— Да, мы вместе, — коротко ответил я.
— Тогда пройдёмте в комнату, где мы сможем всё обсудить, — пригласила нас тётя Эдна.
Моё первое впечатление о женщине-чиновнике, с которой мне предстояло объясняться, было очень положительное. Тётенька по-матерински доброжелательно обращалась к нам на очень понятном английском. Я почувствовал, что мне будет легко… врать.
«Don't judge me, you could be me in another life, in another set of circumstances…»
Sting[31]
Нас провели в отдельную комнату с креслами и столиком. Миссис Кинг разложила на столе папку с бумагами. Кроме наших удостоверений, я заметил анкеты, и стал автоматически восстанавливать в памяти свою короткую историю.
Взглянув на наши документы, она поинтересовалась о письме-ходатайстве адвоката предоставить нам помощь. Таковое имелось, и мы их выдали ей. Она довольная слаженностью работы с нами, приступила к заполнению анкет. Переписав из документов имена, даты, гражданство, она обратилась с неудобным вопросом:
— Как вы попали в Великобританию без документов? — оторвалась она от бумаг и приготовилась внимательно слушать. Этот вопрос мне уже задавали в миграционном центре, но тогда это происходило наспех, через окошко и переводчицу. Сейчас же, мы сидели за столом в тихой комнате, и мне слышался в этом вопросе подвох. Я должен был продолжать отвечать, как и прежде, что границу пересёк в порту Дувр… Но я никогда там не бывал, и любой вопрос о подробностях мог поставить меня в неловкое положение. Всё своё, хотя и приветливое, внимание она сосредоточила на мне. В этот момент я позавидовал тихо присутствующему напарнику. От меня ждали ответа.
— Нас привезли в грузовом фургоне. Насколько я могу догадываться, мы паромом прибыли в Дувр.
— Было слышно, что ваш грузовик перемещался морским судном? — не то спросила, не то подсказала она.
— Да, верно. Это было отчётливо слышно, — признал я, и подумал, что понятия не имею, даже, сколько времени занимает паромная переправа между французским Calais и английским Dover. Но собеседница удовлетворённо кивнула головой и внесла запись в анкеты.
— Как всё происходило далее? До прихода сюда.
— По-моему, нас высадили рано утром 28 февраля где-то в Лондоне… На следующий день мы обратились к адвокату… И нас направили в миграционный центр. На следующий день мы снова посетили адвоката, оформили миграционные документы, переночевали в Лондоне… А в субботу переехали в Саутхэмптон, — сумбурно, и естественно волнуясь, доложил я хронику событий.
Мой рассказ заносился в анкету.
— А где вы останавливались по ночам? В Лондоне, Саутхэмптоне? Сохранились ли у вас квитанции отелей?
— В отелях мы не ночевали, у нас нет средств на это. В Лондоне лишь одну ночь мы провели у земляков. Затем они одолжили нам немного денег, спальные мешки и дали адрес адвокатской конторы.
— В отелях не останавливались. Одну ночь у друзей… Далее, пользовались спальными мешками? Правильно? — покладисто принимала сказанное и заносила в анкеты тётя Эдна.
— Да, всё верно, — подтвердил я.
Перед тем как сделать очередную запись, миссис Кинг повнимательней взглянула на нашу одежду, и, по-моему, поверила всему сказанному.
— А как вы пересекали другие границы без документов? Как выехали из Белоруссии?
— Друзья представили нас одному польскому водителю грузовика, который постоянно перевозит грузы между Польшей и Белоруссией. За небольшую плату он провёз нас в Польшу. Там, он же представил нас другим водителям, которые согласились перевезти нас, и ещё троих человек, в Англию.
— Но почему вы не взяли с собой никаких документов?
— У нас были паспорта. По ним мы переехали из Белоруссии в Польшу. Но польские водители рекомендовали оставить их в Польше, и не иметь в пути вообще никаких Белорусских документов. Якобы, на случай если нас обнаружат при пересечении границы, то нам лучше не признаваться, что мы граждане Белоруссии, чтобы нас не вернули обратно в Белоруссию.
— Понятно. А почему именно Саутхэмптон? — уже с интонацией неформального любопытства спросила она.
