Харпер понял, о чем идет речь. Он сорвал с верхней губы лорда Айвена приклеенные усы, затем бакенбарды со щек и, наконец, седой парик с головы. Потом он вынул носовой платок и стер с лица лорда Айвена остатки грима.
«Это Гарри и в то же время не Гарри», — подумала Гвинет.
Перед ней лежал красивый молодой человек, почти мальчик, с волнистыми светлыми волосами. Глаза его с печалью смотрели в темное низкое небо. Всего две минуты тому назад Гвинет собиралась сплясать джигу на его могиле. Теперь на душе у нее было пусто и холодно.
Лорд Айвен посмотрел на кого-то, стоявшего за спиной Гвинет, и сказал:
— Мы никогда не берем пленных, верно, сэр?
Гвинет обернулась и увидела высокую фигуру Ричарда Мейтленда. Он стоял молча, с непроницаемым лицом.
Она вновь обернулась к лорду Айвену. Тот уже был мертв, но его остекленевшие глаза оставались повернутыми к Мейтленду, а на губах застыла слабая улыбка.
Гвинет зябко поежилась и отвернулась.
— Пойдем домой, — сказал Джесон, обнимая Гвинет за плечи.
Глава 26
Чай был обжигающе горячим, но Гвинет не замечала этого. Перед ее мысленным взором стояла одна и та же картина — сгрудившиеся вокруг лорда Айвена люди, которые еще вчера были его друзьями и товарищами по работе, а сегодня пристрелили его, словно бешеного пса.
«Мы никогда не берем пленных, верно, сэр?»
Она поежилась, отпила еще глоток огненного чая и перевела взгляд на троих мужчин, сидевших вместе с ней за этим столом. Это были Джесон, Мейтленд и Месси. Гвинет думалось, что всех их объединяет одно — железные нервы и холодное сердце. Во всяком случае, смерть лорда Айвена, казалось, не взволновала никого из них. Просто возникла проблема, и они ее решили — быстро и по-деловому. В эти минуты Харпер вместе с остальными сотрудниками Особого отдела занимался инсценировкой смерти лорда Айвена при ис полнении служебного долга. Репутация Особого отдела всегда была для этих людей на первом месте, и ради нее они готовы были сделать героем даже последнего подлеца и предателя.
Что же касается Джесона и Гвинет, то они обязаны были забыть навсегда и имя лорда Айвена, и трагические события этой ночи.
Грум по имени Найтли умудрился пропустить почти все, что происходило в доме и вокруг него. Услышав звук пистолетного выстрела, который сделал Джесон, он попытался найти дорогу в дом. Это его голос они слышали во время сцены, разыгравшейся возле входной двери. К тому времени, когда Найтли сумел добраться до выхода, все уже было кончено, и люди полковника Мейтленда опять загнали его в дом.
С Джейксом — настоящим Джейксом, разумеется, — дело обстояло иначе. После того, как его достали из угольного погреба, с ним очень долго разговаривал сам Ричард. Позже Гвинет узнала от Джесона, что Мейтленд когда-то работал вместе с Джейксом в Испании и с тех пор доверял ему. Неизвестно, как много было известно самому Джейксу и что именно рассказал ему Мейтленд, но послание Гарри, прозвучавшее из его уст, Гвинет могла услышать своими ушами:
«Победил сильнейший».
У самой Гвинет также состоялся долгий разговор с Ричардом. Тот расспрашивал ее о Грейс, о Джонни Роуленде и о том, что им удалось обнаружить в Хэмпстеде. Мейтленд был убежден в том, что именно Джонни роуленд был тем человеком, что приходил к ней в роковую ночь, ставшую для него последней. Быть может, он хотел просить о помощи, быть может, пришел к Гвинет по какой-то другой причине — это могло проясниться только после разговора с леди Мэри. А та, как уже выяснилось, в самом деле находилась не в Лондоне, а в Роузмаунте.
