Он усмехнулся. Кисловато, но все–таки усмехнулся. Сплел длинные желтые пальцы, положил ногу на ногу и откинулся поудобнее в кресле.
– Недурной ход, м–р Марлоу, и я дал вам его сделать. Теперь послушайте.
Вы совершенно правильно считаете: мне нужно, чтобы все было тихо. Вполне возможно, что ваша связь с Уэйдами – случайная, нечаянная и ненамеренная.
Пусть так. Для меня семья – это ценность, хотя в наш век она почти утратила значение. Одна моя дочь вышла за напыщенного болвана из Бостона, другая несколько раз вступала в идиотские браки. В последний раз – с приятным в обхождении нищим, который позволял ей вести бесполезную и безнравственную жизнь, пока внезапно, без всякой причины, не перестал владеть собой и не убил ее. Вы не можете в это поверить из–за жестокости, с которой это было сделано. Вы не правы. Он застрелил ее из маузера, того самого, который взял с собой в Мексику. А застрелив, сделал то, что нам известно, чтобы замаскировать пулевое ранение. Признаю, это было жестоко, но вспомните, что он воевал, был тяжело ранен, много страдал и видел, как страдают другие.
Может быть, у него не было намерения убивать. Возможно, между ними произошла потасовка, так как револьвер принадлежал моей дочери. Это было небольшое, но мощное оружие, калибра 7,65 мм, модели ППК. Пуля прошла через голову насквозь и застряла в стене за занавеской. Нашли ее не сразу, а сообщать об этом публично не стали вовсе. Теперь рассмотрим ситуацию. – Он прервался и поглядел на меня в упор. – Вам крайне необходимо закурить?
– Простите м–р Поттер. Я вынул ее автоматически. Сила привычки. – Я во второй раз убрал сигарету на место.
– Терри только что убил жену. С довольно узкой полицейской точки зрения мотив у него был достаточный. Но он мог выставить превосходную версию – что револьвер принадлежал ей, что он пытался отнять его, но безуспешно, и что она застрелилась сама. Хороший адвокат мог построить на этом сильную защиту.
Вероятно, его бы оправдали. Если бы он тогда же мне позвонил, я бы ему помог. Но, прибегнув к зверству, чтобы скрыть след выстрела, он закрыл себе этот путь. Ему пришлось бежать, и даже это он сделал неумело.
– Согласен, м–р Поттер. Но ведь сперва он позвонил вам в Пасадену, верно? Он мне об этом сказал. Высокий человек кивнул.
– Я сказал, чтобы он скрылся, а я посмотрю, что еще можно сделать. Я не хотел знать, где он находится. Поставил это условием. Я не мог прикрывать преступника.
– Звучит недурно, м–р Поттер.
– Кажется, я уловил саркастическую ноту? Впрочем, неважно. Когда я узнал подробности, делать уже было нечего. Я не мог допустить такого судебного процесса, в который превратилось бы слушание этого дела.
Откровенно говоря, я был очень рад, когда узнал, что он застрелился в Мексике и оставил признание.
– Еще бы, м–р Поттер. Он насупился.
– Осторожнее, молодой человек. Я не люблю иронии. Теперь вам понятно, что я не могу допустить никаких дальнейших расследований? Понятно, почему я употребил свое влияние, чтобы официальное расследование прошло как можно скорее и было как можно менее гласным?
– Конечно. Если вы убеждены, что он ее убил.
– Разумеется, он ее убил. С какой целью – вопрос другой. Теперь это уже не важно. Я не люблю быть на виду и не намереваюсь менять свои привычки. Я всегда предпринимал большие усилия, чтобы избежать гласности и рекламы. У меня есть влияние, но я им не злоупотребляю. Прокурор округа Лос–Анджелес ? честолюбивый человек, достаточно разумный, чтобы не губить свою карьеру ради минутной шумихи. Вижу у вас в глазах блеск, Марлоу. Притушите его. Мы живем в так называемом демократическом обществе, где правит большинство народа.
