– Это напомнило мне маленькие ресторанчики в Париже, на улице Саван, где просто божественная еда, но где не подают коктейлей.
– Если хотите, мы закажем.
– Нет, спасибо. Американские коктейли – это убойные снаряды.
– Но рыбу-то, надеюсь, вы любите?
– Мой шеф-повар умеет готовить амброзию из форели, выловленной из Лак-Лемана.
– Надеюсь, мне как-нибудь доведется ее попробовать.
Ева ничего не ответила, изучая меню.
– Советую попробовать скатов, – сказал Крис. – Они ловят их здесь же, неподалеку.
Ева закрыла меню:
– Ну что ж, тогда предоставляю вам право выбирать.
– Именно на это я и надеялся, – проговорил Крис. – Знаете, Ева, в последнее время я только о вас и думаю.
– Мистер Бингхэм…
– Мои друзья зовут меня Малыш.
Ева покачала головой:
– Это, скорее, похоже на кличку для собаки. Я предпочитаю просто Кристофер.
– Как и моя мать. Вы, кстати, очень похожи на нее. – Он помолчал и добавил: – Она весьма эмансипированная особа.
– Ваша страна способствует развитию таких качеств, – заметила насмешливо Ева.
Официант принес вино, заказанное Кристофером.
– Мы что, отмечаем что-нибудь? – спросила Ева, увидев, что это «Крю-47».
– Конечно, нашу встречу.
Он стал еще более обаятельным, еще более неотразимым. Рассказал ей о себе. Стал расспрашивать о ней. Ева ответила несколькими словами, что только еще больше разожгло его интерес.
Принесли блюда со скатами, они в самом деле оказались настолько великолепными, что Ева – хоть и ела всегда очень мало, следя за фигурой, – не могла себе отказать в удовольствии – и съела всю порцию.
Разговор шел легкий и увлекательный – настолько увлекательный, что Кристофер, воодушевившись, взял ее за руку и начал целовать пальцы.
– О Боже! – воскликнула Ева. – Который час? Мне уже пора…
Ева все рассчитала очень точно. Она затеяла долгую игру, поскольку собиралась выйти за него замуж. Это означало, что ей следовало довести Криса до точки. Второй человек в ее жизни, за которого она собиралась выйти замуж, был очень зависим от своей властной мамочки. С той только разницей, что Эдит Бингхэм весьма мало напоминала прямолинейную Мэри Брент. Инстинктивно Ева чувствовала, что, хотя Кристофер и не находится у матери под каблуком, как это было с Джоном Брентом, все равно такую женщину, как Эдит, нельзя сбрасывать со счетов. Кристофер не смог бы жениться на женщине, которую бы не одобрила его мать. Но Ева опасалась даже не этого. Она уже заранее готовилась к тому, что ей придется скрестить оружие с Эдит, и для поединка ей требовались уверенность и сила, которые можно было почерпнуть во влюбленном.
Ева интуитивно чувствовала, что той страсти, которая овладела им сейчас, мало для ее полной победы. Надо увлечь его так, чтобы он забыл обо всем на свете.
Как она и предполагала, когда «Королева Мария» отошла от пристани, на борту теплохода был и Кристофер Бингхэм.
– Что это за женщина, которой так увлекся Кристофер? – спросила Эдит Бингхэм свою старшую дочь Шарлотту. – Элис Темплтон сказала мне, что она занимается продажей косметики.
– У нее своя собственная компания, мама. Она очень богатая женщина.
Эдит нетерпеливо махнула рукой:
– Женщинам такого типа всегда все мало. Говорят, что она очень красива. Верно?
– Великолепна, – ответила дочь, – и весьма сексапильна.
Эдит Бингхэм поджала губы.
– Это что еще за язык! – недовольно заметила она и продолжала: – Элис также сказала мне, что она была любовницей Генри Бейла.
– Так говорят. Он, несомненно, поддержал ее в тот момент, когда она основывала свою компанию. Но он ей в отцы годится.
– Мне доводилось встречаться с мистером Бейлом. У него были кое-какие деловые отношения с твоим отцом. Кажется, его дочь вышла замуж за отпрыска семейства Монтрей. А Мари-Лаура Монтрей училась со мной в одной школе в Швейцарии. Так что, надеюсь, мне удастся кое-что разузнать.
– Мама, ты же знаешь Кристофера. Он еще не перебесился. Не вижу причин волноваться и на этот раз.
