— Я вернусь завтра на сампане и заберу товар.
— И привезете деньги, — напомнил Роберт.
— И привезу деньги, — согласился Сэнь.
— Сорок фунтов серебра! — ликовал Петерсен. — Вот так выручка! И это еще не все. Господин Баррингтон, примите мои извинения. Вы знаете, закрадывались иногда всякие сомнения… А теперь сам вижу, какое это замечательное предприятие. Жаль, что его нельзя будет повторить.
Да уж, вне всякого сомнения, помогая Хошэню избежать заслуженного «десерта» — достойного наказания, они станут для нового режима «persona non grata».
Юнь вернулся на следующее утро, как раз когда от бригантины отваливал сампан Сэня, нагруженный мушкетами и боеприпасами.
— Какую сделку вы заключили с этим человеком? — с тревогой спросил Юнь.
— Очень удачную. Мы продали ему все запасы нашего оружия.
Юнь не отводил взгляда от удаляющегося сампана.
— Его нужно арестовать. Я съеду на берег и сообщу знаменным.
— Арестовать? Разве продажа оружия запрещена?
— Ему — запрещена, он революционер.
— Революционер? Мне казалось, я нахожусь в самой мирной и спокойной стране.
— Ни одна страна не может быть совершенно мирной и спокойной, Баррингтон. Мы — покоренный народ, как тебе известно.
— Ну да, но я полагал, что вы с этим смирились.
— Все благоразумные мужи, все истинные мужи смирились с этим. Существует закон, писал Конфуций, гласящий: если противник слишком силен, истинный муж сдается ему и ждет лучших времен. Но в моей стране много таких, кого не назовешь истинными мужьями. В этих краях, если говорить конкретно, существует общество Белого Лотоса. Слышал о нем?
Роберт кивнул.
— Это очень древнее общество. И очень вредоносное. Его члены считают, что только они являются настоящими китайцами. Ха! Они утверждают, что лишь благодаря их борьбе из Срединного Королевства четыреста лет назад были изгнаны монголы — Юаньская династия, и ее место заняла Минская династия. При Минах Белые Лотосы процветали. Но затем пришли маньчжуры и уничтожили Минов. Белые Лотосы сражались против маньчжуров и потерпели поражение. Думали, что с ними покончено. Но за последние пятьдесят лет они снова оживились — объявились к северу от реки, засели там в горах, вербуют сторонников, а при первой возможности нападают на маньчжурские отряды. Их вождя зовут Чжэн И. Сэнь — один из его подручных. Я должен поспешить.
— Но если ты это знаешь, то и властям в Ханькоу все должно быть известно. Почему же тогда они не арестовали Сэня, как только он появился в городе?
— Взяточничество и коррупция, — мрачно сказал Юнь.
Он тут же уехал, не дожидаясь, пока Роберт расскажет о случившемся Петерсену.
— Он не конфискует наши деньги? — забеспокоился капитан.
— Ну ему же известно, что мы не знали, кто такой этот Сэнь. Кроме того, в любом случае мы остаемся единственной надеждой Хошэня на спасение.
Юню не удалось заставить местного командующего знаменными войсками выступить против Сэня, и о происшедшем, казалось, быстро забыли. Роберт, Петерсен и вся команда настроились ждать. В Ханькоу жизнь протекала даже приятнее, чем на реке. Как и обещал Ван, их снабжали даровыми свежими продуктами и водой, а когда у моряков почти не осталось пригодных для продажи вещей, это никак не мешало им заводить подруг: Юнь с готовностью ссужал их пригодными для повседневных нужд так называемыми «деньгами» — бумажными купюрами малого достоинства, которые имели в округе свободное хождение.
Из развлечений они, по примеру китайцев, нередко выбирали пользующийся большой популярностью театр, хотя и не сразу разобрались, что происходит на сцене, потому что китайцы обходились без декораций, все строилось на игре воображения и китайских традициях, согласно которым каждый предмет реквизита или костюм имел строго определенное значение. Так, если мужчина держал весло, это значило, что он плывет в лодке; веер в руках отличал ученого; если актер стоял на столе, а другие бегали вокруг него, то он был невидимкой. Кроме того, лица актеров (женщин среди них не было) густо гримировались, и каждая линия и цвет отражали какую-то характерную особенность персонажа, хорошо известную зрителям.