— Саутхэмптон — это единственный город, о котором я раньше слышал от моряков… И у адвоката в Лондоне встретили людей, которые рассказали нам о вашей службе социальной помощи.
— Хорошо. Ну что ж, добро пожаловать в Саутхэмптон, мистер Стыцькофф!
Кстати, а откуда ваш английский язык? — спросила она с добрым намёком на мелкие несоответствия, собирая бумаги, давая понять, что официальные вопросы исчерпаны, можно расслабиться.
— Дома изучал, — коротко ответил я.
— Все эти данные я могу указывать и для вашего товарища, верно? — взглянула она на вежливо кивавшего головой белоруса без паспорта.
— Точно! — подтвердил я.
— Вот вам ключи и адрес. В этом доме вы найдёте каждый по отдельной комнате, номера комнат указаны на ключах. В комнатах есть всё самое необходимое. И вот вам пособие за четыре дня. Кроме наличных денег, мы выдаём ваучеры, на которые вы сможете покупать продукты в супермаркете ASDA. По пятницам в определённое время вы сможете получать пособие в размере 42 фунта; 20 — наличными и 22 — ваучерами. Вопросы есть?
— Спасибо! Вопросов нет.
— Если возникнут, знаете, где меня найти. Удачи, джентльмены!
Выходя, я заметил, что в приёмной появились посетители. С ключами от комнат и адресом, мы вышли во двор и встретились с одним из знакомых литовцев. Тот стоял у входа, покуривая в ожидании.
— Привет! Вы уже здесь?! — удивился он нашей социальной расторопности, — а я тоже пришёл оформить житьё-бытьё. Как всё прошло?
— На удивление гладко! Сейчас идём смотреть жильё.
— Вы уже знаете, где будете жить?
— Думаю, здесь и будем — Carlton Road -11. Это где-то рядом, — показал я ключи.
— Тогда я загляну к вам, когда буду свободен.
Он вернулся в контору, а мы отправились тем же путём, каким пришли сюда, только в обратном направлении.
Карлтон роуд оказалась соседней улицей, а дом? 11 в пяти минутах ходьбы от соцобеса. Это оказался стандартный городской двухэтажный дом, с центральным входом с улицы и небольшим палисадником на заднем дворике.
Открыв ключом входную дверь, вошли в свежее отремонтированное пространство, ещё пахнущее краской. Коридор вёл вглубь дома, деревянная лестница — на второй этаж. Сразу от входной двери, по правую сторону располагались жилые комнаты с прономерованными, как в общежитии, дверями. Наши — вторая и третья комнаты были недалеко от общего входа, что мне не очень понравилось. Открыв каждый свою комнату, нашли камерное пространство метров 12 квадратных. Пол устелен свежим ковровым покрытием, на койке — полный комплект нового постельного белья с подушкой и одеялом. Письменный стол, в углу — умывальник с зеркалом на стене, шкаф для одежды. Окно выходило на улицу. Между окном и тротуаром — небольшое пространство с травяным газоном и высоким стриженым кустарником. В комнату доносился шум проезжающего транспорта, с этим придётся мириться.
В соседней комнате Сергея — то же самое. Только окно выходило на стену соседнего дома, поэтому комнатка была темновата, зато меньше уличного шума.
Пройдя по коридору первого этажа, мы насчитали всего шесть комнат, в конце — кухня с двумя электроплитами, одним столом и множеством настенных шкафов с посудой и прочим.
За кухней располагался санузел с умывальником, туалетом и душевой кабинкой.
Далее — подсобное пространство, оборудованное для стирки и сушки, однако, этот процесс предполагался ручным. Стиральной машинки не было. Оттуда через дверь можно выйти на задний дворик.
Это пространство оказалось чудным, тихим местом, с травяной лужайкой и несколькими деревьями. Далее территория ограничивалась каменным забором, за которым располагался школьный двор и многоэтажное здание школы.
Наш дом был разделён на две половины с отдельными входами с улицы и выходами в дворик.
Вернувшись в дом, мы поднялись на второй этаж. Там насчитали ещё пять жилых комнат, одну общую с диваном, креслами, но без предполагаемого телевизора. Окно этой просторной крайней комнаты выходило во дворик, в противоположную от улицы сторону, и входная дверь располагалась в сторонке от общего прохода. На мой взгляд, это была самая удобная для проживания комната.
