Впрочем, Никитин уже не жалел, что все так обернулось. Как руководитель секретного спецподразделения "Белая стрела", Никитин был заместителем Романовского, и, само собой, расследование обстоятельств смерти генерала поручили именно ему.
Первое, что он сделал, выполняя это поручение, - позаботился, чтобы в материалы дела не попали три пули, выпущенные из его табельного пистолета. Пулеметные очереди, выпущенные, как потом стало понятно, помощниками Ивана, разнесли три окна в ГУМе, через одно из которых и стрелял в Белоглазова киллер. В возникшей при этом суматохе никто не сумел заметить, куда стрелял полковник Никитин. В результате с подачи Никитина в материалах белоглазовского дела появилась мифическая фигура второго киллера, застрелившего генерала Романовского.
Никто, разумеется, не знал, что сама идея покушения на Белоглазова принадлежала Никитину. Он сумел представить дело так, что все это якобы организовал сам Романовский, который и был затем убран преступниками - чтобы не осталось никаких следов, позволявших бы выйти на исполнителей...
Никитину "удалось" выяснить это столь оперативно и так быстро представить по команде соответствующие бумаги, что уже через сутки он был назначен на должность, которую до него занимал генерал Романовский. Должность была, естественно, генеральская, и со дня на день Никитин ожидал приказа о присвоении нового звания.
На него свалились новые заботы. Во-первых, нужно было найти человека, который заменил бы его на посту руководителя "Белой стрелы". Такого, чтобы, с одной стороны, на него можно было положиться в экстремальных ситуациях, а с другой - чтобы не проявил себя слишком умным и чересчур честолюбивым. Ведь руководитель "Белой стрелы" подвергался соблазну стать истинным хозяином этой организации и направлять ее "полет", так сказать, по собственной воле и личному разумению. Хозяин у спецподразделения уже был: отказываться от этой роли Никитин вовсе не собирался.
Во-вторых, еще одной, и нелегкой, заботой Никитина был Иван. Марьев уже дважды переиграл его. Никитин чувствовал себя "в долгу" и рвался "расплатиться". Нога, простреленная Иваном при первой их встрече, до сих пор не давала полковнику спать спокойно и ходить не хромая. Так что перед Никитиным стояла не просто очередная служебная задача - он ощущал личную потребность найти Ивана...
Искать в Москве человека, который знает, что его ищут, - та еще задачка! Но Никитина вдохновляло то, что ему все же удалось - пусть ценою жизни Белоглазова - подержать Ивана несколько мгновений на мушке. Никитин рассуждал так: удалось в этот раз, удастся и в следующий. Не надо отчаиваться. Он был оптимистом и умел ждать своего шанса. А цена для него никогда значения не имела...
В-третьих, нужно было что-то решать и с положением дел в самой Москве. Уровень преступности в столице России стал теперь никитинской головной болью.
Никитин, новатор милостью Божьей, давно уже обдумывал идею создания в столице некоего единого криминально-правового пространства, причем на принципиально новых основаниях...
Возникла идея спонтанно, после того как Никитин стал случайным свидетелем разговора Романовского с руководителем Государственной налоговой службы. Разговор шел по телефону, и что там говорил "налоговый", Никитин не слышал, но в ответ Романовский разразился отборным матом и заорал:
- Ты, может быть, и нас собираешься заставить налоги платить?!
Фраза запала в голову Никитину: он ее покрутил и так и эдак... и в конце концов набрел на такую золотую жилу, что даже сам ахнул. Взвесив свое "детище" на весах разума с точки зрения осуществимости, он решил, что реально воплотить идею вполне возможно. Стоит только как следует захотеть!
Доклад на эту тему у него был практически готов, но он все никак не решался ознакомить со своими новациями генерала Романовского. Тот, хотя и отличался склонностью к авантюризму в оперативной работе, во всем, что касалось социально-экономических проблем правоохранительных органов, был большим консерватором.
Безвременная кончина Романовского и собственный взлет к власти развязывали Никитину руки, давали новый толчок его инициативе...
***
Буквально на третий день после своего назначения Никитин созвал так называемое неофициальное совещание. Подобные совещания представителей всех служб раньше проводил Романовский. На них решались сложные вопросы экономических и дипломатических отношений силовых ведомств с криминальным миром Москвы.