Когда представления шли совсем уж непонятные, моряки отправлялись глазеть на публичные порки и казни, которые устраивались ежедневно, или присоединялись к зевакам, издевающимся над несчастными в канге[7], вынужденными сносить все, что забавляло смеющуюся, глумящуюся толпу. «От этого кровь стынет в жилах», — приговаривал Петерсен.
Сильнее всего их влекли игорные притоны, где матросы быстро спускали все свои «деньги».
Но вот наступила весна, и они потеряли покой, начали в открытую спрашивать, вернутся ли они вообще когда-нибудь домой. Роберт успокаивал их как мог, но и сам уже тревожился, потому что заметил: Юнь вдруг упал духом.
— В горах идут бои, — сообщил тот. — Нашего господина послали против Белых Лотосов.
— Наш господин еще и полководец?
— Ну да, он уже участвовал в походах против Белых Лотосов.
— А тем хоть бы что.
Юнь криво улыбнулся.
— Нашего господина обвиняют в том, что деньги, отпущенные на военную кампанию, он израсходовал на свои нужды и поэтому не смог уничтожить мятежников.
— Юнь, а тебе никогда не приходило в голову, что наш господин — отъявленный негодяй?
— Он — наш господин, — сердито ответил Юнь.
Роберт съехал на берег — посмотреть, как отряд местных знаменных войск выступает в поход, на соединение с армией Хошэня. Все воины были, конечно, маньчжурами — крупные, сильные парни, особенно по сравнению с китайцами. Одежда их отличалась большой пестротой, единой формы они не имели, зато вооружились отменно, пусть и не на самый современный лад — мечами и алебардами. Один взвод составляли мушкетеры. Воины маршировали под красным знаменем и являли собой великолепное зрелище.
Однако уже через три дня они вернулись, вернее немногие из них; солдаты ворвались в город с криками, что Хошэнь разбит, а мятежники лавиной устремились с гор на равнину.
— По-моему, нам надо отсюда убираться, — сказал Юнь.
— И куда же? — спросил Петерсен.
— Можно спуститься вниз по реке, чтобы нас не настигли эти бандиты.
— А как наш господин узнает, где мы?
— Мы пошлем гонца.
— Гонцу ни за что не пробиться к нему. Хошэнь знает, что мы должны находиться именно здесь. Сюда он и прибудет, если его в самом деле разбили.
— Но Белые Лотосы могут его опередить.
— Разве город не находится под защитой знаменных?
Юнь взглянул на Роберта. Неожиданная решимость капитана и удивила и обрадовала Баррингтона.
— Я думаю, капитан Петерсен прав, — сказал он. — Нам следует остаться, потому что именно здесь наш господин будет нас искать.
— Тогда пеняйте на себя, — буркнул Юнь. — За то, что продали мятежникам оружие.
Тревожные ожидания Юня начали сбываться уже на другой день, когда знаменные погрузились на сампаны и покинули город, оставив его под защитой одних зеленознаменных — нерегулярных — войск. Их численность была велика, но, как меланхолически заметил Юнь, в ряды зеленознаменных, затесалось немало сторонников Белых Лотосов, и в отсутствие правительственных солдат стойкость нерегулярных войск немногого стоила.
— Вы считаете, нам следует забыть о деньгах и позаботиться о собственной шкуре? — обратился Роберт к Петерсену. — Все знают, что мы люди Хошэня. Эти бандиты — его враги.
— Им ни за что не захватить мой корабль, — заявил Петерсен.
Тем не менее он приказал отдать швартовы и отвести «Альцесту» подальше от берега. Корабль встал на якорь посередине реки, в нескольких сотнях футов от берега. Пушки были заряжены и выдвинуты в орудийные порты; зарядили также и установили на подставках на палубе все имеющиеся в их распоряжении мушкеты.
— Если нас атакуют, мы будем с боем пробиваться вниз по реке, — объявил Петерсен команде. — А коль у них хватит мозгов удержаться от нападения… тогда посмотрим, что делать дальше.