Прекрасный идеал, если бы его можно было осуществить на деле. Кандидатов избирает народ, но выдвигают их партийные машины, а партийным машинам, чтобы работать, нужны большие деньги. Кто–то должен их предоставить, и этот жертвователь, будь то частное лицо, финансовая группа, профсоюз и так далее, ожидает в ответ некоторых одолжений. Я и мне подобные ожидаем, что нам дадут оградить свою жизнь от постороннего вмешательства. Я владею газетами, но не люблю их. От них исходит постоянная угроза такого вмешательства. Их вечный скулеж насчет свободы печати означает, что они, за несколькими достойными исключениями, стремятся свободно торговать скандалами, преступлениями, сексом, сенсациями, ненавистью, грязными намеками, а также политической и финансовой пропагандой. Газета – это бизнес, основанный на прибылях от рекламы. Отсюда необходимость больших тиражей, а от чего зависят тиражи, вам известно.
Я встал и обошел вокруг кресла. Он следил за мной с холодным вниманием.
Я снова сел. Мне нужно было, чтобы чуть–чуть повезло. И даже не чуть–чуть, черт побери.
– О'кей, м–р Поттер, так что же дальше?
Он не слушал. Хитро погрузился в собственные мысли.
– Странная вещь – деньги, – продолжал он. – В больших количествах они обретают собственную жизнь, даже собственную совесть. Их власть становится очень трудно контролировать. Человек всегда был продажным животным. Рост населения, огромная стоимость войн, постоянное давление налогов – все это делает его еще более продажным. Средний человек устал и напуган, а усталый напуганный человек не может позволить себе роскошь иметь идеалы. Ему надо покупать еду для семьи. В наше время наблюдается катастрофический упадок личной и общественной морали. Как можно иметь людей высокого качества, если их жизнь основана на отсутствии качества? Качество несовместимо с массовым производством. Оно не нужно, потому что слишком долговечно. Вместо качества жизни предлагают стиль жизни – коммерческий обман, направленный на искусственное устаревание вещей. Массовое производство не могло бы каждый год продавать свои товары, если бы не заставляло то, что куплено в этом году, выходить из моды. У нас самые сверкающие кухни и самые белоснежные ванные в мире. Но в прелестной сверкающей кухне средняя американская домохозяйка не может приготовить еду, которая была бы не съедобна, а прелестная белоснежная ванная – прежде всего, склад дезодорантов, слабительных, снотворного и продуктов того жульнического бизнеса, который именуется косметической индустрией. Мы выпускаем самую прекрасную упаковку в мире, м–р Марлоу. То, что внутри – в основном отбросы.
Он вынул большой белый платок и коснулся им висков. Я сидел, разинув рот, размышляя, что же внутри у него самого. Он ненавидел все вокруг.
– Жарковато здесь для меня, – сказал он. – Я привык к более прохладному климату. Похож на передовицу, которая забыла, о чем в ней идет речь.
– Я понял, о чем речь, м–р Поттер. Вам не нравится то, что происходит в мире, и вы используете свою власть, чтобы отгородить себе уголок и жить в нем по возможности так, как жили, по вашим воспоминаниям, люди пятьдесят лет назад, до эры массового производства. У вас сто миллионов долларов, и все, что вы себе на них купили – это раздражение.
Он растянул платок за два конца, потом скомкал и запихал в карман.
– И что же? – отрывисто спросил он.
– Вот и все, больше ничего. Вам все равно, кто убил вашу дочь, м–р Поттер. Вы давно списали ее со счетов как негодный товар. Даже если Терри Леннокс ее не убивал, а настоящий убийца гуляет на воле, вам все равно. Вы не хотите, чтобы его поймали, потому что снова начнется скандал, будет суд, защита взорвет ваше уединение, и оно разлетится выше Эмпайр Стейт Билдинга.
Если, конечно, убийца не будет так любезен и не покончит с собой до суда.
Желательно на Таити, или в Гватемале, или посреди пустыни Сахара. Где–нибудь подальше, чтобы округ пожалел денег и не послал кого–нибудь проверить, что произошло.
Он внезапно улыбнулся, широкой грубоватой улыбкой, в которой было даже некоторое дружелюбие.
– Чего вы хотите от меня, Марлоу?
– Если это значит – сколько денег, то ничего. Я сюда не напрашивался.
Меня привезли. Я сказал правду о том, как познакомился с Роджером Уэйдом. Но он все–таки знал вашу дочь, и за ним все–таки числится агрессивность, хотя я ее не замечал. Вчера ночью он пытался застрелиться. Ему что–то не дает покоя. У него здоровенный комплекс вины. Если бы я искал, кого заподозрить, он вполне подошел бы. Я понимаю, что он всего–навсего один из многих, но других я не знаю.
Он встал. Огромный, как гора. И неласковый. Он подошел и остановился передо мной.