– Что меня больше всего беспокоит, так это не то, что он увлекся. А то, что эта женщина завлекает его очень умело и ловко.
А в это время Ева, заглянув в свои офисы в Лондоне, Париже и Риме, прежде чем вернуться в Швейцарию, приняла важное решение. Она видела, что Кристофер окончательно созрел для мысли о женитьбе.
Она не позволяла ему даже дотронуться – разве что поцеловать ее на ночь. Ева намекала, что лакомство у нее есть, но попробовать не давала.
– Нет, нет, Кристофер! Я не могу позволить себе этого! Мне надо завтра работать.
– Тебе не надо работать! Ты должна развлекаться, хорошо проводить время. А уж я знаю, как устроить это.
– Нет. Я так не могу. Ты же знаешь, какая о тебе идет слава. Я не хочу, чтобы мною играли. Я очень серьезно отношусь ко всему, не только к работе. А ты, наоборот, ничего не принимаешь всерьез. Даже меня.
Когда они добрались до Швейцарии, она уже точно знала, что к ней он относится весьма серьезно.
Кристофер был влюблен по уши. Мысль о том, чтобы оставить Еву и уехать домой, даже не приходила ему в голову. Он и минуты не мог провести без нее. Но больше всего его огорчало то, что она считала его мотыльком, явно не одобряла такой стиль жизни.
Он не обращал никакого внимания на сплетни о том, что она была любовницей Генри Бейла. Кристофер видел их вместе – Ева брала его с собой навестить старого друга. Генри лежал в постели и не мог двигаться. Ева не скрывала, как переживает из-за его болезни. С женой Генри у нее были прекрасные отношения. Разве такое могло быть, если бы их связывало то, что им приписывали?
Но зато сам Генри тотчас обо всем догадался. Когда Ева зашла навестить его несколько дней спустя, он спросил:
– Решено? Именно за него?
– Да, – ответила Ева.
Он вздохнул:
– Я знал, что это только вопрос времени.
– А я разве когда-нибудь лгала тебе? – спросила Ева.
– Нет. Мне нет.
Ева улыбнулась.
– Завидую ему, – проговорил Генри. – Ты замечательная женщина, Ева. Если бы я встретил тебя лет на двадцать раньше, мы бы завоевали весь мир.
– Мы и без того захватили изрядный его кусок.
– Ты из тех, кто всегда хочет большего. И тобой управлять никто не будет. Ты временно отдаешь себя в аренду – но только на очень короткое время, – но я ни о чем не жалею ни минуты.
– И я тоже, – сказала Ева с искренним волнением. – Из всех мужчин, которых она знала, этот человек был самым дорогим для нее.
– Почему ты выбрала именно его? Да, он выглядит очень мужественным, но таких много. У него репутация бабника – но таких тоже тьма. Он богат, но и ты тоже.
– Именно о таком типе мужчины я мечтала в детстве и дала себе клятву, что у меня будет такой муж, – ответила Ева, признавшись ему в том, в чем никому и никогда не признавалась. – Когда я была еще девочкой, мне нравилось смотреть на таких мужчин, и я очень завидовала женщинам, идущим с ними под руку. Их мир был далек от моего, словно они жили на другой планете. Но я твердо знала, что пройдут годы, и я стану на одну ступень с ними. Недостаточно быть просто богатой и красивой. Надо чтобы ты была не одна, а я сейчас одна. Вот почему я хочу стать миссис Кристофер Бингхэм IV – таким образом его мир станет моим и получится, что я всегда ему принадлежала.
– И ты станешь счастливой в этом мире?
– Ну конечно, а как же иначе?
Генри вздохнул:
– Будем надеяться…
Он умер десять дней спустя. Выяснилось, что у него был рак.
Еву потрясла ее собственная реакция. Это было чувство, которое она сама не могла определить, настолько новым для нее оно было. И потребовалось время, чтобы разобраться и выявить суть. Потеря. Это настолько выбило ее из колеи, что она невольно обратилась к Кристоферу за утешением. Во время похорон он поддерживал ее под руку, но она словно оставалась бесстрастной и не проронила ни единой слезинки. Но вернувшись на виллу, Ева была так безутешна, что едва она подняла траурную вуаль на шляпке, Кристофер, притянув к себе, обнял ее и проговорил:
– Выходи за меня замуж, я снова сделаю тебя счастливой.
