Старые позолоченные часы на камине спальни громко и беспокойно тикали и ослепительно блестели. Одиннадцать тридцать. Уважаемые жители Байю Бро давно встали и трудились в поте лица. Джек не помнил, когда вернулся домой. Видимо, около полуночи. А может, уже рассветало, когда он ввалился в старый дом, который местные жители называли ЛАмур. Он бросил задумчивый взгляд на тяжелую, кровать на четырех ножках, со смятым покрывалом, валявшимся у резного изголовья. Судя по смятым простыням, в ней спала женщина. Он смутно помнил ее… большие голубые глаза и ангельское личико… огонь и хрупкость…
Сейчас в его кровати женщины не было, что само но себе было уже хорошо. У него не было настроения для утренних упражнений. Голова гудела так, .как будто ее долго били колотушкой.
Последнее, что он помнил, это как Леонсио вывел его из «Френчи». Он мог пойти куда угодно и.сделать что угодно. Боль сжала виски, как щипцами, когда он попробовал вспомнить хоть что-нибудь. Забавно, подумал он, и его рот иронически скривился: он напился, чтобы забыть. Почему он не мог оставить все, как есть?
— Потому что ты испорчен, Джек, — пробормотал он хриплым прокуренным .голосом, севшим еще больше после вчерашнего громкого пения в зале, где девяносто процентов посетителей дымили не переставая.
Он попытался подняться со старого скрипучего стула, но после Бог знает скольких часов сна в сидячем положении его тело болело и хрустело. Не без труда встав, он потянулся с изяществом большого кота, почесал свой голый плоский живот, попутно заметив, что верхняя пуговица на его выгоревших джинсах расстегнута, но застегивать ее не стал.
Его взгляд привлек лист бумаги в машинке, и, вынув его оттуда, он стал изучать его, сердито хмурясь на написанное, недавно казавшееся ему совершенством.
Она пытается закричать, она бежит, но в легких нет воздуха, и они работают, как мехи. Только жалостливые тонкие звуки вырываются из груди и отбирают у нее последние драгоценные силы. Слезы застилают ей глаза, и она старается их прогнать, смахнув их рукой, проглотить комок в горле, мешающий ей дышать, и продолжает бежать через густые заросли.
Лунный свет с трудом пробивается через кроны деревьев. Освещение какое-то ирреальное, жуткое. Ветки. хватают ее, бьют по лицу, рукам. Ее ноги заплетаются и задевают корни дубов и ив, которые растут на мягкой, влажной земле. Падая, она успевает оглянуться и увидеть, что смерть уже близко, слишком близко. Спокойная, неотвратимая. Ее сердце бешено колотится, готовое разорваться. Она ползет, стараясь спрятать ноги под себя. Ее руки цепляются за корни и сухие листья. Ее пальцы хватают толстое, упругое тело змеи, и она кричит, стараясь спрятаться от треугольной головы и обнаженных ядовитых зубов, которые кусают ее. У нее начинает кружиться голова, медный привкус страха появляется во рту, болото побеждает ее. Смерть подкрадывается ближе. Неотвратимая, безжалостная, злобно усмехающаяся…
Чепуха. Абсолютная чепуха. С возгласом отвращения Джек смял страницу и бросил ее в направлении корзины для бумаг, которой служила старая китайская ваза и которая вполне могла оцениваться в маленькое состояние. Но Джеку это было безразлично, ему не хотелось думать об этом. Он наткнулся на нее на чердаке, она была завалена старой, съеденной молью одеждой, которую давно нужно было выбросить. Очевидно, она пробыла там довольно долго, потому что на треть была заполнена мертвыми, разложившимися останками и скелетами мышей, которые за это время попали туда и не смогли выбраться.
Джек владел некоторыми антикварными вещами, поскольку они достались ему вместе со старым домом, а вовсе не потому, что он был культурным человеком или покупателем и тонким ценителем таких вещей. Все материальное перестало иметь для него значение с тех пор, как умерла Эви. Его требования к жизни сильно снизились. Еще одна ирония судьбы, потому что большую часть из его тридцати пяти лет он всеми силами пытался достичь положения, при котором мог бы обладать «вещами». Сейчас же все ему стало безразлично.
