Ворочаясь на жесткой койке, он думал, кому она могла принадлежать.
К нему приходили мысли о том, кто бы мог занять ту дыру, которую он по-прежнему называл «домом». Починили ли дверь? Сохраняются ли там та же чистота и уют, которые так любил папа? Что они сделали с протезом папы?
Засыпая, он видел перед собой и папу, и «Сису», и видения мешались друг с другом. Наконец, когда перед ним проплыли обезглавленная Бабушка и летящий на них пират, папа прошептал:
«Больше не будет плохих снов, Торби. Больше никогда, сынок. Будут только счастливые сны».
Он заснул мирно и счастливо, но проснулся в этом ужасном месте, наполненном болтовней фраки. Завтрак был довольно приличным, но не имеющим ничего общего с высокими стандартами «Сису»; впрочем, может быть, он не был голоден.
После завтрака, когда ему было бесцеремонно приказано переодеться, он стал постепенно ощущать свое бедственное положение. Впервые он ощутил, насколько небрежно медики могут обращаться с человеческой плотью – он терпеть не мог, когда его тыкают и мнут.
И когда Командующий послал за Торби, тот уже не испытывал радости при мысли, что увидит человека, который знал папу. В этой комнате он в последний раз пожелал Отцу удачи, и воспоминания причиняли ему боль.
Торби бесстрастно слушал, что ему объяснял Брисби. Немного он пришел в себя, когда понял, что ему будет присвоен статус – не очень высокий, догадался он. Но тем не менее. У фраки тоже существовало это понятие, но ему не приходило в голову, что оно может иметь значение еще для кого-то, кроме самих фраки.
– Вообще-то он тебе не полагается, – заключил полковник Брисби, – но так будет проще сделать то, чего полковник Баслим хотел от меня, то есть найти твою семью. И ты будешь доволен, не так ли?
Торби едва не выпалил, что он знает, где его Семья. Но он знал, о чем вел речь полковник: о его собственном клане, существование которого он никогда не мог себе представить. Неужели у него в самом деле где-то есть кровные родственники?
– Надеюсь, – медленно ответил он. – Не знаю.
– М-м-м… – Полковник Брисби попытался представить себе, каково быть в роли картины, к которой никак не удается подобрать рамку. – Полковник Баслим очень хотел, чтобы я нашел твою семью. И мне будет легче заняться этим, если ты будешь одним из нас. Ясно? Стражником третьего класса, тридцать кредитов в месяц, еды вдоволь, а спать сколько получится. И слава. В общем немного.
Торби поднял глаза.
– Это та же Сем… та служба, где был мой папа… вы называете его полковник Баслим? Так ли это?
– Да. Ему было больше лет, чем тебе, но он служил именно здесь. Я вижу, ты начал произносить слово «семья». И мы считаем службу одной большой семьей. Полковник Баслим был одним из самых уважаемых ее членов.
– Тогда я хочу вступить в ее ряды.
– Быть зачисленным.
– Да, сэр.
Глава 16
Фраки были не так плохи, если познакомиться с ними поближе.
У них был свой тайный язык, хотя они думали, что говорят на Интерлингве. Слушая их, Торби обогатил свой словарь несколькими дюжинами глаголов и двумя сотнями существительных. Он понял, что к тем световым годам, что он провел с торговцами, относятся с уважением, хотя здесь считали Людей несколько странными. Он не спорил: фраки в этом не разбирались.
Поднявшись с Гекаты, крейсер Гегемонии «Гидра» проложил курс к мирам Рима. Как раз перед прыжком пришла накладная на выдачу ему денежного довольствия; к ней суперкарго «Сису» присовокупил самую лестную оценку одного из восьмидесяти трех членов команды – словно, подумал Торби, он был девушкой, которую предлагали к обмену. Ему причиталась непривычно большая сумма, но Торби не испытывал к ней особого интереса: родись он на корабле, он бы вел себя по-другому. Жизнь среди Людей приучила некогда нищего мальчишку относиться к таким деньгам иначе, чем к подаянию: их может быть больше или меньше; долги надо всегда возвращать.
Он подумал, что бы сказал папа, увидев все эти деньги, и почувствовал себя свободнее, когда узнал, что может хранить их у Казначея.