Сидя на месте Романовского во главе длинного стола, обитого зеленым сукном, Никитин разглядывал входящих в кабинет и занимающих свои традиционные места людей, которыми теперь предстояло руководить ему.
Паша Большеданов, всю жизнь курировавший службы ОБХСС, ныне - отделы по борьбе с экономической преступностью. Карьерист до мозга костей, подхалим и жополиз. Но исполнителен до чрезвычайности и дело свое знает: считает не хуже калькулятора, память на цифры - феноменальная. Один недостаток - тупость. Не способен к самостоятельным решениям...
Иван Иванович... А как же его фамилия? Да хрен его знает. Никитин и имя-то с трудом вспомнил. К нему ж на совещаниях никогда и никто не обращался, сам всегда вылезал. Короче, замначальника тюрьмы на улице Матросская Тишина по общему режиму. Этот просто туп, без всяких достоинств. Но если нужно кого-то опустить, задавить, сломать - пожалуйте к Ивану Ивановичу. Дело свое знает, сломает в два дня, изобретателен, мать его...
Гена Герасимов, аналитик. Этот на своем месте. Способности - от Бога. Как говорится, по кончику хобота способен восстановить всего слона, а по кончику хуя - цвет глаз покойника. А если серьезно, то факты для него - словно буквы, из которых он складывает слова, а слова, в свою очередь, объясняют ситуацию. Никитин его даже побаивался и всегда старался дозировать информацию, которую направлял в аналитический отдел, дабы не искушать Герасимова излишним знанием...
Серега Коробов, которого Никитин решил поставить у руля "Белой стрелы". В оперативной работе толков, но не больше. Звезд с неба не хватает. Руководитель из него - так себе. Вот жена его - та руководитель. Так Серегой руководит, что тот иной раз крутится, как на сковородке. Сам-то в этом смысле - бездарь. И хорошо, такой Никитину и нужен на этом месте. Тем более что у Сергея есть свой личный счет к Ивану: Серегиного друга Петьку Иван зверски убил в тот же вечер, когда ранил Никитина в квартире Лещинского...
Николай Евстафьевич Прилуцкий, гений планирования, виртуоз прогноза. Этот вообще неизвестно как попал в "органы". Насколько Никитин знал, он всю жизнь проторчал в Госплане, а в мутное время начала девяностых оказался в силовых структурах и сделал головокружительную карьеру. Хотя, конечно, за своими бумажками реальных событий никогда не видел, да и до сих пор понятия не имеет, как они иной раз неожиданно сцепляются друг с другом...
Все они были страшные консерваторы, новые идеи воспринимали в штыки. Им бы сидеть, не поднимая своих задниц с нагретых кресел, да вот беда - еще и работать надо! А с тем, что Никитин им сейчас изложит, столько возни поначалу будет, что они просто взвоют. Но это их проблема. Никитин выступать перед ними собирался не для того, чтобы получить их одобрение и согласие... Надо, чтобы поняли они смысл тех дел, к исполнению которых приступят уже сегодня...
- Ну что, все собрались, соратники?
Никитин поднялся, еще раз обвел всех собравшихся внимательным взглядом. "Прижухли, - подумал он. - Прикидывают, как со мной жить, как приспособиться к новой метле. Эх вы, козлы государственные, чиновнички..."
- Итак, я собрал вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие нам предстоит большая работа. Хватит греть задницы в теплых креслах. Позволю себе еще одну цитату: нельзя ждать милостей от криминального мира, взять все самим - вот наша задача...
Никитин просто чувствовал, как у его подчиненных мозги медленно съезжают набекрень. "Ладно, - решил он, - хватит над ними издеваться..."
- Теперь серьезно. Первое, что предстоит нам с вами сделать, это поменять лидеров криминальных группировок, контролирующих Москву. На их место поставить своих людей - проверенных, надежных, а главное, подконтрольных, управляемых. Из тех, кто запуган, или куплен, или попросту зависит от нас. Это могут быть даже наши сотрудники, если им удастся ненавязчиво внедриться и закрепиться в нужной роли внутри группировки. Если мы сумеем это осуществить - будем контролировать всю Москву... "А я стану фактически самым крупным московским уголовным авторитетом", - ухмыльнулся про себя Никитин, весьма довольный такой перспективой. - ...Поэтому тебе, Сережа, - продолжал Никитин, - с завтрашнего дня предстоит начать массовый отстрел лидеров группировок.