Роберт понял, что недооценивал капитана. Ему казалось раньше, что Петерсен недостаточно решителен для их миссии; теперь же выяснилось, что шотландец настолько упрям, что готов даже поставить под угрозу жизни их всех. Неожиданно для себя он восхитился старым грубияном.
К следующему дню стало очевидно, что мятежники приближаются и что никто не собирается защищать город. На улицах замелькали значки Белых Лотосов и, наоборот, начали пропадать куда-то гарнизонные зеленые флаги. С «Альцеста» наблюдали, как массы людей в джонках и сампанах покидают город, вероятно, это были маньчжуры или поддерживающие правительство китайцы.
Первые мятежники вошли в город после полудня. Их появление сопровождалось оглушительным шумом за выходящей на берег городской стеной, визгом и криками, приветственными возгласами, взрывами фейерверков вперемешку с выстрелами. Спустя час бунтовщики показались на берегу, они глазели на бригантину, а вскоре от пристани отчалил сампан и направился к английскому кораблю.
Роберт взобрался на борт, чтобы получше рассмотреть сампан, тем временем команда за его спиной зажигала запальные фитили.
— Эй, вы, на варварском корабле! — донесся крик. — Сдавайтесь Белым Лотосам. Это приказ генерала Чжэн И.
— Мы никому не сдаемся, — крикнул в ответ Баррингтон. — А если генерал хочет поговорить с нами, пусть приезжает сам или присылает к нам своего полномочного представителя.
Сампан подошел уже совсем близко, и люди на нем внимательно разглядывали дула пушек в бортовых амбразурах бригантины.
— Если вы подойдете еще ближе, мы откроем огонь.
Сампан тут же дал задний ход.
— Мы передадим генералу ваши слова, — завопил самый бойкий на суденышке.
Петерсен и Юнь подошли к Роберту, дожидаясь, когда он слезет с борта.
— По-моему, — сказал Роберт, — как только ветер переменится на западный, нам без промедления надо уходить отсюда. Теперь уже Хошэню никак до нас не добраться.
— Видать, вы правы, хотя жуть как неохота отступать перед этими обезьянами, — согласился Петерсен.
— Ветер переменится, — пообещал Юнь.
Весь день до позднего вечера команда не отходила от орудий, слушая, как Ханькоу шумно отмечает победоносную революцию. Порою оттуда доносились поистине жуткие звуки, и можно было догадаться, что не всем маньчжурам или их китайским союзникам удалось вовремя оставить Ханькоу. К закату масса сампанов хлынула через реку к южному берегу и, судя по взрывам на западе, мятежники взяли в свои руки арсенал.
Никто на «Альцесте» не сомкнул глаз. Выше и ниже по реке безостановочно сновали суда, разноцветные фонари пpoчepчивaли тeмноту в разных направлениях. Но вот за час до рассвета ветер переменился на западный, и Петерсен с Робертом мгновенно собрали всех по тревоге.
— С первыми лучами солнца ставим паруса, — объявил капитан.
— Расстреливайте всех и вся при попытке нас остановить.
Этот час стал одним из самых долгих в жизни Роберта. Но наконец темнота посерела.
— Поднять паруса! — закричал Петерсен, самолично взявшись за штурвал. — Выбрать якорь!
Заскрипела лебедка, паруса наполнились ветром, и бригантина рванула якорную цепь. Лишь только якорь освободился, корабль ринулся вперед по излучине реки, чтобы за поворотом обнаружить перед собой баррикаду из сампанов, связанных канатами и перегораживающих фарватер.
— Нам конец! — вскрикнул Петерсен и инстинктивно крутанул штурвал; «Альцеста» начала разворачиваться, рыскнула в сторону, течение потащило ее вниз на сампаны.
Роберт отшвырнул капитана, схватил штурвал и вернул его в прежнее положение.
— Мы должны прорваться! — крикнул он.
Но было уже поздно. Бригантина потеряла скорость, ее паруса обвисли, к она лишь немного развернулась, продолжая дрейфовать в направлении суденышек, связанных между собой крепкими канатами.