Вместе с распоряжением пришла и теплая записочка с пожеланием удачи, где бы он ни был, подписанная: «С любовью. Мать». Прочитав ее, Торби сначала приободрился, а потом почувствовал себя еще хуже.
Торби разложил вещи, доставленные «Сису». Теперь он был Стражником и, рассматривая их, испытывал некоторое неудобство. Он выяснил, что Стража не была закрытым сообществом, как Люди. Чтобы стать Стражником, не требовалось никакого чуда, если человек соответствовал предъявляемым требованиям, потому что никто не интересовался, откуда он прибыл и кем был раньше. «Гидра» подбирала себе команду со многих планет: этой цели в Бюро Личного Состава служили компьютеры для проверки. Рядом с собой Торби видел высоких и маленьких, костлявых и мясистых, лысых и волосатых, с признаками мутации и совершенные образцы рода человеческого. Торби был близок к норме, а привычки, вынесенные им из мира Свободных Торговцев, воспринимались как необременительная эксцентричность: таким образом, даже будучи новичком-рекрутом, он ничем не отличался от прочих космолетчиков.
Правда, было все же препятствие, которое несколько отделяло его от остальных: он был новобранцем. Он мог считаться «Стражником третьего класса», но ему еще предстояло доказать свое право на это звание.
Он получил свою койку, место за общим столом, рабочие обязанности, и младший офицер говорил ему, что делать. В его обязанности входила чистка помещения, а по боевому расписанию он должен был быть посыльным у Наводчиков на тот случай, если откажет связь, – это означало, что он должен и кофе носить.
С другой стороны, его оставляли в покое. Он имел право вступать в мужской разговор после того, как высказывались старшие; когда не хватало игроков, его приглашали принять участие в карточной игре и свободно сплетничали при нем; он пользовался привилегией одалживать старшим свитера и носки, если у тех возникала подобная нужда. Трудностей все это для него не представляло – он уже умел быть младшим.
«Гидра» несла патрульную службу, и все разговоры за столом крутились вокруг возможной «охоты». «Гидра» могла набирать скорость с ускорением, превышающим триста единиц; там, где такие купцы, как «Сису», старались, если это возможно, уйти, «Гидра» вступала в бой с пиратами.
Стол, за которым сидел Торби, возглавлял младший офицер, Артиллерист 2-го класса Пибби, известный под кличкой Децибел. Как-то во время обеда, когда вокруг шли дебаты, пойти ли в библиотеку после еды, или посетить стерео в кают-компании, Торби вдруг услышал свое прозвище: «Разве не так, Торговец?»
Торби гордился своей кличкой, но ему не нравилось, когда ее употреблял Пибби, ибо Пибби был напыщен и самодоволен – приветствуя Торби кличкой, он заботливо спрашивал: «Как дела?» – и показывал жестом, как считают деньги. Но Торби не обращал на это внимания.
– Что не так?
– Почему бы тебе не прочистить уши? Ты словно ничего не слышишь, кроме звона и шелеста. Я рассказывал им то, что говорил Оружейнику: чтобы пришибить пирата, мы должны сесть ему на хвост, а не вести себя, как торговцы, слишком трусливые, чтобы драться, и слишком неповоротливые, чтобы убегать.
Торби еле сдержался.
– Кто, – сказал он, – считает, что торговцы боятся вступить в бой?
– Да брось ты! Кто хоть раз слышал, чтобы торговец взорвал пирата?
Пибби говорил искренне: Торговцы предпочитали не распространяться о случаях, когда они уничтожали пиратов. Но Торби вспылил:
– Я слышал об этом.
Торби хотел сказать, что до него доходили рассказы, как торговцы жгли корабли пиратов. Пибби же решил, что Торби хвастается:
– Ах, ты слышал, вон оно как! Ребята, вы только послушайте: наш болтунишка – настоящий герой. Наш малышка ухитрился сжечь пирата. Расскажи нам об этом. Ты ему волосню подпалил? Или подсыпал известку ему в пиво?
– Я пользовался, – сказал Торби, – одноэтапным поисковиком цели Марк XI производства Бетлехем-Антарес, вооруженным боеголовкой в 20 мегатонн плутония. Я рассчитал выстрел по прицельному лучу на сближающихся курсах.
