— Вы намерены сопровождать Николь в ее дальнейшем путешествии?
Мейстрал вспомнил, что к этому времени он уже должен страдать от разбитого сердца.
— Это еще не решено, — произнес он. — Некоторые события застали нас врасплох.
На этой двусмысленной ноте Мейстрал и закончил интервью.
Пааво Куусинен выскользнул из зала незамеченным. На его лице играла улыбка.
Его пребывание на Пеленге, решил, было вполне удовлетворительным.
Ему будет что рассказать своему нанимателю.
И он знал, что снова увидит Мейстрала.
13
Капитан Тарталья тщательно прицелился из пистолета:
— Готовься! — скомандовал он. — Целься! Огонь!
Пальцы напряглись на курках. Темный задний двор дома Амалии Йенсен заполнили безмолвные невидимые потоки энергии.
Где-то в темноте раздался крик ночной птицы.
— Прекратить огонь, — сказал Тарталья и посмотрел на маленький флакончик, установленный на стуле.
Казалось, он не изменился. Тарталья ощутил легкое разочарование. Я уничтожил тебя, мерзавец-нелюдь, подумал он, но эта мысль почему-то не принесла ему утешения.
Амалия Йенсен вложила пистолет в кобуру. Похлопала по карману, где лежала кредитная карточка Тартальи. Завтра она сможет выплатить свои долги.
— Через два часа на космодром отправляется шаттл, — сказала она. — У вас и ваших людей будет достаточно времени, чтобы заказать билеты на проезд.
— Два часа?
— Достаточно времени, как по-вашему? — Амалия взяла флакон и поднесла его к звездному свету. — Я думаю, я сохраню его. — Она положила флакон в карман, потом заметила, как нахмурился Тарталья, и засмеялась: — Я его заработала, — заметила она. — Ведь это меня похитили.
Тарталья сдался.
— Ну, если вы настаиваете. — Он вспомнил, что еще может составить убийственный отчет и ожидать благодарностей и повышения по службе. Сильная рука, подумал он, всегда ближе к вершине.
Амалия вынула конверт и протянула Тарталье:
— Моя отставка из рядов «Весны Человечества», — сказала она. — И м-ра Кихано.
— Хм. Чего еще я мог ждать от слабодушных?
— Слабодушных? Мы вступаем в Корпус Пионеров, капитан. Нам следовало это сделать с самого начала.
Тарталья сказал себе, что ему это все до лампочки и велел себе сконцентрировать внимание на ожидаемых им наградах и повышении. Но почему-то ни то, ни другое его не вдохновляло.
Он стал отдавать приказы своему отряду собирать вещи и отправляться к шаттлу.
Над террасой плыла мелодия «Прощайте, товарищи, прощайте». Мейстрал набрал в легкие прохладного воздуха и подсчитал свои доходы. Он расплатится с лордом Гиддоном, выкупит бриллиант, и останется еще достаточно для некоторых долгосрочных вложений. Правда, если при этом постоянно делать поправку на то, что могут появиться новые лорды Гиддоны.
— Ты не видел Грегора, Роман?
— По-моему, он завел дружбу с юной леди. Одной из окружения графини Тэнк.
— Тогда я полагаю, что сегодня мы его уже не увидим.
Мейстрал посмотрел на своего слугу с жизнерадостной симпатией. Все прошло хорошо.
— Роман, я думаю, мы очень хорошо справились сегодня вечером.
— Да, сэр.
— Я полагаю, за наш окончательный успех мы должны благодарить м-ра Куу… Куусинена, так ведь его зовут?
— Я тоже так считаю, сэр.
Мейстрал нахмурился:
— Мне бы хотелось лично поблагодарить его, но, мне думается, я должен продолжать держаться подальше от всего этого. Нет причин, чтобы мое имя связывали с этим делом.
— Ровно никаких, сэр.
Мейстрал повернулся, услышав за спиной звук шагов. На террасу ступил Этьен, на его руке повисла юная леди. Вокруг одного глаза Этьена поблескивало золото.
— Я вижу, ты снова вставил стекло, сэр.
— Да, Мейстрал. По-моему, оно мне очень идет.
— Действительно, идет.
Этьен повернулся к своей даме.
— Это стекло — результат дуэли с Женщиной-Перл. Полагаю, вы слышали об этом?
