— Не дерзи мне, племянница, — предупредил он с угрозой. — Достаточно мне щелкнуть пальцами, и мои люди схватят и отведут тебя в Тауэр. В моем распоряжении есть улики, которые доказывают твое участие в заговоре с целью покушения на жизнь нашего короля.
Ондайн засмеялась:
— Ох, брось, дядя! Мы же одни! Чьих это рук дело? Разве не твоих, дядя? Это ведь тебя грела мысль завладеть титулом и имуществом моего отца!
Он поднялся с кресла, налил стаканчик портвейна и подал Ондайн, глядя ей прямо в глаза с жестокой улыбкой, скривившей узкие губы.
— Ондайн, я всю жизнь подозревал, что ты не слишком умна, но под ударами судьбы ты, кажется, и вовсе перестала соображать. Дура! Если уж осталась жива, то в первую очередь тебе следовало бы постараться и дальше сохранить свою жизнь. Но ты так глупа, что вернулась. Теперь рви на себе волосы, маленькая ведьма. Все равно ты ничего не изменишь. Все ясно. Твой отец погиб за попытку убить короля. Мы, твоя семья, пребываем из-за этого в немилости. Король знает, что у меня есть документы, подтверждающие твое участие в заговоре, и знает, что я, заботливый и любящий дядя, не хочу предавать свою племянницу. Карл неравнодушен к женщинам, Ондайн. Особенно к молодым и красивым…
Он задумался. Кажется, совсем успокоившись, он налил себе еще портвейна и поднял стакан за здоровье Ондайн.
— У тебя была возможность сочетаться браком с Раулем и сделать этот дом общим, но ты отвергла моего сына. Это будет стоить тебе жизни. Ты ведь сама понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых.
Ее сердце бешено забилось. Она отпила глоток из стакана, надеясь, что огненная жидкость придаст ей смелости.
— Вы собираетесь убить меня прямо здесь, в вашем кабинете? А что скажут слуги?
Ондайн спокойно улыбнулась и прошлась вдоль стола, небрежно постукивая пальцами по счетам, которые лежали на столешнице. Затем она обратилась к Вильяму:
— Напоминаю вам, дядя, что именно я герцогиня Рочестерская.
— Да, но я твой законный опекун, пока тебе не исполнится двадцать один год. Еще два года, Ондайн! За это время ты вполне можешь оказаться в Тауэре или на плахе!
Ондайн обошла кресло, в котором сидел Вильям, и присела на край стола.
— Нет, дядя, мне совсем не хочется умирать, — сказала она с очаровательной улыбкой. — И именно поэтому я вернулась.
Вильям, сохраняя спокойствие, подошел к столу, уперся в него руками и посмотрел на племянницу с вновь пробудившимся интересом.
— Ты что, хочешь выйти замуж за Рауля? — спросил он.
— Когда-то вы предлагали мне эту сделку, не так ли? Если я выйду замуж за Рауля, улики против меня, которые вы собирались показать королю, исчезнут. Правда?
За дверью раздался какой-то шум.
— Кто там? — взорвался Вильям.
— Рауль.
Вильям что-то прошипел, подошел к двери и впустил сына, поспешно закрывая за ним. Рауль, даже не взглянув на Вильяма, бросился к Ондайн.
Он был очень похож на своего отца: высокий и подтянутый, с темными волосами и карими глазами. Его можно было бы назвать даже красивым, если бы не вороватая манера держаться и выражение жестокости в лице. Семена зла Вильяма проросли, как видно, в его сыне. Судя по всему, Рауль с удовольствием пользовался свалившимся богатством. На нем были мягчайшие кюлоты из кожи молодого оленя, рубашка, богато украшенная галунами, а рукава и накидка из роскошной парчи.
Поначалу он смотрел на Ондайн так же, как и другие, — с удивлением, как будто не веря в реальность ее присутствия. Он протянул руку и потрогал ее огненные волосы, свободно падавшие на бархатное платье. Выражение в его глазах постепенно менялось. Вместо удивления появилась похоть. Ондайн похолодела и чуть вскрикнула в ответ на его легкое прикосновение, хотя он хотел просто удостовериться, что она — живая, а не мираж.
— Ты вернулась! — сказал Рауль.
Когда-то он был ее другом и наперсником, но до того ужасного дня она даже не догадывалась, что он любой ценой хотел завладеть ею и всем ее состоянием.