Теперь стало ясно, почему Гарри с такой легкостью удавалось постоянно опережать их. Особый отдел постоянно был в курсе всех событий, и о них Гарри узнавал иногда даже раньше, чем его шеф. У самого Мейтленда первые подозрения зародились сразу же после неудавшегося покушения в Хэддоу. Именно в эти дни двое его агентов находились в разъездах — разумеется, связанных с расследованием, но при этом дававших им возможность незаметно съездить в Хэддоу и вернуться в Лондон.
Ричарду не хотелось верить, что такое возможно, но убийство Джерарда убедило его в том, что в Особом отделе есть человек, который регулярно снабжает информацией Гарри. Или сам является Гарри.
И Ричард стал внимательно следить за теми агентами, что находились тогда в разъездах, — Лэндоном и лордом Айвеном.
Сегодня вечером, после того, как выяснилось, что лорда Айвена не могут найти в доме Джерарда, Мейтленд узнал имя предателя. А узнав, поспешил в ту же минуту на Мэрилибон.
Гвинет снова поежилась. Она никак не могла свыкнуться с тем, что бездушный, жестокий убийца Гарри и лорд Айвен с его нежным, детским личиком и ангельскими глазами — один и тот же человек. Ей даже казалось, что Джесон и Мейтленд проявили к Гарри излишнюю жестокость, пристрелив его без раздумий и сожаления.
Впрочем, когда-то и она сама мечтала сплясать на его могиле.
Гвинет мечтала поскорее увидеть Марка, обнять его, услышать его голос. Она надеялась, что ее сын вырастет настоящим мужчиной — сильным и добрым. Она надеялась, что он никогда не станет похожим на лорда Айвена и избежит его судьбы. А еще ей хотелось, чтобы…
— Тебе удалось найти что-нибудь в том ящике? — прервал ее мысли голос Джесона.
Она поморгала ресницами, мучительно соображая, о каком ящике идет речь, затем вспомнила и ответил;
— Ах да, ящик. Нет, ничего. Но у меня на это и времени-то не было.
На фоне последних событий ящик леди Мэри прочно откатился для нее куда-то на задний план.
— Ричард интересуется им.
— Он наверху.
— Я схожу за ним.
Они поднялись наверх вместе. Ящик лежал на полу на том самом месте, куда он упал после того, как Гвинет запустила им в Гарри. Он был расколот, акварельные рисунки рассыпались по полу, словно колода разноцветных карт. Гвинет держала свечу, пока Джесон собирал их в стопку.
— Погоди минутку, — сказал он. — А это что такое?
На ладони у него блеснуло золотое кольцо-печатка.
Гвинет рассмотрела кольцо и заметила:
— Печать в виде розы.
— Похоже на то, — согласился Джесон.
— Но этого кольца здесь раньше не было, ведь я просматривала эти рисунки и обязательно должна была на него наткнуться, — сказала Гвинет.
Джесон отложил кольцо и принялся изучать ящик, кожаная подкладка, подклеенная с внутренней стороны крышки, слегка отошла от удара, и Джесон отодрал ее, ухватив за кончик.
— Вот он, твой портрет, — сказал он. — За подкладкой.
Портрет был нарисован прямо на дереве. Узнать ицо женщины было трудно, но Гвинет сразу же догадалась, что это портрет леди Мэри — в юности, разумеется. Было трудно оторваться от ее глаз — больших, одухотворенных, с надеждой глядящих в будущее.
— Что с тобой? — спросил Джесон, глядя на Гвинет.
— Ничего, — ответила она и сглотнула слезы.
Он ничего не сказал, лишь покачал головой и продолжил исследовать свою находку.
— А это что, Джесон?
— Записка и вырезка из газеты «Бристоль-пост». Записка датирована пятнадцатым июня 1783 года, как и вырезка, — он развернул записку и прочитал: — «Садовник нам теперь не помешает. Дело сделано. Хьюго».