная иголочка ревности. Сначала причиной тому стало любопытство, на кого из нас сейчас больше смотрят собравшиеся, а после этого и от того, что на моего жениха не могли не смотреть. Он всегда был центром внимания, и сейчас должен был приковывать женские взоры. Выдохнув, я заставила себя об это не думать. В нашем браке будут иные отношения, и я не должна вести себя как глупая влюбленная девица. Это всего лишь дань восхищения мужчиной и не более.
Тем временем папенька подвел меня к ступеням храма, и я поймала взгляд диара. Он пристально следил за мной все то время, пока я шла до храма, а я порадовалась, что мое лицо сейчас скрыто, и о румянце смущения и удовольствия знаю только я.
— Что ты хочешь сказать мне, мой сын? — громко вопросил старшей агнар Берлуэна у младшего агнара Берлуэна, когда он спустился к нам.
— Я хочу сказать, отец, — ответил Арти, — что не нашел в намерениях сего достойного мужа ни лжи, ни корысти, ни срамных потребностей, а лишь чистое сердце и желание воссоединиться с моей сестрой и вашей дочерью по законам нашей Покровительницы и Матери, что дала жизнь всему сущему.
— Берешь ли ты, агнар Наэль, на себя поручительство за деяния и намерения своего друга и господина? — строго спросил папенька у Одмара Наэля. — И коли солжешь, то отвечать тебе перед Матерью всего сущего, и пусть постигнет тебя кара, если знаешь ты о тайном умысле и не сказал о нем.
— Мой друг и господин честен и не имеет тайного умысла, — ответил старшему агнару Берлуэну агнар Наэль. — Да, я не страшусь быть поручителем намерений диара Данбьергского, Аристана Альдиса.
— Вручаю тебе дочь мою, Флоретту Берлуэн, с открытым сердцем и доверием, чтобы отвел ты ее к своему другу и господину диару Данбьергскому, Аристану Альдису, и пусть свершится обряд, который объединит их перед лицом нашей Матери Покровительницы.
Агнар Наэль улыбнулся мне, незаметно подмигнул и повел по ступеням вверх, где ждал меня его сиятельство. Диар сделал шаг навстречу и замер, ожидая, когда его приятель передаст ему руку невесты. Я опасалась, что Одмар выкинет одну из своих шуточек, сейчас совершенно неуместных, однако благородный агнар не нарушил традицию и, взяв меня за запястье, произнес:
— Та ли это женщина, кого желаешь ты назвать своей женой, мой друг и господин?
— Та, — коротко ответил диар, и уже громче огласил. — Я признаю свою избранницу агнару Флоретту Берлуэн!
Затем протянул руку, и агнар Наэль накрыл ее моей ладонью. После отступил, и Аристан степенно развернулся к распахнутым дверям храма. Я подняла голову, чтобы увидеть глаза своего жениха и заметила едва заметную улыбку.
— Еще немного, драгоценная моя, — шепнул он, и мы вошли в храм.
Дальше шла следующая часть ритуала. Жених расстилал для невесты мягкий теплый подножник, показывая свою заботу о ней, на который невеста должна была опуститься на колени. Очередной символизм, связанный с культом Матери Покровительницы. В древних книгах написано, что устав от одиночества, наша Богиня зачала и выносила в своем чреве существо непохожее на нее. Когда пришло время рожать, Мать Покровительница разрешилась сыном. Она посмотрела на него и дала имя — Мужчина. Богиня растила сына в любви и нежности, но ей приходилось часто оставлять его одного, и потому однажды Мужчина заскучал.
Чтобы ему больше не было одиноко, Богиня слепила из теста фигурку — подобие себя, прикрепила к фигурке прядь своих чудесных волос, а потом вдохнула жизнь в новое создание и назвала свое подобие — Женщиной. Женщина должна была скрашивать досуг Мужчины, служить ему, развлекать и любить столь же чистой любовью, как любила сына сама Мать Покровительница. Мужчине до того понравилась Женщина, что однажды они совершили грех, и Богиня вознегодовала, обвинив Женщину в том, что ее любовь оказалась не так чиста, как любовь матери. Покровительница изгнала Женщину из мира вечной Жизни, и тогда Мужчина отправился за своей возлюбленной. Богиня наказала Мужчину и Женщину за ослушание тем, что лишила сына бессмертия, а Женщину покарала ежемесячными недомоганиями, чтобы, теряя кровь, она осознавала свою хрупкость и уязвимость. Но увидев, как хорошо вместе ее детям, Мать Покровительница подарила им то, что заменило бессмертие — возможность порождать новую жизнь. И с тех пор жизнь на земле не угасает.
В память о божественном происхождении мужчины он оставался во время свадебного обряда на ногах. Женщине же напоминали, что она была создана для мужчины, и что она виновна в потере им бессмертия. Как искупение своего греха, невеста проводила весь обряд на коленях. Поначалу женщины стояли на холодном каменном полу, обильно сдобренном мелкими камешками, но позже ввели подножник, решив проявить милосердие. И теперь его расстилание стало частью обряда, означавшей защиту и заботу.
Диар расстелил передо мной подножник, больше похожий на маленькую перину, помог встать на колени и замер рядом, накрыв рукоять меча ладонью.
— Соедините руки, — произнес священнослужитель.
Я протянула ладонь, и на ней сжались пальцы свободной руки д’агнара Альдиса. Дальше следовали ритуальные фразы и песнопения. Священник взял с алтаря ветвь Древа Жизни и коснулся ею плеча диара, после моего и вложил в наши переплетенные пальцы, благословляя на продолжение рода. Затем снова звучала молитва и в окончании ее священник спросил диара:
— Готов ли ты вести за собой эту женщину, оберегать ее и защищать от невзгод?