На втором этаже также был санузел с туалетом, умывальником и душевой. Таким образом, дом предполагал проживание одиннадцати человек, что фактически делало его общежитием. Сергей стал призывать меня вернуться в контору и отказаться от такого коммунального жилья. Меня и самого настораживала перспектива оказаться в коммуне, но затевать сейчас тяжбу по этому вопросу, у меня не было ни сил, ни желания. Я предложил утешиться тем, что дали, отмыться, отдохнуть, повидать наших соседей, а уж затем спокойно принимать решение.
Пока я осваивал предоставленное мне жилое пространство, было слышно, как кто-то спустился по лестнице. Где-то на кухне послышались голоса.
Мы почти одновременно вышли из своих соседних комнат с намерением принять душ. Наше появление на кухне заметно озадачило находящихся там двух жильцов. Полагаю, по нам было видно, что мы свежеприбывшие и претендуем на соседство с ними. Женщина, постарше нас, со славянской внешностью внимательно рассматривала пришельцев, и гадала на каком языке обращаться к нам. Второй — паренёк-араб, взирал на нас с любопытством и настороженностью.
— Привет, всем! — обратился Сергей, как к своим временным сокамерникам.
— Здрасте… хэлло, — заторможено отреагировали соседи. — Вы подселились в наш дом? — не то спросила, не то прокомментировала женщина.
— Возможно, во всяком случае, какое-то время намерены пожить здесь, — пояснил Сергей.
Араб ничего не понял из сказанного, но сообразил, что русских стало больше.
Чтобы узнать побольше, женщина продолжила разговор.
— Меня звать Елена. А это Виссам, он из Ливии, что ли, — вопросительно взглянула она на парня, — он по-русски не понимает.
— Libia, — возник парниша.
— Знаем, знаем! Привет полковнику Каддафи! — попробовал я заговорить с ним английским.
Парень смущённо заулыбался и хотел что-то сказать в ответ, но Сергей опередил его:
— Террорист? — спросил он ментовским тоном, указывая на него пальцем, хотя и приветливо весело улыбаясь.
— Нет, я не террорист. Я — беженец, — напрягся и начал оправдываться тот.
Было видно, что его уже достали вопросами о терроризме в связи с его гражданством.
— Бомбы имеешь при себе? — продолжал допрос Сергей, посмеиваясь над сконфузившимся арабом.
— Какие бомбы?! А вы привезли с собой автоматы Калашникова? — попробовал шутить араб.
— Калашников — гуд, вери гуд! — бодро продолжал беседу Сергей, по-дружески имитируя стрельбу длинными очередями из надёжного, проверенного историей автомата, по всем присутствующим на кухне.
— Ты пока поговори-постреляй, а я помоюсь, — хотел я воспользоваться моментом интернациональной дружбы.
— Нет, лучше ты поговори с людьми, а я быстренько помоюсь, — проигнорировав непонятный ответ арабского собеседника, Сергей ушёл из кухни в санузел.
— Вы из Украины? — несколько удивила меня Елена.
Я был не готов к такому вопросу, и не знал, как лучше ответить.
— А что видно? — ответил я вопросом.
— И видно, и слышно, — с заметной иронией ответила она.
— И что же слышно? — искренне заинтересовался я.
— И как вы говорите. И вообще… Мне приходилось здесь встречаться с украинцами, я их легко отличаю.
— Но я не украинец, ты не отгадала, — стал я в позу.
— Ты, возможно, не украинец. А вот твой приятель — сто процентов!
— Ну, тебе лучше его самого спросить об этом…
— А что спрашивать, я имею достаточное представление об украинцах.
— И что можешь сказать о них?
— А что говорить… Доминирует одно качество. Этакая примитивная хитрость-практичность.
— Пожалуй, есть такое, — пожал я плечами.
— Ничего себе, пожалуй! Да это качество так и прёт! За версту слышно и видно. Надеюсь, тебя это не обижает? Украинская практичность порой граничит с подлостью… Ты спросил — я ответила.
— Всё нормально. А ты из России?
— Из Эстонии.
