За время пути Иван успел обдумать свое положение. Не прошло и часа, как он ввязался в чужую драку. Но это было даже хорошо. Иван понимал, что в Москве ему нужно вписаться в какую-то структуру, чтобы не стать одиноким волком, вечно уходящим от облав и обреченным рано или поздно попасть в кольцо красных флажков... Он умел делать профессионально только одно - убивать. И полагал, что на это умение всегда найдется спрос в столице. Стоял вопрос - на кого работать? "А какая тебе разница?" - вспомнил он вопрос высокого черноволосого парня...
Ивану нравилось спокойствие, с которым его спутники относились к сложившейся ситуации. А ведь у них за спиной сидит вооруженный человек, которого они совершенно не знают! Что мешало Ивану убить одного из них, а другого заставить везти себя куда вздумается? Однако они сразу поняли, что у него и в мыслях нет ничего подобного.
И он почему-то не ожидал с их стороны никакого подвоха... "Ну что ж, Крестный так Крестный. Какая разница?" - повторил он про себя еще раз.
...И все же в тот раз он передумал. Выйдя из машины на стоянке у ресторана "Савой", он сказал только:
- Все, ребята. До следующей встречи.
Водитель сделал было какое-то движение в сторону Ивана, но высокий схватил его за рукав и, усмехнувшись, ответил:
- Иди. Куда ты денешься? Все равно к нам вернешься!
Иван спокойно повернулся к ним спиной и пошел вперед, не ощущая никакой опасности. Ему с этими ребятами делить было нечего.
- Надумаешь чего - спросишь про меня у портье... Меня зовут Илья! крикнул ему уже в спину высокий.
***
...Иван не имел разумного объяснения тому, что не пошел тогда на встречу с Крестным. Просто в последний момент он почувствовал, что поддается влиянию обстоятельств: ситуация ведет его за собой, лишая возможности самому воздействовать на ситуацию и изменять ее так, как ему хотелось бы. Он еще не знал, кто такой Крестный, но понимал, что попал в сферу интересов этого человека... Рано или поздно встреча должна состояться... В тот момент он решил, что пока еще рано.
***
...Крестного чрезвычайно заинтриговал отказ Ивана встретиться с ним. За этим волевым актом виделась самостоятельность такого рода, какую Крестный больше всего ценил в своих исполнителях, хотя никогда и не говорил им об этом. Ему не нужны были роботы с компьютерным мышлением, выполняющие свою работу по заданному алгоритму. Их действия можно было просчитать, предвидеть, а затем и предотвратить... А Крестного всегда интересовал только стопроцентный результат.
Еще ни разу не увидев Ивана, он уже знал, что это тот человек, который ему нужен.
Глава 9
Лещинский метался по Москве, не находя себе места от страха. Он очень боялся, что его уже вычислили, что по его следам уже идет киллер, что пуля вот-вот вопьется в его спину, голову, живот или грудь... Он ожидал выстрела отовсюду и ото всех - от прохожего, от шофера такси, от продавца в магазине и даже от лоточника, от милиционера, от любого из сотрудников министерства или ведомства...
Страх сжимал тисками его грудную клетку, не давая свободно вздохнуть, почувствовать прежнюю уверенность в себе, которой он еще совсем недавно наслаждался.
Лещинский давно не использовал свою служебную машину, предполагая, что она в первую очередь привлечет внимание тех, кто будет его искать... Он спускался в метрополитен, проезжал одну станцию и, выскочив из вагона, бежал наверх, на улицу... Там он стоял и старательно всматривался в поток идущих мимо людей: не попадется ли в толпе лицо, виденное им только что в вагоне метро или на станции? Вдруг его уже преследуют?
По улице он тоже не мог идти спокойно, не озираясь и не привлекая своей суетой внимания прохожих, в которых ему тут же начинали чудиться преследователи. В особенности собственная спина казалась Лещинскому уязвимым местом. Он останавливался у какого-нибудь дома, прислонялся к стене и напряженно всматривался в окружающих людей, с облегчением переводя дух, когда какой-нибудь молодой мужчина проходил мимо, не обратив на него никакого внимания... Впрочем, и женщины не казались ему безопасными. На его напряженный взгляд, устремленный на них, женщины отвечали по-разному - улыбкой или выражением недоумения на лице, но у Лещинского все они вызывали лишь одно чувство - страх.