— Огонь! — скомандовал Роберт, видя, что их неудержимо сносит к сампанам. Выпалили пушки правого борта, но в полумгле целиться было трудно, и ядра легли возле баррикады. Через несколько секунд затрещали деревянные борта столкнувшихся судов, и китайцы, размахивая мечами, хлынули через планшир на борт бригантины. Роберт и Петерсен, заранее, так же как и Юнь, вооружившиеся абордажными саблями, попытались было защитить ют, но нападавшие уже один за другим перелезали через корму. Утренняя тишина разорвалась визгом, криками, пистолетными и мушкетными выстрелами и взрывами неизбежных шутих. Роберт рубил направо и налево, слыша, как хрустят под ударами кости, чувствуя, как стекает по его руке кровь, со звоном скрещивались клинки, но тут его захлестнул поток людей, заполнивших всю палубу.
Он упал, саблю вырвали из рук. Несколько человек крепко схватили его за руки и подняли, задыхающегося, с трудом хватающего ртом воздух, но все-таки невредимого; он лицом к лицу увидел тех, кто взял его в плен, и их предводителя — женщину.
Какое-то мгновение он осмысливал этот факт, с изумлением глядя на длинные черные волосы, выпуклую грудь; женщина была одета так же, как ее солдаты. И тут Роберт понял, что перед ним Сао.
Глава 4 МЯТЕЖНИКИ
Роберт, щурясь, смотрел на ожившее видение. Все на Сао — штаны, просторная куртка, сапожки — было огненно-красного цвета. Пламенела перетянувшая лоб повязка, бриз раздувал выбивающиеся из-под нее черные волосы. Она пополнела, но больше всего изменилось лицо. Губы плотно сжаты, утратившие услужливое выражение глаза сверкали подобно черным уголькам. И в руке она сжимала меч, с которого капала кровь!
— Сао? — еле выговорил он и получил удар палкой по голове, снова бросивший его на колени.
— Меня зовут Чжэн И Сао. Ты будешь называть меня леди Чжэн. Кто эти люди?
Она спрашивала про Петерсена, Юня и юнгу Томми, захваченных вместе с Баррингтоном. Роберт затряс головой, пытаясь прийти в себя. Кажется, вождя бунтовщиков звали Чжэн. Неужели?..
— Мой капитан, Джошуа Петерсен… — начал он.
— Мне не нравится его лицо, — перебила Сао и подняла руку.
Два солдата, державшие Петерсена, вытащили его вперед. Третий оттянул за волосы голову. Четвертый взмахнул мечом, голова покатилась по палубе в струе крови, а солдаты отволокли обезглавленное тело капитана к борту и бросили в воду.
Все произошло так быстро, что Петерсен даже не успел осознать свою смерть.
— Ради Бога! — закричал Роберт. — Сао… — И опять удар по голове кинул его на палубу.
— А этот? — спросила Сао.
— Я Юнь Кайлу, — громко сказал китаец; если он и боялся, то страха не показывал.
— Ты предал свой народ, — объявила ему Сао и опять подняла руку.
Голова Юня, покатилась по палубе и уткнулась в колени Роберта, который пытался подняться на ноги, глядя как завороженный на свою бывшую рабыню и любовницу.
— А он? — Сао обратила свой взор на Томми. Мальчик тоже стоял на коленях, слезы ручьем бежали по его лицу.
— Наш слуга, — задыхаясь, ответил Роберт.
Сао улыбнулась.
— Он забавный. Свяжите его. Она посмотрела на шкафут, куда согнали дюжину уцелевших моряков; Роберт увидел среди пленных боцмана Армстронга, но помощника капитана Джонсона там не оказалось. — Связать их всех, — приказала Сао и снова повернулась к Роберту. — Уведите его и мальчишку.
Роберту намертво стянули руки за спиной и спихнули по трапу вниз на шкафут. Через мгновение на него рухнул Томми.
— Что с нами будет, мистер Баррингтон? — спросил кто-то из команды.
— Молитесь, — едва успел посоветовать Роберт, как его проволокли по палубе и, словно куль с зерном, бросили в сампан. Лишь чудом он не расшибся. Правда, рот был полон крови из рассеченной губы. Томми опять шлепнулся рядом с ним.
— Господь всевышний, мне страшно, мистер Баррингтон, — прошептал мальчик.