Лицо у Коробова вытянулось, но он промолчал, дожидаясь продолжения. Зато вылез Иван Иванович и, как всегда, выступил совершенно невпопад, что стало дурацкой традицией неофициальных совещаний:
- Так их, блядей! Давно пора...
- Помолчите, - поморщился Никитин.
В дальнейшем его предложения по персоналиям - кого убрать, а кого оставить - особых трений не вызвали.
Большеданов, правда, пытался возражать против немедленной ликвидации филевского лидера по кличке Ноздрь. Фамилия авторитета, который "качал права" в Филях, была не Ноздрев, а Ноздырев, поэтому звался он не уничижительным женским именем Ноздря, а странноватым, но несомненно мужским и более твердым Ноздрь. Коренные москвичи произносили по-московски протяжно и с ударением на первом слоге - Ноздарь... Пашка заявил, что за Ноздарем и его "фильками" крупный долг: Ноздарь не полностью расплатился за свое недавнее освобождение. За ним еще восемь тысяч долларов. Ситуацию Пашка держит якобы под контролем. По его сведениям, деньги сейчас активно собираются. Если сейчас "Белая стрела" уберет Ноздаря, то деньги пропадут.
Никитин вздохнул и, жестом прервав Большеданова, ответил:
- Не мелочись, Паша. Пятьдесят лимонов не такие деньги, чтобы из-за них откладывать принципиальную, историческую по своему значению перестройку наших отношений. Потому что речь идет о самой схеме финансовых отношений с организованными преступными группировками.
Далее Никитин увлекся разъяснением своей основной идеи.
- ...Что представляет собой сейчас схема наших отношений с ОПГ? Мы ловим преступников, сажаем их и берем выкуп за освобождение. То есть фактически мы сосуществуем с ними на равных. Закон они нарушают по своему усмотрению, без оглядки на нас. Они оглядываются лишь на Уголовный кодекс. И то только когда их ловят... Наша работа строится по алгоритму, задаваемому московским криминалитетом: в основе алгоритма лежит само преступление, расследование, по сути, следует за ним, и результат его определяется доказуемым составом преступления. Однако мы при всем при этом отвечаем за уровень преступности в Москве. Я лично отвечаю. Не только перед своим начальством и перед населением, но и по существу... А при сложившейся системе взаимоотношений с криминальным миром мы воздействовать на этот уровень фактически не можем...
Никитин остановился, перевел дух, посмотрел на реакцию соратников: все сидели с непроницаемыми лицами.
- ...Уровень наших с ними взаимоотношений дворовый: кто кому морду набьет, тот и права качать будет, - продолжил он после паузы. - На мой взгляд, это просто пережитки варварства... Отношения физиологической соревновательности остались в первобытном прошлом человечества. Сегодняшний мир питается идеями конвергенции и единого социального пространства. И только мы, силовики, строим отношения с теневыми структурами по давно похороненному в цивилизованном мире принципу: "у кого дубина больше, тот и прав"... Формально мы как бы развиваемся вместе со всем остальным миром: у нас появились новые методы расследования, электронная аппаратура, новейшее оружие и иные технические средства, на нас работает наука. Однако на деле все это означает лишь одно мы выстругали себе новую большую дубину, показываем ее сопернику и пытаемся его этой дубиной запугать: смотри, мол, мы сильнее... Это варварство, даже более того - дикость, борьба первобытных племен за место охоты. Ведь в ответ противник примется строгать себе еще большую дубину, чтобы запугать в свою очередь нас. Слепому видно, что внутренняя логика этого процесса уводит в дурную бесконечность... Мы забываем, а может быть, и вовсе не знаем о том, что передовые позиции в развитии современной науки принадлежат сейчас социологии, психологии и логистике...
Тут Никитин снова обвел взглядом своих сотрудников. На некоторых лицах он прочел растущее недоумение и уже начал понемногу раздражаться.