— Абсолютно законно, — ответила Старлинг. — Ну, скажем так, в основном законно. В его доме я никаких жучков не оставляла. Я всего лишь нашла способ взглянуть на его телефонные счета. Не более того. Все технические агенты способны это сделать. Мы же понимаем, что он препятствует отправлению правосудия. Сколько времени и сил нам пришлось бы затратить, учитывая его влияние и связи, чтобы вымолить формальное разрешение на просмотр счетов и прослушивание? И что можно сделать с Мейсоном Вергером, даже если он и будет осужден? Но прошу обратить внимание на то, что Мейсон использует в своих целях спортивных букмекеров.
— Понимаю, — протянул Крофорд. — Наблюдательный комитет по играм штата Невада может или прослушать их переговоры, или просто выдавить из букмекеров все, что мы хотим знать. Кто, куда и откуда звонит.
— Вот видите, как вы и сказали, я оставила Мейсона в покое.
— Вижу, — ухмыльнулся Крофорд. — Скажите ему, что мы намерены действовать через Интерпол и посольство. Скажите также, что нам через некоторое время придется направить туда и своих людей, чтобы начать подготовку к экстрадиции. Не исключено, что Лектер совершил преступления и в Латинской Америке. Поэтому нам следует заполучить его, прежде чем полиция Рио начнет рыться в своих файлах, озаглавленных «Cannibalismo». Если он вообще в Латинской Америке. Старлинг, вас не мутит, когда вы разговариваете с Мейсоном?
— Я должна следовать лучшим образцам. Разве не вы, сэр, учили меня держать себя в руках, когда мы занимались той утопленницей в Западной Виргинии? Но почему я говорю «утопленница»? Ведь у нее было имя. Фредерика Биммель. А если честно, то да. При разговоре с Мейсоном меня мутит. В последнее время меня от многого мутит, Джек.
Старлинг замолчала, нимало удивившись своим словам. Никогда раньше она не обращалась к начальнику «Джек». Более того, она и не думала называть его так. Специальный агент Старлинг была шокирована своим поведением. Она внимательно посмотрела на шефа, который был знаменит тем, что по выражению его лица никто никогда не мог что-либо прочитать.
— У меня тоже, — с усталой и печальной улыбкой сказал Крофорд. — А ты не хочешь перед разговором с ним прожевать пару таблеток пепто-бисмола? Говорят, они отлично снимают позывы к рвоте.
Мейсон Вергер не стал затруднять себя беседой со Старлинг. Секретарь поблагодарила Старлинг за информацию и сказала, что мистер Вергер ей позвонит. Но Мейсон так и не ответил на ее звонок. Мейсон располагал людьми, занимающими место в списке информаторов выше, чем Старлинг. Идентичность рентгенограмм для него новостью уже не являлась.
Глава 14
О том, что на рентгенограмме действительно изображена рука доктора Лектера, Мейсон узнал значительно раньше, чем Старлинг. Его источники в Министерстве юстиции были значительно лучше, чем ее. Информацию он получил по электронной почте. Под сообщением стояла подпись: «Символ 287». Это был второй псевдоним помощника Партона Веллмора — члена палаты представителей конгресса и члена Юридического комитета палаты. Кабинет Веллмора получил это сообщение чуть раньше. Оно было подписано «Кассий 199», что являлось вторым псевдонимом сотрудника Министерства юстиции Пола Крендлера.
Мейсон разволновался. Он не думал, что доктор Лектер находится в Бразилии, но рентгенограмма доказывала, что на левой руке доктора теперь не шесть, а пять пальцев. Как у всех нормальных людей. Эта информация подкрепляла полученные из Европы сведения о местопребывании Лектера. Мейсон догадывался, что источник новой версии находится где-то в недрах правоохранительных органов Италии. На сей раз запах следов, оставленных доктором Лектером, был силен, как никогда раньше.