— Да, сэр. По-моему, я смотрела запись раз двадцать. И каждый раз у меня сердце билось где-то в горле. Я так боялась за вас, думала — я умру.
Этьен улыбнулся. Мейстрал сделал шаг вперед.
— Надеюсь, вы нас извините?
— Разумеется, Мейстрал. Пожелай мне удачи на Нэйне.
Мейстрал обнюхал щеку Этьена и получил в ответ легкий укол его правого уса. Мейстрал, за которым следовал Роман, вышел прочь из бального зала, видя, как последние несколько танцоров кружатся под звуки последней песни, а остальные медленной толпой покидают зал. Мейстрал заметил Николь, шедшую рука об руку с лейтенантом Наварром и, спохватившись, вздохнул.
Пора было поработать над своим разбитым сердцем.
— Кто там? — позвала Амалия Йенсен из кухни, где она следила за работой нового робота, убиравшего тарелки и хрусталь, которыми пользовались Тарталья и его рейнджеры во время своего пребывания в доме.
Пьетро попросил комнату дать голографический обзор лица, находившегося на крыше. Он прищурился, глядя на изображение в ярком дневном свете.
— Я что-то не узнаю ее. Маленькая Хосейли на «Джефферсон-Сингхе». Вся увешана драгоценностями.
— Что ты говоришь! — воскликнула Амалия. Пьетро был удивлен той радостью, что прозвучала в ее голосе. Амалия высунула голову из кухни и посмотрела на голограмму. Изучая изображение, она нахмурилась, потом кивнула. — Пойду встречу ее, — решила она.
— Это кто-то, кого я должен знать?
— Я тебе потом расскажу. Долгая история.
Амалия встала на антигравитатор и поднялась на крышу. Прикрыла глаза рукой от яркого утреннего солнца. Полной уверенности у нее не было.
— Могу я быть вам чем-нибудь полезна? — спросила она.
— Возможно. — Казалось, хосейлийка тоже испытывала неуверенность. — Вероятно, вы меня не узнаете. Меня зовут Тви. — Сердце Амалии наполнилось радостью.
— Голос я узнаю прекрасно.
Язык Тви перекатывался во рту, когда Амалия обняла ее.
— Я была не совсем уверена в том, какой прием мне будет оказан.
— Я полагаю, что мы можем раз и навсегда оставить политику в покое. Могу я предложить вам позавтракать?
— С удовольствием, мисс Йенсен. — Тви протянула бумажный пакет. — Я принесла немного лиственных лепешек.
— После всего, что мы пережили вместе, по-моему, вам лучше называть меня Амалией.
До ноздрей генерала Джералда доносился залах ремней, упряжи и смазки. Он испытывал в душе легкое сожаление. Генерал разобрал свои доспехи и теперь убирал их на хранение.
Мейстрал теперь не придет, в этом генерал был уверен. Славная битва, которой он так искал, никогда не состоится.
У него нет причин для разочарования, размышлял генерал. Он оказал исключительную услугу Созвездию, и, хотя о его роли никогда не станет известно широкой публике, он мог получить удовлетворение от хорошо выполненной работы, долгой карьеры, увенчавшейся последней славной победой.
Жаль было только, что было мало насилия.
Пьетро только что уразумел, кем именно оказалась Тви.
— Это одна из твоих похитительниц?
— Да, — Амалия усмехнулась, — та, что симпатичная.
— Симпатичная! — Руки Пьетро сжались в кулаки. — Она же держала тебя заложницей!
— Я просто выполняла свою работу, м-р Кихано. — Тви слизнула джем с пальцев. — Вообще-то я не признаю насилия, но так получилось, что мне нужна была работа.
— Нужна была работа. — Казалось, что Пьетро повторил слова, не понимая их смысла. Он покачал головой. — А теперь, — он показал вилкой на Тви, — а теперь вы предлагаете мисс Йенсен, — вилка метнулась по направлению у Амалии, — мисс Йенсен, СВОЕЙ ПРЕЖНЕЙ ЖЕРТВЕ, стать своим посредником в дальнейших преступлениях.
Тви поразмыслила на этим заключением:
— Правильно, м-р Кихано.
— А ее прежняя жертва, — Амалия улыбнулась, — предлагает согласиться.
— Амалия!
— Что ж, а почему бы и нет? Тви собирается стать Признанным Грабителем, что бы там мы ни говорили. Поскольку она собирается красть, почему не выступить ее агентом в переговорах со страховыми компаниями и не взять десять процентов, когда она продаст вещи назад владельцам? В особенности, поскольку у меня в последнее время появился опыт в такого рода переговорах.
— ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? — Мысли у Пьетро путались. — ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? — Его пальцы принялись крошить лиственную лепешку. — Я припоминаю, что ваше положение в качестве Признанного Грабителя было позорным пережитком разложившейся имперской культуры, а воровство не должно признаваться ни при каких обстоятельствах и должно быть наказано, если такое случается.
Амалия посмотрела на Тви:
— Возможно, — сказала она, — я нашла, что пребывание в заложницах расширило мой кругозор. В любом случае, я буду работать на Тви только до тек пор, пока она не сможет украсть какое-нибудь пристойное удостоверение личности и покинуть Пеленг. Кроме того, — резонно заметила Амалия, — это не означает, что я ЗАСТАВЛЯЮ ее красть.
— Это софистика, Амалия.
— Плюс, если я собираюсь вступить в пионеры, мне придется что-то делать с моей эпилепсией, а Тви могла бы с тем же успехом заплатить за это, как и за что-то другое.
— Я полагаю, — заметил Пьетро, что слово жениха в этом деле мало что значит.
Амалия положила руку на его локоть:
— Боюсь, что нет, мой дорогой. Моя дружба с Тви восходит к более ранним временам, чем наша… э… договоренность.
Пьетро вздохнул:
— Дружба, — произнес он, сдаваясь. — Договоренность.
Он решил, что ему нечего больше сказать по этому вопросу. Домашнее счастье, подумал он, во многом состоит в компромиссе.
Пьетро, разумно рассудив, протянул руку за новой лепешкой и съел ее. Она растаяла у него на языке, как вкус нового мира.
Мейстрал поцеловал руку Николь.
— Именно в этом месте, как я понимаю, мое сердце разбивается навечно.
Николь улыбнулась:
— Боюсь, что да, Мейстрал. — Она похлопала по кушетке. — Иди, сядь рядом со мной.
Садясь, Мейстрал бросил взгляд в направлении ее гостиной. Утренний свет заливал окна.
— Лейтенант Наварр? — спросил он.
— Дает свою первую пресс-конференцию.
Мейстрал поднял брови:
— Не слишком ли рано скармливать его воронам, миледи?
Николь бросила на него быстрый взгляд:
— Ничего, пусть привыкает. Если это его отпугнет, лучше узнать об этом раньше, чем позже.
Мейстрал вздохнул:
— Это верно. Ухаживать за членом Диадемы — занятие не для слабонервных.
Николь посмотрела на него и положила руку на его локоть:
— Это замечание было не в твой адрес, Мейстрал. Я прекрасно поняла твое решение, как бы сильно я ни сожалела о том, что ты его принял.
— Я не обиделся.
На минуту воцарилось молчание.
— Так что ты намерен делать, Дрейк, чтобы склеить свое разбитое сердце?
Его ленивые глаза спокойно блестели:
— Награбить на Пеленге столько, сколько смогу унести с собой. Это самое меньшее, что может сделать для меня эта планета, принимая во внимание, сколько у меня здесь было хлопот. Некоторые из моих объектов просрочены на несколько дней.
— Звучит так, словно ты собираешься хорошенько компенсировать разочарование в любви.
— Я справлюсь, миледи.
Николь улыбнулась и сжала его руку:
— Стало быть, ты доволен, Дрейк? Своей ролью в этом деле?
— Не могу сказать, чтобы я это приветствовал или был благодарен за то, что ввязался. Но, кажется, все сошло хорошо, особенно, учитывая возможность потенциальных увечий. Могу даже сказать, что, по крайней мере, для большинства из нас я добился счастливого конца.
В комнате зазвенел смех Николь:
— Да уж, я думаю, — добился! Скажи мне, это был тот конец, которого ты хотел?
Глаза Мейстрала почти полностью скрылись за веками:
— Почти, миледи, — произнес он.
Этим ей и пришлось удовольствоваться.
Алан Дин ФОСТЕР
ОСКОЛОК ОКА РАЗУМА
1
"Как прекрасна Вселенная, — думал Люк. — Как чудесно она парит, великолепная и сверкающая, словно королевская мантия. Льдисто-черная в своей пустоте и одиночестве, так непохожа она на пестрый коллаж танцующих пылинок, именуемых людьми их мирами, где человеческие микробы разрастаются, множатся и зверски истребляют друг друга. И все для того лишь, чтобы кто-то один мог сказать, что стоит чуть выше себе подобных".