Лещинский понял, что больше всего на свете он хочет просто жить. Он уже даже жалел о том, что вообще сунулся в это криминальное гнездо - российское правительство. Теперь иначе он родное государственное учреждение не воспринимал.
Ему стала казаться очень привлекательной жизнь какого-нибудь маленького, незаметного - о, сладкое слово! - клерка небольшой и небогатой фирмы. Пусть он будет жить впроголодь, как и все основное население России, пусть у него никогда не будет ни превосходной квартиры, ни машины, зато его дела и его жизнь не привлекут ничьего злого внимания...
Опасного внимания. От одной мысли о котором - холод по спине, дрожь по позвоночнику до самого копчика...
Конечно, Лещинский, глядя на свое поведение со стороны, понимал, насколько все это глупо, и испытывал жгучий стыд, но все равно не мог ничего с собой поделать...
К примеру, он не мог заставить себя пойти домой. При одной мысли об этом ему начинали мерещиться засевшие с винтовками на крышах снайперы, машины с автоматчиками, поджидающие его на улице, пистолетные выстрелы в подъезде... Он слишком хорошо был знаком с различными способами уничтожения человека любого, кто имел неосторожность помешать кому-то из сильных мира сего. Лещинский никак не мог усмирить свое воображение... Стоило ему представить свою огромную квартиру и себя одного в ее необъятных пустых комнатах, как он готов был часами кружить по улицам, лишь бы не прислушиваться, замирая от страха, к безмолвной пустоте жилища, лишь бы не ждать с ужасом в душе, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится человек в черной маске на лице...
К вечеру Лещинский изнемог от постоянного напряжения. Он уже дважды звонил Крестному, но не получил в ответ обычного разрешения на встречу. Лещинский знал, что Крестный - единственный человек, который может ему сейчас помочь. "Спрятать в Москве человека для Крестного - пара пустяков, - успокаивал себя Лещинский. - Сколько раз он проделывал такие штуки, хотя бы с тем же красноярским губернатором, которого искали по всей Москве неделю, но так и не нашли. И меня Крестный может спрятать так, что никто не найдет".
Он было немного успокоился, но тут до него дошла двусмысленность последней фразы. И снова крупная дрожь сотрясла его тело... Лещинский чуть не плакал от страха. Пальцы его дрожали, когда он в очередной раз набирал номер, по которому через диспетчера связывался с Крестным, в телефоне-автомате. Свою "Мотороллу" он давно уже выбросил в Москву-реку, боясь, как бы его не запеленговали предполагаемые преследователи.
- Лещ, - услышал он вдруг в трубке голос самого Крестного, - поедешь домой. Там тебя будет ждать мой человек. Пойдешь с ним и сделаешь все, что он скажет. Все. Мне больше не звони, - заныли гудки отбоя...
Он не поверил ни одному слову, сказанному Крестным. За каждым его словом Лещинский слышал свою смерть. Крестный решил его убрать! Для Лещинского это было ясно как божий день. Домой нельзя было ехать ни в коем случае. Это же просто самоубийство!.. Но и не ехать домой тоже было самоубийством. Самое позднее через час человек Крестного, не дождавшись Лещинского, сообщит о том, что он не приехал домой, в свою квартиру, и Лещинского начнет искать сам Крестный. А его возможности Лещинский знал. И был уверен, что Крестный его найдет очень быстро. Для того, чтобы убить или убедиться, что он уже мертв. "Что же делать? - стучало у него в висках. - Я не хочу умирать. Что же делать?.."
...Крестный вовсе не собирался убирать Лещинского. Его раздражала глупая суета обезумевшего от страха чиновника, способного и в самом деле попасть в какую-нибудь историю, если он будет продолжать метаться по городу и шарахаться от первого встречного... Крестный, безусловно, понимал, что рано или поздно ликвидировать Лещинского придется. Но пока еще было рано. Крестный собирался до поры использовать его способности по сбору и анализу информации. Скажем, поступающей по каналам, которые самому Крестному были недоступны. Поэтому он в действительности хотел только спрятать Лещинского. Километрах в восьмидесяти к северу от Москвы на одной из подмосковных баз отдыха располагался его "запасной аэродром", или "отстойник", как он иногда называл это место. Время от времени Крестный увозил туда из Москвы людей, вокруг которых поднимался ненужный шум... И держал их там - кого неделю, кого месяц, пока интерес, проявляемый к ним правоохранительными структурами, не "отстоится" и не "выпадет в осадок". Вот куда хотел он увезти Лещинского, заставив того предварительно придумать какую-нибудь отмазку для своего начальства.