Мейсон не собирался делиться полученными сведениями с ФБР. Семь лет неустанных трудов, доступ к секретным федеральным досье, отсутствие международных ограничений, распространение печатных объявлений по всему миру и огромные финансовые ресурсы привели к тому, что в охоте на доктора Лектера Мейсон значительно опередил ФБР. Информацией с Бюро он делился лишь тогда, когда ему надо было почерпнуть оттуда еще более важные сведения, Между тем в целях конспирации он поручил секретарю постоянно докучать Старлинг расспросами о ходе расследования. В памятной книжке секретаря было отмечено, что делать это надо не реже трех раз в день.
Чтобы побудить к дальнейшей деятельности своего осведомителя в Бразилии, Мейсон немедленно перевел ему телеграфом пять тысяч долларов. Но сумма, отправленная им в Швейцарию, была значительно больше. Он был готов послать еще, как только получит подтверждение информации.
Мейсон был почти уверен в том, что его агент в Европе напал на след Лектера, но множество обманов и разочарований, с которыми он сталкивался раньше, научили его осторожности. Доказательства вот-вот должны поступить. А для того чтобы смягчить муки ожидания, Мейсон принялся размышлять, что сделает с доктором Лектером, когда тот окажется в его руках. Ведь это тоже требовало тщательного приготовления, а Мейсон был большим специалистом по части мучительных пыток…
Страдания, причиняемые Богом, не могут доставить нам удовлетворения. Более того, их причину вообще нельзя понять, если, конечно, не согласиться с тем, что Его сильнее всего оскорбляют наши попытки остаться невиновными. Ту слепую ярость, с которой Он бичует своих детей, бесспорно, следует слегка регулировать.
Мейсон пришел к осознанию своей роли в деле помощи Богу лишь через двенадцать лет после того, как был разбит параличом. К этому времени от его скрытого одеялом тела мало что осталось и он понял, что ему уже никогда не подняться. Строительство его жилья на ферме «Мускусная крыса» завершилось, и он располагал значительными средствами. Однако финансовые ресурсы Мейсона были небезграничны, поскольку делами все еще заправлял патриарх семейства Молсон.
Это случилось на Рождество, в тот год, когда из-под стражи бежал доктор Лектер. Как и у всех людей в этот светлый праздник, у Мейсона тоже было заветное желание. Он очень сожалел о том, что не организовал убийство доктора, пока тот находился в больнице. Теперь Мейсон знал, что доктор Лектер разгуливает по земле и скорее всего наслаждается жизнью.
Мейсон лежал под легким одеялом и дышал через респиратор. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стояла медсестра. Ей очень хотелось присесть. На ферму на автобусе привезли детей бедняков, чтобы те пели хоралы. С разрешения доктора в палате Мейсона открыли окна, и в нее влилась декабрьская свежесть. Под окнами, держа горящие свечи в сложенных ковшиками ладошках, пели дети.
Свет в помещении был потушен, и в черном небе над фермой звезды казались совсем близкими.
«О славный город Вифлеем, лежишь ты тихо, неподвижно!»
Лежишь ты тихо, неподвижно.
Лежишь ты тихо, неподвижно.
До него вдруг дошел издевательский смысл строки: О Мейсон, лежишь ты тихо, неподвижно!
Рождественские звезды в темном небе за окном продолжали хранить гнетущее молчание. Звезды не сказали ему ничего, хотя он умоляюще смотрел на них своим единственным, прикрытым линзой глазом и посылал сигнал пальцами, которыми мог двигать. Мейсону казалось, что он не может дышать. Если бы он задыхался в космосе, думал Мейсон, то последнее, что он смог бы увидеть, были изумительно красивые, молчаливые звезды. Ему чудилось, что он задыхается, что аппарат искусственного дыхания не справляется с работой, ведь ему для очередного вдоха приходилось ждать появления зеленого рождественского сигнала на пиках и склонах небесных гор. Ждать сверкания вечнозеленых огоньков в черном лесу космического пространства. Пики и склоны, склоны и пики — так похожие на биение сердца. Систола, диастола. Диастола, систола.
Испуганная медсестра была готова нажать кнопку тревоги, готова потянуться за адреналином.
Как издевательски звучит эта строка: О Мейсон, лежишь ты тихо, неподвижно!