И почувствовал, как ее напряженное тело расслабилось. Она положила руку ему на плечо, уткнулась лицом в грудь и проговорила кротко:
– Да, пожалуй, мне так это необходимо сейчас. Ева осознавала, что это должно быть сделано или сразу, или же не будет сделано никогда. Тем не менее отказалась от тактики стремительного натиска.
– Я готов ждать столько, сколько ты захочешь, – согласился счастливый Кристофер.
Они вернулись в Нью-Йорк, чтобы поставить в известность мать и сестер и заняться соответствующими приготовлениями. Когда Кристофер открыл перед ней дверцу машины у дома, который походил на французское шато, и навстречу к ним вышел дворецкий, Ева одарила Кристофера таким сияющим, лучистым взглядом, что он почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Холл вместо прихожей, выложенный черно-белыми мраморными плитками, и лестница, ведущая наверх, были такими громадными, что могли вместить лондонский двухэтажный автобус. На стенах висели портреты предков. А на полу стояли китайские фарфоровые вазы. Ева мысленно поблагодарила Генри Бейла за его наставления – Генри относился к числу самых известных коллекционеров и успел многое рассказать ей. Люстра сияла. Ноги утопали в толстом ковре. В доме стояла та самая тишина, которая, как поняла Ева, считалась неотъемлемой чертой такого рода домов и стоила очень дорого. Все это было тем самым, что она видела через окна в замке, – и даже более того. Здесь ее мечты наконец-то должны были исполниться.
Эдит Бингхэм находилась в гостиной вместе со своими тремя дочерьми, что Ева сочла хорошим знаком. Это означало одно – ее принимают, выходя за рамки простого этикета. Комната оказалась не очень большой и была изысканно обставлена дорогой мебелью от Веджвуда – чередование голубого и розового в ткани обивки. Повсюду стояли цветы, и на ковер падали солнечные лучи.
Вся семья сидела перед камином, и Кристофер провел Еву вперед, поддерживая ее под локоть. Мать встала и протянула гостье руку. На ней было элегантное шелковое платье серого цвета, заколотое бриллиантовой брошью на плече, двойной ряд жемчугов на шее. Она была коротко подстрижена, и волосы ее были искусно уложены. Эдит смотрела прямо перед собой, без улыбки.
– Мама, это мадам Ева Черни, – просто сказал Крис, но в голосе его чувствовалась гордость.
– Как я рада, что наконец-то могу встретиться с вами, мадам Черни, – проговорила Эдит. – Я очень много слышала о вас.
Улыбка ее была приятной, рукопожатие крепким. Она представила Еву свои дочерям и указала на кресло, которое Кристофер придвинул поближе к матери.
Подали чай и сандвичи. Потом миссис Бингхэм осведомилась, как прошел перелет через Атлантику, и заметила, что она сама путешествовала в Европу морем, но так и не смогла привыкнуть, что вместо дней поездка занимает часы.
Они поболтали о предстоящем сезоне на Бродвее, о последних бестселлерах, об общих знакомых. Разговор шел самый обычный, но Ева понимала, что четыре пары глаз изучающе сверлят ее и отмечают каждое ее движение, каждое сказанное слово. Но Ева чувствовала себя уверенно. Она знала, что выглядит как надо: костюм от Диора, сумка из крокодиловой кожи, все украшения настоящие. Но Ева знала и о том, сколько о ней всегда сплетничали за ее спиной.
Первой начала Шарлотта – старшая из сестер, она решила идти напрямик.
– Почему вы мадам Черни? – спросила она Еву. – Ведь вы не замужем, не так ли?
– Нет. Но мне казалось, что «мадам» звучит более основательно, чем «мисс». Во всяком случае, люди, которые писали обо мне статьи, обращались ко мне именно так.
– Как к Элен Рубинштейн?
– О нет, она известна просто как «мадам». Точно так же, как Шанель известна как «мадемуазель». – Само перечисление этих имен уже как бы ставило Еву в один ряд с этими звездами.
– Я довольно много путешествовала, – проговорила Эдит, глянув на дочерей, – но мне никогда не доводилось бывать в Венгрии. А вот в Вене я бывала часто, кажется, вы жили там какое-то время?
– Да. Когда мне удалось сбежать из Венгрии в 1956 году. И больше я никогда там не бывала.
– А кто остался в живых из ваших близких?
– Никого.