— Dieu, — прошептал он, качая головой и морщась от боли,-старый Блэкки в аду, должно быть, покатывается со смеху.
Bon a rien, tu, tit souris. Ни на что ты не годен; pas de betises! [15]
Голос донесся из прошлого, из его детства. Голос из могилы. Он вздрогнул при воспоминании об этом голосе. Естественная реакция, хотя прошло так много лет. Часто неразборчивая речь Блэкки Бодро заканчивалась оплеухой по лицу сына.
Джек распахнул окно и облокотился на подоконник. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул сладкий запах самшита, легкий аромат магнолии и глицинии. И за всем этим пьянящим дурманом чувствовался темный, коварный запах заболоченной реки-смесь испарений земли и гниющей рыбы.
Благоухание цветов, ласкающий теплый ветерок, птичье многоголосье унесло его в прошлое.
Он вспомнил, как девятилетним мальчишкой, маленьким и худым, босым и неумытым, убегал прочь от брезентового шалаша, который считал своим домом. Он убегал от своего отца, стремясь укрыться на болоте, и его босые ноги поднимали пыль на протоптанной тропинке.
На болоте он мог быть кем угодно и делать что угодно. Там не было ни границ, ни запретов. Он мог владеть целым островом, стать царем аллигаторов, притвориться знаменитым преступником, который разыскивается полицией. Разыскивается за убийство своего отца, которое он совершил бы, будь он старше и сильнее…
— Дерьмо, — пробормотал он, отходя от окна.
Он оставил его открытым и направился в ванную комнату, в которую бывший владелец ЛАмур переделал гардеробную еще в двадцатые годы. Она до сих пор сохранила сантехнику и кафель из настоящего белого фаянса. Правда, вся эта красота потускнела и потрескалась от времени. Джеку повезло еще, что не сгнили водопроводные трубы.
Раздался щелчок, и приемник, стоявший на крышке старого туалета, ожил. Из него понеслись громкие звуки блюза в исполнении Захария Ричарда-«Моя малышка покинула меня». Несмотря на то что от музыки гудела голова, Джек автоматически двигался в такт блюза, наполняя раковину холодной водой. Музыка бросала вызов тишине своим беспокойным ритмом, руладами аккордеона и головоломными пассажами гитары.
Сделав глубокий вдох, он наклонился, сунул голову в раковину, вынырнул через минуту, ругаясь по-французски и отряхиваясь, как мокрая собака. Критическим взглядом он долго рассматривал свое лицо в зеркале, взвешивая аргументы «за» и «против» бритья, и не смахивая капли воды со своего орлиного носа. Он откинул мокрые волосы со своего высокого и широкого лба. Черные брови резко выделялись над налитыми кровью черными глазами. Красноватые линии на щеках, делающие его лицо сердитым, остались в тех местах, куда врезалась его «подушка».
В своем теперешнем состоянии он выглядел опасным и грубым и старался не попадаться людям на глаза. Во «Френчи» его знали как Джека Любимца Публики. Джека, у которого всегда была улыбка на лице. Джека— Дамского Угодника. Жителей Байю Бро удивляло, что их Джек Бодро в литературном мире слыл «современным мастером ужасов».
Он усмехнулся и наклонил голову набок, сухая усмешка искривила его рот.
— pas du tout, mon ami, — прошептал он. — Pas du tout [16]
Он протянул руку, чтобы взять зубную щетку. В этот момент музыка внезапно оборвалась.
— Только что к нам поступила следующая информация, — сказал диктор. Его обычно веселый голос стал строгим и унылым. — «Кейджун новости» только что получили информацию об очередной жертве «Душителя на болоте». Сегодня утром, примерно в семь часов, два рыбака в районе Байю Шене, приход Сан-Мартин, обнаружили тело неопознанной женщины. Хотя официальные власти еще не сделали заявления, из достоверных источников стало известно, что имеется несомненное сходство обстоятельств этой .смерти с тремя другими, произошедшими в Южной Луизиане за последние восемнадцать месяцев. Тело последней жертвы, Шерил Линн Кармуш, из Лоревилля, было обнаружено…
Джек наклонился и нажал на кнопку магнитофона. В ту же секунду веселая музыка, исполняемая на флейте Майклом Душе, вырвалась из динамиков, разгоняя напряжение, унося прочь мрачные новости. Достаточно жестокости, он ее натерпелся так, что хватит до конца жизни. У него было столько воспоминаний о жестокости, что в любой момент, если бы он захотел, он мог их вызвать и они обрушились бы на его голову градом камней. Ему уже не надо было пополнять свой литературный арсенал свежими примерами.