Прозрение в рождественскую ночь! Прежде чем сестра успела позвонить или взять лекарство, мысленному взору Мейсона открылась первая, пока еще очень приблизительная, картина мести. Пальцы на его руке задвигались, как членистые ноги краба, и к нему пришло успокоение. По всей земле во время рождественского причастия приверженцы христианства верят, что благодаря чуду пресуществления они пьют подлинную кровь Христову и вкушают плоть Его. Мейсон начал готовить еще более впечатляющую, но не требующую пресуществления церемонию, в ходе которой доктору Лектеру предстояло быть съеденным заживо.
Глава 15
Мейсон получил весьма необычное образование. Однако образование это полностью отвечало тем планам, которые когда-то строил для него отец, и тем задачам, которые перед ним сейчас возникли.
Ребенком он посещал пансионат, который щедро субсидировал его отец и где на его частое отсутствие смотрели сквозь пальцы. Иногда в течение целых недель старый Вергер руководил подлинным обучением сына, водя его вместе с собой по скотным дворам и бойням, служившим фундаментом его бизнеса.
Молсон Вергер был первопроходцем во многих областях мясной промышленности, и в первую очередь в сфере экономии средств. Его первые эксперименты с удешевлением кормов можно было поставить в один ряд с опытами Баттерхема, проводившимися за полстолетия до этого. Он раньше других догадался добавить в свиной рацион рубленую щетину и молотое птичье перо. Молсона сочли безрассудным фантазером, когда он в 40-х годах первым отнял у свиней свежую воду и, чтобы те быстрее нагуливали вес, заставил их пить так называемый навозный ликер — прошедшие ферментацию отходы жизнедеятельности животных. Когда его прибыль скакнула вверх, общий хохот стих и конкуренты кинулись вдогонку.
Лидирующее положение Вергера в мясной промышленности на этом не завершилось. Молсон, щедро тратя собственные деньги, отчаянно боролся против Закона о гуманном забое скота, аргументируя свою позицию задачами экономии. Он сумел добиться того, что выжигание клейма на морде животного осталось законным, хотя за эту победу ему пришлось прилично заплатить законодателям. Мейсон вместе с отцом следил за масштабным экспериментом, призванным определить, сколько времени скот может оставаться в загоне без воды и пищи, прежде чем начнется потеря веса.
Вергер субсидировал исследования генетиков, которые привели к удвоению привеса мышечной массы бельгийской породы без потери жировой прослойки. Сами бельгийцы этой проблемы решить не смогли. Молсон Вергер продал своих производителей во многие страны и тем самым положил начало множеству свиноводческих программ.
Но в основе продуктивности боен лежит человеческая деятельность, и никто не понимал это лучше, нежели Молсон. Он сумел усмирить профсоюзных лидеров, когда те попытались отхватить часть его прибылей, потребовав увеличения зарплаты рабочим. Молсон установил отличные отношения с лидерами организованной преступности, и те тридцать лет служили ему верой и правдой, держа в узде профсоюзы.
Мейсон в те годы был очень похож на своего отца. Те же кустистые широкие брови над светлыми глазами мясника и тот же низкий лоб с неровной, скошенной справа налево линией темных волос. Молсон Вергер частенько брал сына за голову и любовно ее ощупывал, словно хотел убедиться в элитности породы. Так, ощупывая голову свиньи, он по костной структуре и общей форме морды мог безошибочно судить о ее происхождении.
Мейсон обучался отлично, и даже после того, как травмы приковали его к постели, принял ряд важных деловых решений, которые воплотили в жизнь его подручные. Вергеру-сыну пришла в голову идея убедить правительство США и Организацию Объединенных Наций забить на Гаити все поголовье свиней, так как от них якобы исходила угроза эпидемии африканского свиного гриппа. После этого для замещения туземной породы он сумел продать правительству большое количество белых свиней американской породы. Крупные, прекрасно ухоженные свиньи, попав в гаитянские условия, тут же дохли, и их приходилось замещать снова и снова поголовьем из стада Мейсона, Так продолжалось до тех пор, пока правительство Гаити не решилось на самостоятельные действия и не заменило павшее поголовье на мелких, привыкших к подножному корму животных из Доминиканской Республики.