— Понятно. Ну а эстонцы как тебе?
— Это — совсем другое.
— Другое, по сравнению с украинцами?
— У эстонцев свои качества и пунктики, с украинцами там ничего общего. Так откуда ты?
— Лена, можно я сначала помоюсь?
— Понятно! Улавливаю типично украинские интонации, — по-приятельски поставила она диагноз.
Наблюдавший за нашим разговором, арабский сосед уже несколько раз неудачно пытался что-то сказать.
— Ты русский? — наконец встрял он в разговор.
— Да, русский. Меня звать Сергей.
— Я серьёзно спрашиваю. Вот я — араб, из Ливии. Меня звать Виссам, — выплеснул он, волнуясь, на неловком английском.
— И я серьёзно. Разве я не похож на русского?
— Ты говоришь по-английски не так, как Елена и Сергей. «Калашников», «Иван», «Сергей»… Я знаю эти имена… — понёс он какой-то бред.
— Какой ещё Сергей? — не понял я. Услышав своё имя от араба.
— Со второго этажа. Молодой.
— Хорошо, можешь и меня звать Сергеем, если Иван и Калашников тебе кажется несерьёзными.
— О. К. Сергей, — очень приятно. Будем соседями, — несколько озадачил он своей непосредственностью и пожеланием называть меня Сергеем.
Сославшись на что-то, я вернулся в свою комнату. Ожидая пока освободится душ, я забыл о таковом на втором этаже, и с благодарностью отметил предоставленную мне комнатку, где можно побыть одному и перевести дух. Но вскоре ко мне зашёл Сергей, намеренный, поделиться впечатлениями:
— Слушай, надо валить из этого дурдома. Представляешь, что здесь будет, когда соберутся все остальные жильцы? Очередь на кухне… И масса любопытных уродов с вопросами о нашей личной жизни. Кстати, что они говорят?
— Пока ничего особенного. Говорят, что ты — типичный хохол и это опасно для окружающих! Мне бы тоже помыться, — уклонился я от разговора, и отправился в душевую.
После горячего душа я почувствовал себя более жизнерадостно, и в который раз мысленно поблагодарил всех за предоставленные блага.
Не успел я войти в комнату, как мой попутчик-сосед перешёл из своей комнаты в мою.
— Ну, шо ты решил? — вернулся он к текущим задачам.
— Надо бы забрать сегодня спальные мешки, — напомнил я об оставленных в тайнике жизненно важных ценностях, и о том, что ещё сегодня мы ночевали на улице.
— Заберём. Так что ты решил? Надо сегодня же идти в контору и сказать, что нам это жильё не подходит, — ставили передо мной очередную директиву.
— У нас спросят: почему не подходит? — неохотно включился я в тему.
— Скажи, что слишком много народу проживает в доме, — подсказывали мне.
— Но мы ещё не знаем, кто и сколько здесь проживает… И это едва ли серьёзный аргумент, чтобы просить другое жильё. Так каждый может потребовать отдельную квартиру.
— Но попробовать-то, во всяком случае, можно. Тебе шо, трудно сказать им?
— Представь себе, если сможешь, мне, действительно, трудно вернуться сейчас к той женщине и заявить, что мне не нравится предоставленное бесплатное жильё. И требовать что-нибудь получше. Мне, если и хочется что-то сказать ей, так лишь поблагодарить за всё, что она сделала для нас.
— А тебе самому нравится эта общага?
— Во всяком случае, у меня сейчас есть отдельная чистая комната, и сам дом тоже чистый… Жить вполне можно. Честно говоря, меня удивляет твоя требовательность. Ещё вчера ты показывал, где работал в Лондоне, и как твои товарищи поживают в вагончике на городской свалке…
— При чём здесь это, если есть возможность получить жильё получше. Надо, лишь пойти и спросить. А ты начинаешь мораль мне читать.
— Вот пойди и спроси! Знаю, знаю… Сейчас меня обвинят в дешёвой спекуляции английским языком… Это я уже проходил… Можешь обвинять. Что же касается «просто пойти и спросить», то это уж без меня… Это же просто. Извини, но будь я на месте чиновника, я бы напомнил таким переборчивым ходокам-просителям, что дарённому коню… И добра от добра не ищут.