- Ладно, - сказал капитан. - Радируйте владельцу: сообщаем о поломке машины в... где мы точно находимся, первый?
Первый помощник дал радисту точные координаты места. Капитан продолжил:
- "Требуется новый масляный насос или буксир до порта. Прошу инструкций".
Кох с облегчением расслабился: своего он добился.
Сразу же пришел ответ от владельца:
"Копарелли" продан компании "Сейвил шипинг" из Цюриха. Ваше послание передано новым владельцам. Оставайтесь на месте до получения их указаний".
И почти тут же пришла радиограмма от "Сейвил шипинг".
"Наше судно "Джил Гамильтон" находится в ваших водах. Оно подойдет примерно к полудню. Приготовьтесь перевести на него всю команду за исключением главного механика. "Джил Гамильтон" доставит экипаж в Марсель. Механик на борту будет дожидаться нового масляного насоса. Папагополус".
Этот обмен радиопосланиями слушал в шестидесяти милях Солли Вейнберг, капитан "Джил Гамильтона" и командор израильского военно-морского флота. Он пробормотал: "Точно по расписанию. Хорошо сработано, Кох". Определив точку, в которой стоял "Копарелли", он дал команду двигаться полным ходом.
Этого не слышали Ясиф Хассан и Махмуд на борту "Наблуса" в 150 милях. Они находились в капитанской каюте, склонившись над схематическим планом "Копарелли", который набросал Хассан, прикидывая, как они поднимутся на борт судна и захватят его. Хассан дал указание радисту "Наблуса" прослушивать две частоты: одну, на которой работал маячок на "Штромберге", и другую, на которой Тюрин тайно сносился с Ростовым на борту "Карлы". Поскольку передача шла на обычной волне "Копарелли", "Наблус" не уловил ее. И пройдет время, прежде чем федаины поймут, что захватили опустевшее судно.
Обмен радиосигналами был пойман на мостике "Штромберга". Когда до "Копарелли" дошло указание Папагополуса, все присутствующие радостно захлопали в ладоши. Нат Дикштейн, прислонившись к переборке с чашкой кофе в руках, смотрел на простиравшееся перед ним море, не испытывая радости. Тело его ныло от напряжения, лицо стало жестким и непроницаемым, карие глаза за пластиковой оправой очков сузились. Кто-то из присутствующих на мостике обратил внимание на его долгое молчание и бросил замечание, что первое препятствие удалось преодолеть. Сдержанный ответ Дикштейна был преисполнен нехарактерной для него едкости и воспринимался как оскорбление. Развеселившийся офицер отпрянул от него, а позже заметил, что Нат Дикштейн выглядел, как человек, готовый пырнуть вас ножом, если вы вдруг случайно наступите ему на ногу.
Радиообмен слышала и Сузи Эшфорд, которая вместе с Ростовым находилась на "Карле" в 300 милях отсюда.
Сузи словно в забытьи поднималась по трапу польского судна, стоящего у мола в Сицилии. Она с трудом понимала, что происходит, когда Ростов показал ее каюту, где раньше жил один из командного состава судна, и сказал, что, он надеется, ей будет здесь удобно. Она села на койку. Час спустя ей принесли на подносе холодную закуску и молча поставили на столик. Есть она не могла. Когда спустились сумерки, ее стала бить дрожь, и она залезла в постель, в которой и осталась лежать, глядя широко открытыми глазами перед собой, не в силах справиться с дрожью.
Наконец она заснула - сначала задремала, то и дело просыпаясь от странных бесформенных кошмарных видений, и в конце концов ее сморил глубокий сон. Проснулась она с рассветом.
Она лежала неподвижно, чувствуя покачивание судна и тупо осматриваясь вокруг; наконец поняла, где она и что с ней. Проснувшись утром, человек вспоминает ночные кошмары и думает: "Слава Богу, это был только сон", но она поняла, что все это на самом деле и продолжает длиться.
Ее мучило ужасное чувство вины. Она обманулась и теперь-то это понимала. Она убедила себя, что хочет найти Ната, дабы предупредить об опасности, и риск ее не беспокоил; но истина заключалась в том, что она была готова воспользоваться любым предлогом, лишь бы увидеть его. Ужасные последствия ее поступков явились естественным следствием ее желаний. Да, Нату угрожала опасность, но теперь еще в большей степени, и виной тому она, Сузи.