– Всего один телефонный звонок, м–р Марлоу, и вы лишитесь лицензии. Не идите против меня. Я этого не потерплю.
– Два телефонных звонка, и я окажусь в канаве, да еще затылка у меня будет не хватать. Он резко рассмеялся.
– Это не мои методы. Вероятно, при вашей причудливой профессии это, естественно, приходит в голову. Я уделил вам слишком много времени. Позвоню дворецкому, он вас проводит.
– Этого не требуется, – сказал я и тоже встал. – Я пришел, мне объяснили.
Спасибо за прием. Он протянул руку.
– Благодарю, что пришли. По–моему, вы довольно честный парень. Не лезьте в герои, молодой человек. От этого никакой прибыли.
Я ответил на рукопожатие. Зажал он мне руку, словно гаечным ключом.
Теперь он улыбался благосклонно. Он был Мистер Главный, победитель, все под контролем.
– Может быть, я как–нибудь обращусь к вам по делу, – сообщил он. – И не думайте, что я покупаю политиков или полицейских. Мне этого не приходится делать. До свидания, м–р Марлоу. Еще раз спасибо, что пришли.
Он стоял и смотрел, как я выхожу из комнаты. Едва я дотронулся до парадной двери, откуда–то из тени выскочила Линда Лоринг.
– Ну? – спокойно осведомилась она. – Как вы поладили с отцом?
– Прекрасно. Он объяснил мне про цивилизацию. То есть, как она выглядит с его точки зрения. Он еще даст ей посуществовать. Только пусть будет осторожна и не нарушает его личную жизнь. Иначе он, пожалуй, позвонит Господу Богу и отменит заказ.
– Вы безнадежны, – заявила она.
– Я? Это я безнадежен? Дорогая дама, присмотритесь к своему старику. По сравнению с ним я голубоглазый младенец с новенькой погремушкой.
Я вышел, Эймос ждал меня в «кадиллаке». Он отвез меня обратно в Голливуд. Я предложил ему доллар, но он не взял, Я предложил ему в подарок сборник стихов Т. С. Элиота. Он сказал, что у него уже есть.
Глава 33
Прошла неделя, а от Уэйдов не было никаких известий. Погода была жаркая и липкая, едкая пелена смога расползалась на запад до самого Беверли Хиллз.
С высоты холма Мулхоллэнд было видно, как она окутала город, словно болотный туман. Попав в смог, вы ощущали его вкус и запах, и от него щипало глаза.
Все кругом ходили злые. В Пасадене, куда укрылись привередливые миллионеры после того, как Беверли Хиллз был осквернен нашествием киношников, отцы города вопили от ярости. Смог был виноват во всем. Если канарейка отказывалась петь, разносчик молока опаздывал, болонку кусали блохи, а у старика в крахмальном воротничке случался сердечный приступ по дороге в церковь, все это было из–за смога. Там, где я жил, обычно ясно было ранним утром и почти всегда по вечерам. Иногда и целый день выдавался ясный, никто не понимал почему.
Именно в такой день – это оказался четверг – мне позвонил Роджер Уэйд.
– Как поживаете? Это Уэйд. – Голос у него был хороший.
– Прекрасно. А вы?
– Трезв как будто. Вкалываю в поте лица. Нам бы надо поговорить. И, по–моему, я вам должен деньги.
– Ошибаетесь.
– Ладно, как насчет ленча сегодня? Вы бы не выбрались к нам после двенадцати?
– Это можно. Как там Кэнди?
– Кэнди? – Он вроде как удивился. Видно, в ту ночь вырубился напрочь.?
Ах, да, он тогда ночью помогал вам уложить меня в постель.
– Именно. Заботливый паренек – когда захочет. А как м–с Уэйд?
– Тоже прекрасно. Поехала сегодня в город за покупками.
Мы повесили трубки, я посидел и покачался на своем вращающемся кресле.
Надо было мне спросить, как продвигается книга. А может быть, им чертовски надоели эти вопросы.
Через некоторое время мне опять позвонили, незнакомый голос.
– Это Рой Аштерфелт. Джордж Питерс сказал, чтобы я вам позвонил, Марлоу.
– А, да, спасибо. Вы тот парень, который был знаком с Терри Ленноксом в Нью–Йорке. Когда он называл себя Марстоном.
– Верно. Закладывал он тогда прилично. Но это тот самый, точно. Его ни с кем не спутаешь. Здесь я однажды видел его в ресторане Чейзена с женой. Я был с клиентом. Клиент знал их. К сожалению, имени клиента назвать не могу.