— Да, она вернулась, — сердито проворчал Вильям у него из-за спины. — И кажется, ничего не боится!
Вильям уже совсем оправился от растерянности и решил не церемониться. Он обошел стол, грубо схватил Ондайн за подбородок и повернул к себе лицом, пристально глядя ей в глаза:
— Сейчас ты выглядишь гораздо роскошнее, моя дорогая, чем при нашей последней встрече. Еще раз спрашиваю: где ты была?
— Дядя, — сказала Ондайн с королевским достоинством, которое она напускала на себя, когда считала необходимым, — не прикасайтесь ко мне. Я пришла к вам по делу, и первая моя просьба — держать от меня подальше свои обагренные кровью руки.
Вильям отрывисто и зло засмеялся, но освободил ее и, казалось, даже смутился:
— Девочка, если ты выйдешь замуж за Рауля, уверяю тебя, он-то уж даст волю рукам!
Она закусила губу, чтобы не крикнуть, что скорее умрет, чем разделит постель с Раулем, на совести которого тоже смерть ее отца.
Нет, еще не пришло время для этих слов. Ондайн опустила глаза, боясь себя выдать. Она должна быть очень осторожной и сыграть свою роль.
— Дядя, пока я не его жена. И кроме того… — Она содрогнулась от презрения. — Это он будет прикасаться ко мне. Только он один. А пока я требую оставить меня в покое!
— Ты требуешь?! — возмутился Рауль, но отец прервал его и снова уперся руками в стол.
— Ты требуешь, Ондайн? — произнес он спокойно. — Но это смешно! Вернувшись сюда, ты предалась целиком в мои руки! Твоя жизнь теперь зависит только от меня, а ты все еще разговариваешь как какая-нибудь принцесса-недотрога! Это я буду требовать, Ондайн, а ты будешь плясать под мою дуду и стараться мне угодить!
Она села в кресло и посмотрела на них с самым смиренным видом, хотя внутри кипела от ненависти и презрения.
— Рауль! — сказала она дружелюбно. — Давай договоримся, что до нашей свадьбы я могу рассчитывать на твое понимание!
Он стоял от нее так близко, что вполне мог коснуться ее еще раз. Она думала об этом с замиранием сердца. Этот человек не имел ничего общего с другом ее детства. В его темных глазах кипели ненависть, жестокость, алчность и какая-то тоска. Неужели он действительно когда-то любил ее?
— Кузина, я понимаю ваши чувства, но меня они мало волнуют. Визжите и брыкайтесь, если хотите. Самое главное, моя дорогая, чтобы вы не попортили свою красоту, а я буду делать то, что захочу. Я с превеликим удовольствием займусь после свадьбы вашим воспитанием и растолкую вам, что значит быть послушной женой, чего бы мне это ни стоило, Ондайн. Будьте уверены, я даже смогу сделать из вас пылкую любовницу. Я хочу этого, Ондайн, и будем считать, что одного моего желания достаточно. Я хочу обладать вами и вашим имуществом. Последнее я получу в любом случае. А уж от вас будет зависеть, каким будет этот случай. Выбирайте: или мои объятия — или топор палача.
Ондайн встала и, сдерживая дрожь в руках, налила еще один бокал портвейна.
— Ну разумеется, я не собираюсь расставаться с жизнью, — сказала она, повернувшись спиной к ним обоим. — Давайте лучше договоримся по-хорошему.
— Что значит договоримся! — взорвался Вильям, опять багровея лицом от ярости. — Еще раз напоминаю тебе — правила здесь устанавливаю я…
— Давайте послушаем ее, отец, — примиряющим тоном сказал Рауль, подпустив, правда, в голос легкую насмешку. — Неужели вы не хотите полностью насладиться триумфом? Титул и земли рано или поздно все равно будут нашими! Даже если она не согласится стать моей женой!
«Так! — соображала Ондайн, быстро опустив глаза. — Они боятся!» Похоже, в их кознях есть слабое место, так что дяде выгоднее видеть ее живой, а не мертвой.
— Давайте послушаем ее, — повторил Рауль.
Портвейн придал Ондайн уверенности. Надеясь выиграть время, она повернулась к ним и сказала:
— Мне нужен месяц.
— Месяц? — спросил Вильям подозрительно.
— Да, один месяц. Я выйду замуж за Рауля спустя месяц, начиная с сегодняшнего дня. Рауль не будет меня домогаться, а я снова поселюсь в доме и смирюсь с мыслью о будущем.