Она думала об этом, осознавая, что вот она очутилась в море на польском судне, окруженная врагами Ната и русскими головорезами; плотно зажмурив глаза, она засунула голову под подушку, стараясь подавить истерические рыдания, которые клокотали у нее в горле.
Ее захлестнул приступ гнева, и именно он помог ей сохранить рассудок и здравый смысл.
Она вспомнила отца, и как он хотел использовать ее ради своих политических идей, и при этих мыслях ее снова охватил гнев. Она подумала о Хассане, который манипулировал ее отцом, клал ей руку на колено, и пожалела, что не дала ему пощечину, когда у нее была для этого возможность. Наконец, она вспомнила Ростова с его сухим умным лицом и ледяной усмешкой, как он хочет протаранить судно Ната и убить его - и она взбесилась при этих мыслях.
Дикштейн был ее мужчиной. Он был и забавен и силен, он был до странности раним, и он писал ей любовные письма и украл корабль, и он был единственным мужчиной, которого она так любила; и она не собиралась терять его.
Она была во вражеском лагере на положении пленницы, но только со своей точки зрения. Они-то думали, что она на их стороне; они ей доверяли. Может быть, ей представится возможность нарушить их замыслы. Она должна присмотреться к тому, что делается вокруг. Она должна побродить по судну, подавляя свой страх, поболтать с врагами, добиться их полного доверия, делая вид, что разделяет их планы и намерения - пока ей не представится возможность.
От этих мыслей ее заколотило. Затем она сказала себе: если я этого не сделаю, то потеряю его; а если я потеряю его, то не хочу жить.
Она вылезла из постели. Сняв одежду, в которой она так и уснула, Сузи умылась, натянула чистый свитер и брюки, которые были в сумке. Присев за маленьким столиком, привинченным к полу, она съела сыр и несколько сосисок, которые принесли ей вчера. Причесав волосы, она, чтобы придать себе бодрости, наложила легкий грим.
Она попробовала дверь каюты, которая оказалась незапертой.
И вышла.
Двинувшись по проходу, она уловила запах пищи из камбуза. Подойдя туда, она осторожно заглянула в помещение.
Ростов сидел в одиночестве за столом, аккуратно поедая яйцо всмятку. Подняв глаза, он увидел ее. Внезапно лицо его исказилось злобой, тонкие губы отвердели, и он холодно посмотрел на нее. Сузи замялась, но потом все же заставила себя подойти к нему. Оказавшись около стола, она небрежно прислонилась к стулу, потому что ноги ее не держали.
- Садитесь, - пригласил Ростов. Она опустилась на стул.
- Как спалось?
Она с трудом перевела дыхание, словно после бега.
- Прекрасно, - сказала Сузи, не в силах справиться с дрожью в голосе.
Его острый скептический взгляд, казалось, проникал в самые глубины ее мозга.
- Похоже, вы взволнованы. - Он говорил ровным голосом, без симпатии, но и без враждебности.
- Я... - Слова застревали у нее в горле и душили ее. - Вчера... так неловко получилось. - Во всяком случае, это было правдой, и ей было легко признаться в этом. - Я никогда не видела, как кто-то умирает.
- Ах, это. - Наконец нечто, напоминающее человеческое чувство, мелькнуло в выражении лица Ростова: может, и он вспомнил, когда ему довелось увидеть умирающего человека в первый раз. Потянувшись за кофейником, он налил Сузи кофе. - Вы еще очень молоды, - сказал он. Должно быть, вы не намного старше моего сына.
Сузи изящно сделала первый глоток, надеясь, что он продолжит разговор на эту тему - что позволит ей успокоиться.
- Ваш сын? - переспросила она.
- Юрий Давидович, ему минуло двадцать лет.
- И что он делает?
Улыбка Ростова на этот раз была не такой холодной.
- К сожалению, большую часть времени он проводит, слушая упадническую музыку. И не учится так упорно, как ему следовало бы. Не в пример своему брату.
Дыхание Сузи обрело нормальный ритм, и руки у нее больше не дрожали, когда она держала чашку. Они понимала, что этот человек не становится менее опасен лишь потому, что у него есть семья; но он казался не таким пугающим, когда говорил о ней.
- А ваш второй сын? - спросила она. - Тот, что младше? Ростов кивнул.
- Владимир. - Теперь в нем не осталось ничего, что пугало ее; он смотрел куда-то поверх головы Сузи, и на его лице появилось мягкое расслабленное выражение. - Он очень одаренный мальчик. Он будет великим математиком, если получит соответствующее образование.
- Это не должно быть проблемой, - сказала она, продолжая наблюдать за ним. - Советская система образования считается лучшей в мире.
Она не сомневалась в правоте своих слов, но, должно быть, эта тема имела для Ростова какое-то особое значение, потому что рассеянность его взгляда исчезла, и он снова стал холоден и неприступен.
- Да, - сказал он. - Это не будет проблемой. - Он продолжал расправляться с яйцом.
Сузи торопливо прикинула: в нем начало пробуждаться дружелюбие, и я не должна упустить его. Она лихорадочно соображала, о чем бы еще завести речь? Что у них может быть общего, о чем еще они могут поговорить? Затем ее осенило.
- Я все пытаюсь вспомнить вас в те времена, когда вы учились в Оксфорде.
- Вы тогда были очень маленькой. - Он налил себе еще кофе. - Все помнили вашу мать. Пожалуй, она была самой красивой женщиной из тех, что обитали там. А вы очень смахиваете на нее.
Это лучше, подумала Сузи. Она спросила его:
- Что вы изучали?
- Экономику.
- В те дни, как мне кажется, ее трудно было назвать настоящей наукой.
- Да и сегодня она не лучше.
Сузи придала лицу серьезное выражение.
- Мы, конечно, имеем в виду буржуазную экономику.
- Конечно. - Ростов посмотрел на нее, словно пытаясь понять. насколько она серьезна. Чувствовалось, она убедила его.
Появился какой-то офицер и по-русски обратился к нему. Ростов с сожалением поднялся, глянув на Сузи.
- Я должен идти на мостик.
Она должна быть вместе с ним. Сузи сделала усилие, чтобы ее голос звучал спокойно и непринужденно.
- Могу я сопровождать вас?
Он помедлил. Сузи думала: он должен взять меня. Ему нравится говорить со мной, он уверен, что я на его стороне, и, если даже я узнаю какие-то тайны, неужели он думает, что смогу использовать их, находясь на корабле КГБ?
- Почему бы и нет? - сказал Ростов.
Он вышел. Сузи последовала за ним.
Оказавшись в радиорубке. Ростов улыбнулся, читая текст радиодепеш и перевел их для Сузи. Похоже, он был доволен изобретательностью Дикштейна.
- Этот парень чертовски хитер.
- А что такое "Сейвил шипинг"? - спросила Сузи.
- Прикрытие для израильской разведки. Дикштейн избавился от всех, у кого были причины заинтересоваться, что случилось с ураном. Пароходная компания интересоваться не будет, потому что судно больше ей не принадлежит. Теперь он снимает с борта и капитана и команду. Не сомневаюсь, он что-то рассказал и тем, кому по-настоящему принадлежит уран.
Вот это и надо было Сузи. Ростов обращается к ней, как к коллеге, и она в центре событий; она должна найти способ, чтобы обратить их ход в свою пользу.
- Так что все препятствия им преодолены? - спросила она.
- Да. Дикштейну удалось захватить судно без единого выстрела.
Сузи быстро соображала. Когда она "предала" Дикштейна, она тем самым доказала свою преданность арабам. Теперь та раскололась на два лагеря: в одном были Ростов, КГБ и египетская разведка; в другом - Хассан и федаины. И теперь Сузи может доказать свою верность Ростову, выдав Хассана.
С наивной небрежностью она бросила:
- Что, конечно же, удастся и Хассану.
- Что?
- Хассан тоже захватит "Копарелли" без единого выстрела.
Ростов уставился на нее. Казалось, от его худого лица отхлынула вся кровь. Сузи была потрясена, увидев, как в мгновение ока он потерял всю свою уверенность и сдержанность.
- Ясиф Хассан собирается захватить "Копарелли"? - переспросил он.
Сузи сделала вид, что удивлена.
- Вы хотите сказать, что ничего не жата?
- Но кто именно? Не египтяне же, в самом деле?
- Федаины. Хассан объяснил, что это был ваш план.
Ростов грохнул кулаком по столешнице и в этот момент, разгоряченный, он стал похож на русского.