И вот теперь, накопив столько опыта и знаний, Мейсон, готовил месть. Он чувствовал себя так, как чувствовал себя Страдивари, подходя к своему рабочему столу.
Под сводами безликого черепа Мейсона хранилась бездна информации. Лежа в постели, он творил в уме, уподобляясь глухому Бетховену. Он припоминал, как посещал вместе с отцом ярмарки свиней. У Молсона наготове всегда был серебряный нож, который он мгновенно извлекал из кармана жилета и вонзал в спину свиньи, дабы измерить толщину жировой прослойки. Мейсон помнил, как они горделиво удалялись под возмущенный визг, и никто не смел им ничего сказать. Отец держал большой палец на лезвии, чтобы не забыть толщину жира.
Если бы у Мейсона были губы, то он улыбнулся бы, вспомнив, как отец ткнул ножом призовую свинью, считавшую всех людей своими друзьями, и как зарыдал взрастивший ее мальчик. Отец мальчишки пришел в ярость, и охранявшие Молсона головорезы выбросили его из павильона. Да, это было хорошее, веселое время.
На свиных ярмарках Мейсон увидел экзотических, доставленных со всех концов мира свиней. Теперь для достижения своей новой цели он свел вместе самых лучших из них.
Мейсон приступил к выведению новой породы сразу после его Рождественского Прозрения. Работа велась на маленькой свиноводческой ферме Вергеров в Сардинии, неподалеку от берегов Италии. Он избрал это место из-за его уединенности и близости к цивилизованной Европе.
Мейсон предполагал (и оказался прав), что первой остановкой доктора Лектера после бегства станет Латинская Америка. Но он не сомневался в том, что человек со вкусами Лектера в конечном итоге изберет Европу местом своего постоянного обитания. Зная склонности доктора, Мейсон ежегодно направлял своих наблюдателей на музыкальный фестиваль в Зальцбурге, так же как и на иные высококультурные события.
Таким образом, Мейсон отправил производителей на Сардинию для того, чтобы приготовить сцену для смерти доктора Лектера.
Гигантская лесная свинья Hylochoerus meinertzhageni, шесть сосцов и тридцать восемь хромосом, хитрое, всеядное и тем похожее на человека существо. Некоторые особи в обитающих на холмах семьях достигают двухметровой длины и могут весить более ста семидесяти пяти килограммов. Гигантская лесная свинья была призвана служить основной нотой в мелодии Мейсона.
Классический европейский дикий вепрь Sus scrofa scrofa, тридцать шесть хромосом у самых чистых форм, бородавки на морде отсутствуют, свиреп, обладает большими, разрывающими плоть клыками. Быстрый, злобный зверь, способный своими острыми копытами убить гадюку и с легкостью сожрать ее. В сезон случки или защищая поросят, нападает на все, что может представлять угрозу. Матки имеют двенадцать сосцов и являются прекрасными мамашами. В Sus scrofa scrofa Мейсон нашел ведущую тему своей мелодии и ту дьявольскую внешность, которая заставила бы понять доктора Лектера, как выглядит ад.
Он купил свинью острова Оссбау из-за ее агрессивности, а черную китайскую — за высокий уровень эстрадиола.
Однако Бабируса, Babyrousa babyrousa, из Восточной Индонезии, именуемая из-за длины клыков Свинья-Олень, оказалась для его опуса фальшивой нотой. Имея лишь пару сосцов, она размножалась крайне медленно и весила всего сотню килограммов. Время все же потеряно не было, так как параллельно появлялись другие пометы, в которых кровь Бабирусы отсутствовала.
С точки зрения расположения и строения зубов, у Мейсона был очень небогатый выбор. Почти все породы имели набор, достаточный для решения своих задач. Они обладали тремя парами острых резцов, парой удлиненных клыков, четырьмя парами малых коренных зубов и тремя парами мощных, всесокрушающих коренников — верхних и нижних. Итого — сорок четыре зуба.