– А у нас очень большая семья. У моего мужа четыре брата и у меня две сестры и два брата.
– А я оказалась единственным ребенком, – ответила Ева.
– И чем занимались ваши родители?
– Мой отец был врачом – специалистом по кожным заболеваниям. А моя мать – его женой.
– Но ваши прабабушка и прадедушка, как слышала, относятся к семейству князей Черни?
– Боюсь, что они относились не к самой высокородной аристократии, – иронически усмехнулась Ева. – Есть семьи, корни которых уходят далеко в глубь прошлого, к Карлу Великому. Мои родственники не такие знатные – их родословная начинается где-то в пятнадцатом веке. – Она встретила взгляд Эдит Бингхэм и заметила искорку, вспыхнувшую в них, – одно очко она выиграла – ведь клан Бингхэмов вел свою родословную с семнадцатого столетия, да и то у истоков стоял наемный рабочий. Ева сочла, что этого рассказа будет достаточно, чтобы убедить Эдит, тем более, что семейство Черни было довольно большим и разветвленным, а добраться до документов в Венгрии не так просто, находясь в Америке, – так что Ева чувствовала себя достаточно уверенно.
Она сидела под перекрестным огнем зорких глаз, и ни единый мускул не дрогнул у нее на лице. Весь ее вид словно говорил – я из такого же теста, что и вы, и не пытайтесь давить на меня своим происхождением и богатством.
– Скажите что-нибудь на венгерском, – попросила Сьюзен – вторая дочь, – я никогда не слышала, как звучит этот язык.
Ева посмотрела прямо на нее:
– Вы паршивые снобы со свинскими манерами.
Сьюзен засмеялась и захлопала в ладоши:
– Ни единого слова не понять.
– Я могу произнести то же самое по-французски, если хотите, – предложила Ева. Улыбка Сьюзен сошла с лица. – Я также говорю и по-немецки.
– И на каждом так, словно это ее родной язык, – гордо заметил Крис.
Ева утвердительно кивнула.
– Мне приходится вести дела в самых разных странах, – сказала она, тут она достала из маленького кармашка часы и взглянула на них. Золото и эмаль обрамляли розу – изделие 1820 года, которое она приобрела у женщины, тоже венгерки, в один из своих приездов в Париж. Эта женщина, как и сама Ева, была беженкой. Раньше ее семья была весьма состоятельной, а теперь она продавала семейные реликвии, чтобы прокормиться.
Эстер, младшая из сестер, воскликнула:
– Какие чудесные часики! И такие необычные!
– Они принадлежали моей прабабушке, – негромко сказала Ева и поднялась. – Мне пора. Нам предстоит обед у французского посла, и у меня назначено время для парикмахера.
Дверь за нею и Кристофером закрылась.
– Отлично, – сказала Шарлотта.
– Но никто здесь не сможет сказать, кто она на самом деле, – проговорила задиристо Сьюзен. Она не могла говорить ни по-французски, ни по-немецки. И ей казалось, что та фраза, которую произнесла по-венгерски Ева, несмотря на милую улыбку гостьи, прозвучала как-то оскорбительно.
Они повернулись к матери.
– Очень и очень умная женщина, – сказала Эдит. – Даже слишком умная для Кристофера. «И для меня, впрочем, тоже», – подумала она про себя. Как и говорила Эстер, эта женщина очень хорошо знала, что ей надо и для чего это ей надо. Единственное, что беспокоило Эдит, – так это то, что Кристофер не имеет ни малейшего понятия, что это за птица.
– Так ты считаешь, она на самом деле та, за которую себя выдает?
– Думаю, что нам и незачем это выяснять. Венгрия! Да еще коммунистическая! – Эдит Бингхэм покачала головой.
«Церемония, благодаря которой мадам Черни станет миссис Кристофер Бингхэм IV, будет довольно простой, – подумала Эдит, – и пройдет в нашей желтой комнате». Обычно Бингхэмы устраивали торжество только в церкви, но у епископальной церкви были свои законы, а Кристофер был разведенным.
На церемонии бракосочетания на Еве было платье цвета слоновой кости с легким оттенком розового. Ее маленькую шляпку усыпали цветы на викторианский манер. Она проговорила клятву спокойно, но голос ее дрогнул, и, когда она подняла лицо к мужу, прежде чем повернуться к гостям, чтобы принять их поздравления, она поняла, что обожает его за то, что он исполнил ее детскую мечту.