— А почему, — спросил Вильям, — я должен давать тебе какое-то время?
— Потому что, если вы этого не сделаете, я устрою скандал в церкви. Я расскажу слугам и всем, кого только увижу, что это вы убили герцога Рочестерского. Конечно, может быть, вы и упрячете меня в Тауэр, но тихо это сделать не удастся, уверяю вас! Все слуги во дворце любили моего отца. Стоит только дать им повод, и они заподозрят вас и поднимут бунт. Подождите один только месяц, и я буду молчать. И к тому же, — она вздохнула и бросила на Рауля загадочный взгляд, — нам нужно какое-то время побыть женихом и невестой, чтобы узнать друг друга получше перед свадьбой.
Ах, как же быстро Рауль прикусил язык! Она даже пожалела его, увидев искру надежды, блеснувшую в его глазах.
— Хорошо, я согласен ждать месяц, — сказал он хрипло и шагнул к ней навстречу.
Но отец оттолкнул его и стал надвигаться на Ондайн, сверля ее полным недоверия взглядом.
— Не торопись, Рауль! Ты просто болван и ничего не понимаешь. Я хочу знать, Ондайн, где ты пропадала все это время.
Она снова вздохнула:
— Я же говорила, дядя, что не сидела на одном месте. Сначала я скиталась с бездомными в лесу. А потом… нашла работу в одном замке на севере…
— Неужели ты купила всю эту одежду на честно заработанные деньги, Ондайн? Все равно я узнаю, откуда у тебя эти наряды.
— Я купила их в Лондоне.
— А откуда взяла деньги, девочка?
Он продолжал грозно надвигаться на нее, а она пятилась, пока не села на подоконник.
— Я их выиграла, дядя, поэтому я и вернулась домой! Мне стали ненавистны грязь и постоянная нищета! Я взяла все свои сбережения и вернулась обратно в Лондон. Там я стала играть в кости. Мне повезло, я выиграла много денег и купила все эти вещи! Я так страдала от нищеты! Наконец я поняла, что, приняв предложение Рауля, смогу снова вести образ жизни, к которому привыкла, и что это лучше, чем прозябать в нищете и грязи!
Она опустила глаза, чтобы дядя не заподозрил ее во лжи.
— Я думала… если мне дадут немного времени… я привыкну к этой мысли и смогу принять предложение Рауля, чтобы вернуть свое положение. Я… мне нужно только немного времени.
— Оно твое! Мы снова подружимся!
Рауль стоял на коленях у ее ног и страстно сжимал ее руки. Она посмотрела на его длинные, тонкие, ухоженные пальцы, без единой мозоли, и вспомнила об Уорике. Его пальцы были загрубевшими от работы, коричневыми от загара…
Ей хотелось закричать. Она не могла выносить ласковое прикосновение этих мягких пальцев, когда сравнила их с другими. Она почувствовала головокружение, вспомнив, как задыхалась от страсти, лежа с Уориком в постели. Даже в ту ночь, когда он был так груб с ней, его сладостные прикосновения достигали самой глубины ее сердца. А Рауль… Рауль только мечтал о близости с ней! Но даже мысль об этом казалась Ондайн настолько отвратительной, что она чуть не упала в обморок.
Но она не могла отвергать Рауля. Сейчас пришло время играть новую роль, и играть ее блестяще.
— Ничего подобного! — сказал Вильям, возвращаясь к столу и садясь так, чтобы видеть их обоих.
Рауль упрямо поглядел на отца.
— Я хочу ее! Она стала еще красивее…
— И все-таки меня интересует, где эта красота шаталась? — отрезал Вильям. — По правде сказать, меня интересует, не была ли наша герцогиня обыкновенной шлюхой.
— Отец!
Вильям передернул плечами, не обращая внимания на выпад сына.
— Но это нетрудно проверить. Нужно просто позвать врача, чтобы перед свадьбой освидетельствовать ее хваленое целомудрие. Тебе и самому не помешает в этом убедиться, смею тебя уверить. Если она носит ребенка, то наследником будет этот ребенок. И будь я проклят, если это поместье достанется в наследство сыну потаскухи, а не моему отпрыску!
Ондайн почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, хотя ничем не выдала своего смятения. Один месяц… У нее так мало времени! Теперь ей хотелось покончить со всем этим как можно быстрее!