Нельзя расслабляться. Это был его девиз. Этот и традиционный кейджунский клич войны-Laisser Ie Ьоп temps rouler[17]. Он не хотел слышать ни о каких задушенных девушках из Лоревилля. Он не мог вернуть жизнь Шерил Линн Кармуш. Он мог только жить своей жизнью, и он намеревался именно так и делать, начав сегодняшний день с большой тарелки жареных креветок и бутылочки чего-нибудь холодного в «Ландинге».
Пот градом струился с Лорел, когда она стояла на коленях на свежевскопанной земле. Он струился по ее лбу, а одна капля покатилась по носу. Она смахнула пот рукой в грязной перчатке, и на лице остался грязный след.
Никто бы никогда не узнал в ней некогда решительного адвоката — и это ее вполне устраивало. Она хотела раствориться в мире бездумного физического труда, где не надо ни о чем думать, где требуется делать простые вещи-вскапывать почву, .сажать цветы. Она понимала, что будет выглядеть замарашкой, когда закончит свою работу в саду. Но существовали более неприятные вещи, которыми можно было перепачкаться.
Желая поскорее восстановить все, что испортила собака по кличке Эйт, она отправилась к Ландри в семь тридцать и пришла как раз тогда, когда Бад входил в калитку. То, что она не хотела встретить по дороге много народу, тоже было причиной ее ранней прогулки, но она не хотела себе в этом признаваться.
Все утро она убирала следы вчерашнего погрома, проследив и за тем, чтобы в дальней ограде сада была поставлена новая калитка. Она убирала мусор, собирала его граблями и складывала в кучу, позволив себе остановиться лишь для того, чтобы выпить охлажденного чая, который принесла ей Мама Перл. Затем она понемногу перетащила весь мусор на край маленького поля, которое находилось с северной стороны участка тети Каролины, где сложила его в одном месте и решила сжечь, чтобы не привлекать змей и грызунов.
Она подумала, что сначала следует позвонить в муниципалитет и узнать, нужно ли для этого специальное разрешение. Никто в Байю Бро и не подумал бы о таких формальностях, но времена изменились. Она не жила здесь много лет. Может быть, этот участок купил какой-нибудь просвитерианин в надежде убежать от сельской жизни. Или женская молодежная лига решила, что необходимо бороться с загрязнением среды, до тех пор, конечно, пока она не мешала бизнесу их мужей.
Лорел легко представила свою мать, возглавляющую крестовый поход против простых смертных, сжигающих мусор, и не замечающую того, что Росс Лайтон отравлял реку химикатами, чтобы получать огромнее урожаи тростника.
Мысли о Вивиан стерли все, что осталось от улыбки на лице Лорел. Она пробыла уже четыре дня в Байю Бро и ни разу не звонила в Бовуар. Там долго терпеть этого не будут. Она не испытывала никакого желания навещать дом, где прошло ее детство, и людей, которые жили там, но существовала некая вещь под названием «семейный долг», и Вивиан обязательно обрушится на нее с обвинениями, что она забыла о нем, если она не появится там в самое ближайшее время.
Эта мысль вызывала досаду. Тот. факт, что необходимо встретиться с Вивиан и Россом, пусть даже только за обеденным столом, оказался достаточным, чтобы она иначе посмотрела на свое решение вернуться., В душе она испытывала потребность увидеть место, с которым ее многое связывало, и это чувство перевесило ее отвращение к предстоящей встрече с Вивиан и отчимом.
Желание уехать одной туда, где бы ее никто не знал, было сильным, но Лорел не. решилась на это. Уехать и ни с кем не общаться? Но именно этого она хотела сейчас избежать. Ей требовалась поддержка Каролины Чандлер, женщины с сильным характером и бесконечной любовью без всяких условий. Ей хотелось снова побыть с Саванной. Она скучала по Маме Перл с ее постоянной суетой и свирепым видом. Одна короткая встреча с Вивиан и Россом стала казаться ей лишь небольшой платой за радость возвращения домой.