– Понимаю. Сейчас, наверно, это уже неважно. Как звали Марстона по имени?
– Погодите минутку, почешу в затылке. Ara, Фрэнк. Фрэнк Марстон. И вот еще что, если вас это интересует. На нем был значок британской армии. Знаете — «подстреленная утка» в их варианте.
– Понятно. И что с ним дальше стало?
– Не знаю. Я уехал на Запад. В следующий раз увидел его уже здесь, он женился на этой взбалмошной дочке Харлана Поттера. Но дальше вы знаете сами.
– Их обоих уже нет в живых. Но спасибо, что рассказали.
– Не за что. Рад помочь. Это вам что–нибудь дает?
– Абсолютно ничего, – сказал я, бесстыдно солгав. – Я никогда не расспрашивал про его жизнь. Однажды он сказал, что вырос в приюте. А ошибиться вы никак не могли?
– Эти седые волосы, лицо в шрамах – ну уж нет, братец. Я, конечно, могу забыть лицо, но не такое.
– А он вас здесь видел?
– Если видел, то ухом не повел. Я ничего другого и не ждал. Да и вообще мог меня запамятовать. В Нью–Йорке–то он всегда был налит до бровей.
Я еще раз поблагодарил, он ответил – не за что, рад был помочь, и мы повесили трубки.
Я немного поразмышлял под немузыкальное сопровождение уличного движения за окном. Шум был слишком сильный. Летом в жаркую погоду все звучит слишком громко. Я встал, закрыл окно и позвонил сержанту Грину из отдела по расследованию убийств. Он проявил любезность, оказавшись на месте.
– Слушайте, – сказал я, покончив с формальностями, – я узнал кое–что насчет Терри Леннокса, и это меня удивляет. Один мой знакомый знал его в Нью–Йорке под другим именем. Вы проверяли, где он служил в войну?
– Таких, как вы, ничем не проймешь, – раздраженно заявил Грин. – Сказано вам, не высовывайтесь. Это дело закрыто, заперто, припечатано свинцом и утоплено в море. Ясно?
– На прошлой неделе я встречался с Харланом Поттером в доме его дочери, в Беспечной Долине. Хотите проверить?
– И чем вы занимались? – язвительно осведомился он. – Даже если допустить, что это правда.
– Беседовали. Он меня пригласил. Я ему нравлюсь. Кстати, он сказал что его дочь застрелили из маузера ППК, калибр 7,65. Это для вас новость?
– Дальше.
– И револьвер его собственный, приятель. Может быть, это кое–что меняет. Но не волнуйтесь. Не буду шарить по темным углам. У меня к вам дело личное. Где он получил свои ранения?
Грин молчал. Я услышал, как там у него хлопнула дверь. Потом он спокойно произнес:
– Может быть, его порезали в драке где–нибудь в Мексике.
– Бросьте, Грин, у вас же есть его отпечатки пальцев. Вы, конечно, отправили их в Вашингтон. И, конечно, получили ответ. Я всего–навсего спрашиваю, где он служил в войну.
– Кто сказал, что он вообще воевал?
– Ну, во–первых, Менди Менендес. Леннокс вроде бы спас ему жизнь и как раз тогда был ранен. Он попал в плен к немцам, и они перекроили ему лицо.
– Менендес? Вы верите этому сукину сыну? У вас с головой не в порядке.
Леннокс вообще не воевал. Ни в каком послужном списке его нет ни под каким именем. Вы довольны?
– Как прикажете, – ответил я. – Но не понимаю, с чего Менендес стал приезжать ко мне, врать с три короба и предупреждать, чтобы я не совал нос куда не надо, потому что они с Рэнди Старр из Вегаса – друзья Леннокса, и они не хотят, чтобы вокруг этого дела шла болтовня. В конце концов, Леннокса тогда уже на свете не было.
– Откуда я знаю, что в голове у бандита? – раздраженно спросил Грин.?
Может, пока Леннокс не женился на богатой и не остепенился, он был с ними в деле. Он одно время в клубе у Старра заведовал игорным залом. Там он с ней и познакомился. Улыбочка, поклон и смокинг. Следил, чтобы клиенты были довольны, и приглядывал за подставными игроками. Он с его шиком годился для такой работенки.
– Обаяния у него не отнимешь, – заметил я. – Вот в полиции это не требуется. Премного обязан, сержант. Как поживает капитан Грегориус?