Наступило молчание. Наконец Пибби холодно сказал:
– Где ты это вычитал?
– На ленте расчетов. После того как дело было кончено. Я был старшим наводчиком корабля. Компьютер в командной рубке вышел из строя – так что я знал, что сжег его мой выстрел.
– Значит, он офицер-оружейник. Болтун, кончай трепаться!
Торби пожал плечами.
– Я и был им. Точнее, офицером по контролю за вооружениями. Я никогда не занимался артиллерией специально.
– Скромничаешь, не так ли? Болтать легко, Торговец.
– Тебе об этом лучше знать, Децибел.
Услышав свою кличку, Пибби замолк: Торби не имел права позволять себе такую фамильярность. Прорезался другой голос, весело сказавший:
– Это точно, Децибел, болтать легче всего. Расскажи о той мясорубке, что ты устроил. Валяй. – Говоривший был без звания, но принадлежал к другой службе, и недовольство Пибби его не волновало.
Пибби побагровел.
– Хватит заниматься ерундой, – проворчал он. – Баслим, я хочу, чтобы ты прибыл в боевую рубку, и там мы выясним, какой ты наводчик.
Испытание Торби не волновало, хотя он ничего не знал о вооружении «Гидры». Но приказ есть приказ, и в назначенное время он увидел ухмылку Пибби.
Но она быстро исчезла. Инструментарий «Гидры» незначительно отличался от такого же на «Сису», но принципы наводки были теми же самыми, и старший сержант при оружии (кибернетик) выяснил, что действия бывшего торговца совершенно правильны – Торби отлично разбирался в том, как стрелять. Он вечно искал таланты, а люди, умеющие рассчитать траекторию ракеты в сумасшедшей обстановке боя на субсветовых скоростях, среди Стражников были столь же редки, как и среди Торговцев.
Он стал расспрашивать Торби о компьютере, с которым тот имел дело. Наконец он кивнул.
– Я никогда не видел большего барахла. Но если ты смог поразить цель и с его помощью, мы тебя используем. – Сержант повернулся к Пибби. – Спасибо, Децибел. Я сообщу Оружейнику. Побудь здесь, Баслим.
Пибби удивился:
– У него есть еще работа, Сержант.
Сержант Лютер пожал плечами.
– Скажи своему старшему, что Баслим нужен здесь.
Торби был поражен, услышав, как прекрасные компьютеры «Сису» называют барахлом. Но вскоре понял, что Лютер имел в виду: могучий мозг «Гидры», который рассчитывал ход боя, был настоящим гением среди компьютеров. Торби никогда бы не справился с ним в одиночку, но вскоре он уже был артиллеристом 3-го класса (кибернетиком), что в определенной степени избавляло его от придирок Пибби. Он начал чувствовать себя настоящим Стражником, пусть еще очень молодым, но уже признанным командой.
«Гидра» шла на субсветовой скорости от Рима к Ултима Туле, где должна была заправиться и начать охоту за пиратами. Никаких сомнительных сведений о Торби на судно не поступало. Он был доволен своим статусом в той команде, где служил папа; он испытывал счастье при мысли, что папа гордился бы им. Он расстался с «Сису», но на судне без женщин жить было легче; и по сравнению с «Сису» на «Гидре» не было столь жесткого распорядка.
Но полковник Брисби не позволял Торби забыть, каким образом он был зачислен в команду. У старших офицеров хватает дел и без того, чтобы следить за новичками: член команды без звания может попасться на глаза Шкиперу разве что при проверке. Но Брисби повторно послал за Торби.
Брисби получил указание из Корпуса «Икс» поговорить относительно рапорта Баслима с его курьером, имея в виду некоторые неясности ситуации. Поэтому Брисби вызвал Торби.
Первым делом тот был предупрежден о необходимости держать язык за зубами. Брисби оповестил его, что наказание за болтовню может быть самым тяжелым из всех, что есть в распоряжении военно-полевого суда.
– Но дело не в этом. Мы должны быть уверены, что этот вопрос никогда не возникнет. Иначе нам вообще не стоит говорить.
Торби помедлил.
– Откуда мне знать, что буду держать язык за зубами, если я вообще не знаю, о чем речь?