— Как скажете, отец! Мы сделаем все, что вы хотите, — холодно ответил Рауль. — Можем ли мы считать дело решенным? Тогда я поскачу к епископу, чтобы он огласил помолвку. Ондайн получит месяц за свое молчание, я получу титул, а вы, отец, — права на наследство и деньги! Кажется, каждый получит то, к чему стремился.
Вильям недоверчиво посмотрел на Ондайн.
— Я ей не верю, — сказал он сыну, не сводя с нее тяжелого взгляда.
— Чему здесь можно не верить? Она будет моей женой. Я выучу ее ходить по струнке, отец. Вам не придется волноваться.
— Чего бы тебе это ни стоило? — спросил Вильям, оскалившись в сторону Ондайн.
— Чего бы мне это ни стоило, сам знаешь! Вильям фыркнул:
— Тогда по рукам.
Он вышел из-за стола и подошел к Ондайн, держась на расстоянии, чтобы не задеть ее.
— Ну что ж, дело сделано, — повторил он тихо и пристально посмотрел ей в глаза. — Герцогиня, ваши вещи принесут в вашу прежнюю комнату. Но помните, дорогая племянница, я буду присматривать за вами, и в отличие от Рауля на меня не распространяются ваши чары. Через месяц вы обвенчаетесь с моим сыном и не вздумайте вставлять мне палки в колеса. Вы будете ходить по струнке, моя дорогая: И еще кое-что! Хотя я знаю, что вы лгунья, но очень надеюсь, все-таки не шлюха. Но у меня есть способы и средства это проверить. Я собираюсь разузнать, Ондайн, где вы проводили время с тех пор, как сбежали отсюда. И с кем. — Он выпрямился и бросил сыну: — Идем, Рауль. Проследи, чтобы помолвку огласили немедленно. У вас будет самое пышное венчание.
Рауль кивнул и быстро вышел из комнаты. Вильям повернулся и с сардонической усмешкой отвесил Ондайн поклон:
— Добро пожаловать домой, герцогиня!
Глава 23
Казалось, что замок Четхэмов содрогнулся от страшного стенания. Это случилось утром, когда Уорик проснулся и обнаружил исчезновение Ондайн.
Да, она действительно исчезла. В безумном отчаянии он бросился к брату и кузену. Трагедия последних дней сблизила их, и Уорик рассказал им всю правду от начала до самого конца. Он клялся, что его жестокое обращение с Ондайн было вынужденным и что так он надеялся ее спасти. Он клялся в любви к жене.
Наконец они сошлись на том, что леди Четхэм определенно скрывала какую-то тайну, но ни один из них не обратил на это должного внимания. Вдруг Уорик ударил кулаком по столу и сказал, что поедет во дворец короля, так как Карл, кажется, что-то знает. Юстин решил сопровождать брата, а Клинтон с Джеком должны будут прочесать деревенские окрестности и присоединиться к ним позже в Лондоне, как только похоронят Матильду.
Уорик и Юстин в считанные часы доскакали до Лондона, но как раз в это время король отправился в путешествие туда, откуда они только что приехали, — на север. Они остановились во дворце святого Джеймса, поскольку Букингем уверял их, что король рано или поздно окажется там.
Наконец Карл вернулся. Уорик не мог ждать ни минуты. Нетерпеливый и взволнованный, он напоминал пистолет со взведенным курком, готовый выстрелить в любую минуту. Не успел король выйти из кареты и добраться до своих покоев, как к нему без доклада ворвался Уорик, расталкивая опешивших королевских слуг и даже вступив в короткий бой с личной охраной короля.
В спешке он не поклонился Карлу и сказал:
— Мне немедленно нужно поговорить с вами, сэр! Опрометчивое поведение Уорика чуть не стоило ему жизни.
Он так свирепо смотрел на стражников, что те с полным правом могли бы его убить.
Карл выгнул дугой темную бровь.
— Слушаю, — сказал он сухо и обратился к стражникам и слугам: — Оставьте нас. Хотя лорд Четхэм, кажется, сегодня испытывает острый недостаток почтения, но все-таки я надеюсь, он не собирается покушаться на меня.
Уорик густо покраснел. Он был так возбужден, что просто ничего не замечал вокруг. Когда за последним слугой закрылись двери, он выпалил:
— Где она?
— Кто, мой дорогой?
— Моя жена. Она исчезла… Вы знаете, где она!