— Готов, — чуть севшим голосом ответил Аристан.
— Готова ли ты быть послушной женой этому мужчине? Заботится о благе его и его потомства, дабы род, идущий от самой Матери Покровительницы, не прервался?
— Готова, — ответила я, и пальцы диара сжались чуть сильней.
— Ваше единение свершилось перед лицом Матери Покровительницы, благословение получено. Отныне вы муж и жена, и пусть Древо Жизни даст всходы в вашем саду.
Супруг помог мне подняться, убрал с лица вуаль и заглянул в глаза, после провел по щеке тыльной стороной ладони и тихо сказал:
— Свершилось.
— Да, ваше сиятельство, — прошептала я.
— Простите, д’агнара Альдис, я хотел сказать — свершилось, ваше сиятельство, — он улыбнулся, и мне подумалось, что так тепло он мне еще никогда не улыбался.
— Ох, Богиня, — всхлипнула я.
Диар склонился ко мне и, как велит обычай, коснулся губами лба, делясь благословением Богини. Затем подал мне руку, и мы направились к выходу из храма. Под громогласные поздравления, осыпаемые градом цветов, мы с супругом подошли к карете, близнецы подали шлейф лакеям и отошли. Обратно я ехала одна, мои родные должны были вернуться в поместье диара в другом экипаже. Аристану подвели Грома, он легко вскочил в седло, поправил меч, кажется, не очень красиво обругав древний клинок, и карета тронулась прочь с площади. Диар гарцевал на своем жеребце, держась рядом с каретой.
Обратный путь был даже более волнительным, чем тот, что я проделала в Кольберн. Я все еще не могла поверить, что обряд и правда свершился, и я теперь диара Данбьергская, д’агнара Флоретта Альдис, и что столь ожидаемое и пугающее событие осталось позади. Нет больше бесприданницы и никому не нужной девицы Берлуэн, есть супруга диара Данбьерга… Невероятно!
В поместье нас встречала вся прислуга. Они не кричали и не забрасывали цветами. Выстроившись в две шеренги, слуги дружно склонились, как только их хозяин спешился и подошел к карете, чтобы помочь мне выйти.
— Люди приветствуют свою хозяйку, — сказал мне супруг, подводя к живому коридору.
— Ваши сиятельства, мы счастливы поздравить вас, — произнес дворецкий, и склонился вместе со всеми.
Подавив ненужную неловкость, я шла рука об руку со своим мужем, ощущая тепло его ладони, и оно придавало мне уверенности и сил. А когда мы вошли во дворец, диар сорвал с себя плащ, рывком расстегнул ворот камзола и издал протяжное:
— У-уф. Наконец-то!
Он отстегнул от пояса меч, передал его подоспевшему камердинеру, и снова предложил опереться на него. Мы поднялись к моим комнатам, и супруг галантно поцеловал мне руку.
— Не мешкайте, Флоретта, я скоро вернусь за вами, — сказал он.
Горничные уже бежали следом, чтобы помочь мне избавиться от длиннющей вуали и поправить прическу. Нам с мужем предстояло встречать гостей, которые останутся с нами долгие десять дней, празднуя нашу свадьбу. Мне было сложно представить, как я все это выдержу, развлечений приготовили множество. Но отныне мой долг быть гостеприимной хозяйкой этого дома, а благодаря затее диара с моим проживанием здесь, я уже привыкла и к дворцу, и к поместью, и к людям. Так что почувствовать себя хозяйкой оказалось достаточно просто.
Когда я уже отходила от зеркала, вернулся мой муж, переодетый в белый фрак. Он удовлетворенно кивнул, увидев, что я уже готова. Теперь вуаль сменила корона диары. На груди д’агнара Альдиса висел медальон — знак его власти, венец супруг не надел.
— Вы очаровательны, ваше сиятельство, — произнес Аристан.
— Вы смеетесь надо мной, — грустно улыбнулась я. — Вас забавляет…
— Флоретта, что за чушь вы сейчас говорите? — искренне удивился диар. — Я всего лишь обратился к вам сообразно вашего нового титула. Сколько можно искать в моих словах подвох? Или вам теперь везде чудятся насмешки? — Однако супруг быстро смягчился. — Я понимаю, вы еще не привыкли. Идемте, нужно встретить гостей.
Мы покинули мои комнаты и направились вниз. Неловкость снедала меня. Что же это я, в самом деле? Не пора ли уже перестать дичиться и искать подвох? Кому же мне доверять, как ни собственному мужу? Я остановилась, вынудив этим остановиться и диара. Он обернулся ко мне, взглянув с удивлением и ожиданием.
— Вы правы, Аристан, — заговорила я. — Я, действительно, слишком увлеклась своими страхами. Обещаю, что с этой минуты буду уверенней в себе. Ведь вы рядом, и единственное, чего мне стоит опасаться, это то, что я могу вас расстроить…
Его сиятельство неожиданно заключил мое лицо в ладони и склонился, глядя в глаза.
— Что же вы все не о том толкуете, сиятельная диара? — спросил он, изучая взглядом мое лицо. — Бесспорно, у нас есть обязательства друг перед другом, но к чему превращать их в рутину? Давайте просто жить, привыкать друг к другу, запоминать привычки и прощать маленькие недостатки. Я не обещаю, что вам будет легко со мной, но менее всего я ожидаю от вас раболепия и желания угождать. Будьте собой и считайтесь с моими пожеланиями — этого вполне достаточно. В свою очередь, обещаю, что ваши нужды и желания не оставлю без внимания.
— Вы хотите, чтобы я оставалась трусишкой и врушкой? — с улыбкой спросила я, пряча волнение от непривычной близости своего супруга.