В тяжелые минуты Люком овладевала уверенность, что ни в одном из этих миров ни одно живое существо не было по-настоящему счастливо. В избытке были лишь разрушительные человеческие болезни, постоянно боровшиеся и обрушивавшиеся друг на друга, скопление цивилизаций, которые, как раковая опухоль, питались собственным телом, никогда не исцеляясь, но и не умирая по-настоящему.
Одна такая особенно зловредная опухоль погубила отца и мать Люка, потом его дядю Оуэна и тетю Беру. Она же отняла у него человека, которого он уже стал уважать больше всех на свете, — престарелого рыцаря-джедая Бена Кеноби.
Но хотя Люк своими глазами видел, как Кеноби был поражен лучевым мечом Дарта Вейдера на борту ныне канувшей в вечность имперской боевой станции "Звезда смерти", он не был уверен в том, что старый волшебник действительно умер. Меч Вейдера оставил за собой только пустоту. Бесспорно было то, что Бен Кеноби покинул эту, плоскость существования. Чего никто не мог сказать, — это в какую плоскость существования он переместился. Может быть, это была смерть и…
Может, и нет.
Временами к Люку подкрадывалось приятное ощущение, словно что-то маячило у него за спиной. Иногда казалось — чье-то невидимое присутствие двигало его руками и ногами, подавало идеи или подсказывало мысли в то время, как его собственный разум был пуст и бессилен. Пуст, как разум того прежнего мальчика с фермы в пустынном мире планеты Татуин.
Что бы это ни было — невидимые духи или нечто иное, — мрачно размышлял Люк, — но в чем он был твердо уверен, так это в том, что неопытный юнец, каким он когда-то был, мертв и обратился в прах. У Люка не было официального поста или звания в Союзе повстанцев, боровшихся против прогнившего имперского правительства. Но никто не поддразнивал его и не называл деревенским мальчишкой — с того времени, когда он помог уничтожить надменную боевую станцию, тайно построенную Правителем Моффом Таркином и его верным адъютантом Дартом Вейдером.
У Люка не было опыта по части титулов, и потому он в них не нуждался. Когда руководители предложили ему любую награду, он лишь попросил, чтобы ему разрешили и впредь пилотировать истребитель на службе Союза. Некоторые сочли его просьбу неоправданно скромной, но один проницательный генерал возразил, объяснив, что Люк станет более ценным приобретением для повстанцев без всякого титула или здания, ибо, доказывал ветеран своим коллегам, оно могло бы лишь сделать юношу главной мишенью для имперских убийц. Так Люк и остался простым пилотом, о чем всегда мечтал. Он совершенствовал свое мастерство, и всегда и везде ему помогала Сила, распознавать и понимать которую научил его Бен Кеноби.
Сейчас не время для размышлений, напомнил себе Люк, изучая приборы своего Х-образного истребителя. Бросив взгляд перед собой, он увидел сверкающий пульсирующий шар звезды Большой Серкарпус, чье невыносимое, разрушительное сияние с помощью фототропного материала, из которого было сделано стекло левого борта, снизилось до таких пределов, что на него можно было нормально смотреть.
— Там у тебя все в порядке, Арту? — спросил Люк через свой адаптер. Жизнерадостное «бип» коренастого робота, закрепленного позади кабины пилота, заверило Люка, что все хорошо.
Их пунктом назначения была четвертая планета системы. Как и многие другие, серкарпусиане были в ужасе от зверств, творимых Империей, но страх слишком парализовал их, чтобы они отважились открыто примкнуть к Союзу повстанцев. С годами на Серкарпусе появились ростки подпольного движения — движения, которое нуждалось теперь лишь в некоторой поддержке и ободрении со стороны Союза, чтобы поднять голову и присоединить свой мир к делу борьбы за свободу.
И теперь с крошечной станции повстанцев, глубоко запрятанной на самой дальней планете этой системы, Люк и Принцесса летели на решающую встречу с руководителями подполья, чтобы заверить их в том, что Восстание окажет им необходимую поддержку. Люк проверил хронометр, закрепленный на кронштейне. Они прибудут с большим запасом времени, чтобы подбодрить слишком нервных руководителей подполья.