Усилием воли она заставила себя больше не думать об этом и сконцентрироваться на других вещах. Она почувствовала резкий запах навоза и зелени. В саду над буйным переплетением роз и глициний, которые вились по каменной стене, лениво летали пчелы. Из радиоприемника, который она оставила на галерее дома, доносились звуки квинтета Моцарта.
Жара усилилась. Лорел вспотела еще больше. Над головой тонкие облака извивались и плыли по голубому небу в сторону севера, гонимые мягким ветром с залива. Музыка кончилась и начались новости, что свидетельствовало о том, что пришло время обеда.
— Кратко о новостях этого часа: обнаружено тело еще одной жертвы…
Лорел огляделась вокруг, не понимая, почему замолк радиоприемник. На галерее стояла Саванна, держа руки на бедрах, .черные очки закрывали ее. глаза. Она завязала свои пышные волосы небрежным узлом на затылке, и около шеи и ушей из него выбивались тонкие пряди. Она была одета в своей обычной вызывающей манере— мини-юбка, которая обтягивала ей бедра и зад, и свободная белая шелковая кофточка, которая больше обнажала, чем закрывала ее грудь. Бриллиант величиной с горошину висел у нее немного ниже бус, которые подарил ей отец много лет назад. Золотые браслеты звенели у нее на запястьях, когда она в туфлях на высоких каблуках нетерпеливо переминалась с одной ноги на другую.
— Малышка, чем ты там занимаешься? Лорел убрала челку с глаз и улыбнулась.
— Сажаю цветы! Как тебе это нравится? Она отложила свои инструменты и распрямилась, стряхивая грязь с колен своих мешковатых джинсов, прежде чем направиться к галерее. Мама Перл будет кудахтать, как старая толстая наседка, если она принесет, грязь в дом.
— Ты уже целых два дня занимаешься садом,-сказала Саванна, нахмурясь.-Так ты себя измотаешь. Разве доктор не велел тебе отдыхать?
— Сажать цветы-это психологический отдых. Мне нужно заниматься физической работой,-ответила она, снимая свои матерчатые туфли и подходя к сестре. На каблуках Саванна была гораздо выше ее. Раньше Лорел всегда чувствовала себя маленькой и серенькой, как мышка, в присутствии Саванны. Сегодня же она почувствовала себя чумазым мальчишкой, и ей это понравилось.
Саванна фыркнула и скорчила смешную гримасу полнейшего отвращения.
—Господи, да от тебя несет, как от свинарника в полнолуние! Если тебе нужны физические нагрузки, мы могли бы отправиться за покупками. Неплохо было бы съездить в Новый Орлеан обновить твой гардероб.
— У меня масса одежды.
— Тогда почему ты ничего не носишь? Лорел взглянула на свою бесформенную майку и мешковатые джинсы, которые полностью скрывали ее фигуру. Большая часть одежды, которую она привезла с собой, была удобной, но немодной. — Возиться в саду на высоких каблуках было бы не так удобно и практично,-сухо заметила она, оглядывая наряд своей сестры. — Если бы мне пришлось нагибаться в такой юбке, меня могли бы, наверное, арестовать за посягательство на спокойствие соседей.
Саванна посмотрела через сад на ЛАмур, когда-то элегантный каменный дом, который стоял в некотором отдалении от Бель Ривьера на берегу реки. Уголки ее чувственного рта дрогнули в слабой улыбке.
— Малышка! Даже если бы ты очень постаралась, ты не смогла бы смутить нашего соседа.
— А кто там живет? Я думала, что этот дом никто., никогда не купит, учитывая, что у дома плохое прошлое и он был полуразвалившимся, когда я видела его в последний раз.
ЛАмур был построен в середине девятнадцатого века богатым женатым повесой для своей любовницы с дурной славой. По всем версиям, а их было немало, она умерла от его руки, когда он обнаружил, что его возлюбленная связалась с никому не известным кейджунским охотником. В детстве Лорел постоянно слышала истории о том, что в этом доме поселилось привидение. С тех пор там никто не жил.