– Я могу приказать тебе, – с раздражением сказал Брисби.
– Да, сэр. И я скажу: «Есть, сэр!» Но разве это даст вам уверенность, что я не пойду на риск предстать перед военно-полевым судом?
– Но… Это же смешно! Я хочу поговорить с тобой о делах полковника Баслима. И ты тут на меня не тявкай, понял? А не понял – я разорву тебя на куски голыми руками. И ни одному сопляку я не позволю валять дурака, когда речь идет о том, что сделал Старик.
– Почему вам так прямо и не сказать, Шкипер, – с облегчением сказал Торби. – О том, что касается папы, я не пророню ни слова – ведь это было первое, чему он меня научил.
– Ах вот оно как, – Брисби улыбнулся. – Я должен был бы знать. Отлично.
– Я думаю, – задумчиво сказал Торби, – должно быть подтверждение, что я могу говорить именно с вами.
– А я и не предполагал, что может быть еще какой-то вариант. Конечно, подтверждение есть. Я могу показать тебе депешу из Корпуса, предписывающую мне обсудить с тобой его рапорт. Это убедит тебя.
Брисби был вынужден показать депешу с грифом «Совершенно секретно» самому младшему члену своей команды, чтобы убедить этого новичка: его Командующий имеет право поговорить с ним. Но в данной ситуации это было самым разумным.
Торби прочел текст и кивнул.
– Все, что вам угодно, Шкипер. Я уверен, что папа одобрил бы меня.
– Ладно. Ты знал, чем он занимался?
– Ну… и да, и нет. Кое-что я видел. Я понимал, какими вещами он интересовался, потому что заставлял меня наблюдать и запоминать. Я носил ему послания, и каждый раз все было в большой тайне. Но я никогда не знал, в чем было дело. – Торби нахмурился. – Говорили, что он был шпионом.
– Разведчик звучит лучше.
Торби пожал плечами:
– Папа мог называть себя любым именем. Он никогда не обращал внимания на слова.
– Да, он никогда не обращал внимания на слова, – согласился Брисби, припоминая, как был испепелен до костей, когда промедлил с подъемом. – Я хотел бы объяснить тебе. М-м-м… ты знаешь историю Земли?
– Кое-что.
– Задолго до эры космических путешествий, когда мы еще не заполнили Землю, освоенные пространства ограничивались каким-то пределом. И каждый раз, когда осваивалась новая территория, этому сопутствовали три особенности: первыми были торговцы, которые использовали предоставляющиеся им возможности, затем бандиты, которые нападали на честных людей, а затем шел поток рабов. Это же происходит и сегодня, когда мы прорываемся сквозь космос вместо того, чтобы осваивать моря и пустыни. Торговцы фронтира – это искатели приключений, которые идут на большой риск ради больших прибылей. Те, кто вне закона, они же бандиты с холмов, или пираты моря, или рейдеры космоса, стараются утвердиться в каждом пространстве, еще не находящемся под защитой полиции. И то, и другое – временные явления. Но работорговля – нечто совсем иное. Это самая ужасная из привычек человека, и с ней труднее всего покончить. С каждой новой территорией она воссоздается снова, и корни ее вырвать очень нелегко. Когда какую-нибудь культуру поражает работорговля, начинают загнивать ее законы и экономика; она поражает и людей, и отношения между ними. Ты борешься с ним, ты загоняешь его в подполье – но каждый день рабство может снова вынырнуть, ибо существуют люди, считающие, что «владеть» другими людьми – это их естественное право. И договориться с ними невозможно. Ты можешь убить их, но не в состоянии заставить изменить взгляды.
Брисби вздохнул:
– Баслим, Стража – это полиция и почта; уже два столетия у нас не было больших войн. И на нас лежит невероятно тяжелая обязанность поддерживать порядок на границах шара в три тысячи световых лет в окружности – и никто не в состоянии представить себе, как он велик, ни один мозг не в состоянии усвоить это.
Человечество не может в полной мере и охранять его. С каждым годом пространство становится все больше. Полиция планет едва успевает затыкать дыры. Что же касается нас, то чем больше мы затыкаем их, тем больше их становится. И для большинства из нас это работа, это благородная работа, но конца ей не видно.