...Лещинский ничего этого не знал. Он думал только о том, что человек, которого Крестный решил убрать, все равно что уже мертв. Но Лещинского такая перспектива не только не устраивала... Он решил во что бы то ни стало остаться в живых.
Выход ему помогла найти привычка к постоянному анализу информации. Даже во сне его сознание автоматически продолжало прокручивать в мозгу поступавшие за день сведения. Поэтому решения проблем иногда выскакивали из головы Лещинского как бы сами собой, казалось, без какого-либо усилия с его стороны. Так и произошло: в ответ на вопрос "Что делать?" в его мозгу сама собой всплыла фамилия Белоглазов... Да, это единственная сейчас возможность остаться в живых! Соответствует ли это утверждение действительности, издерганный страхом логический аппарат Лещинского уже не мог дать ответа.
Белоглазов еще недавно был премьер-министром России. "Раз люди Белоглазова заинтересовались Крестным настолько, что решили убрать его человека, лихорадочно соображал Лещинский, - значит, их заинтересует любая информация о Крестном. Крестный меня уже похоронил. И тем самым записал меня в свои враги. А я ведь очень многое знаю о его делах. И за эту информацию смогу купить себе жизнь. Белоглазов - вот кто мне нужен!"
Лещинский понимал, что до Белоглазова сейчас, поздним вечером, ему не добраться... До него и днем-то добраться было нелегко. Даже Лещинский, знавший все ходы и выходы не только в аппарате правительства и министерствах, но и в аппаратах оппозиционных структур, не мог рассчитывать на немедленную встречу с лидером политической оппозиции, уже заявившим, кстати, что он обязательно выдвинет свою кандидатуру на ближайших выборах Президента России.
Белоглазова охраняли, и нешуточно. Причем охраняли именно те структуры, которые должны были бы подчиняться президенту. Формально они ему и подчинялись, но слишком много среди силовиков было недовольных его политикой, в особенности кадровой. Слишком много было обиженных, обойденных и чинами, и вниманием, и даже доверием. Они берегли Белоглазова, всегда принимавшего их под свою защиту в разборках на ковре президентского кабинета. Он олицетворял для них надежду на лучшую жизнь.
Их представления о лучшей жизни Лещинский хорошо себе представлял: неограниченная власть в стране, неограниченное влияние на президента и правительство - по образцу тридцать третьего - тридцать седьмого годов. Целям их Лещинский не сочувствовал, у него всегда были свои цели, индивидуальные. Но сейчас не оставалось выбора: либо в ФСБ, либо под пулю Крестного!..
Лещинский набрал номер телефона офицера, к которому ему часто приходилось обращаться в связи с выполнением своих аппаратных обязанностей. Когда он начал говорить в трубку, голос его срывался.
- ...Меня хотят убить, - заявил он, едва представившись. - Вышлите за мной машину, пожалуйста. У меня есть ценная информация. Я знаю, кто заказал убийство Кроносова... Я нахожусь недалеко от станции метро "Аэропорт". Жду вас там через полчаса.
Когда уже через пятнадцать минут, причем в трех кварталах от назначенного Лещинским места, рядом с ним остановилась "девятка" и выскочившие из нее двое коротко стриженных молодых крепышей затолкали Лещинского в машину, он успел лишь подумать, что даже не знает, кто они - фээсбэшники, люди Крестного или представители какой-то еще силы, о которой ему ничего не известно. Он сидел, зажатый на заднем сиденье телами двух ребят, что втащили его в машину, и молча прощался с жизнью...
...Немного отлегло от сердца, когда в человеке за рулем он узнал того самого офицера, которому недавно звонил, а сидевший с ним рядом полноватый мужчина с обвислыми щеками, явно постарше и по возрасту, и по званию, повернулся и, не представляясь, спросил: