— Это да. Но что вы сделали с этим толстым? Он стал как зомби!
— Загипнотизировал, — лаконично ответил Станислав Аркадьевич. — Тебе достаточно? Слышала такую русскую поговорку: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!»?
— Слышала. Еще когда с папой и мамой жила. Лидка спросила как-то: «Папа, а за что у тебя орден?», а он ей как раз про Варвару сказал.
— Значит, не такой уж он у тебя «бэстард», — заметил Станислав Аркадьевич. — Ордена в Афгане не всем давали…
— Вы там были? — спросила Галя.
— Нет, — покачал головой Сухарев, — к сожалению, не сподобился. Но хочу верить, что твой отец был хорошим человеком.
— Мне лучше знать, какой он был. Пьяница и дурак!
— Он что, бил вас?
— Нет, не бил. Но когда пил, то сперва пел, хохотал, песни пел всякие неприятным голосом, а потом очень много ворчал и нудно говорил маме, как он ее любит. А ей это было противно. Потому что мама была красивая и высокая, а он — маленький и сморщенный. Он столько раз обещал, что не будет пить, а потом — все сызнова. Мама даже несколько раз его сковородкой била!
— А он что?
— А он только закрывался и прятался от нее. Трус!
— Что, было б лучше, если б он твоей маме сдачи дал?! Я лично, если б меня баба начала сковородкой охаживать, не сдержался бы…
— Я же говорю: трус он. И вор к тому же. Его посадили за то, что из своей части что-то украл и продал.
— И много украл?
— Не знаю, — пожала плечами Галя, — я тогда очень маленькая была. Лидка говорила, что его на два года посадили, наверно, не очень много. Она тогда уже более-менее соображала, в третий класс ходила. А мне еще четырех лет не было. Когда мама за дядю Михаила вышла, мне он сперва понравился. Но потом тоже пить начал. Мама его урезонивать, а он ее по лицу! И ногами тоже!
— Зато не трус, должно быть! — усмехнулся Сухарев.
— Еще какой! — презрительно хмыкнула Галя. — Один раз пришел в гости какой-то здоровенный мужик, типа вас или еще крупнее. И, когда напился, прямо за столом стал маму щупать. Так он, Михаил этот, сидел и глазки в сторону отворачивал. А потом сделал вид, что заснул, и этот дядька увел маму в спальню. Мы с Лидкой все слышали, и Лидка мне объяснила, что они там делают. Потом, когда этот дядька ушел, отчим начал маму бить и обзывать. Противно вспоминать…
— Это ты сама вспомнила, — заметил Станислав Аркадьевич, — за язык тебя не тянули. В общем, на этом основании ты сделала вывод, что все русские сволочи?
— А разве нет?! Бандиты дэдди убили — я даже не знаю, за что. Милиция помогает бандитам — так нагло, в открытую! Нет, если мне отсюда выбраться удастся — я сюда больше никогда и ни за что.
— Хорошая мысль! — вздохнул Сухарев. — Только выбираться будет туговато…
Они прошли вдоль путей километров пять, а то и десять, прежде чем вышли к большой прогалине, на которой стояло маленькое зданьице из белого кирпича с черно-белой вывеской: «СЖД Нямжа». Рядом с этим «вокзалом», больше подходящим под понятие «будка», стояло несколько деревянных одноэтажных домов-бараков, где проживал, должно быть, персонал этого полустанка или разъезда, а также всяких сараюшек и курятников. Размокшая дорога уводила куда-то в лес.
— «Унылая пора, очей очарованье…» — печально процитировал Станислав Аркадьевич. — Интересно, тут хоть что-нибудь останавливается?
— Да уж, — поморщилась Галя. — Что-то сомнительно…
— «Поезд идет — на Чаттанугу — чу-чу!» — пропел Сухарев строчку из песенки, которая небось была популярна в дни его юности. Галя не отреагировала, поскольку у себя в Америке эту песенку не слышала, и вообще ей было не до Чаттануги. Она сейчас бога молила, чтоб сюда подкатил самый дрюшлый поезд, который подвез бы ее до Москвы, откуда, как ей казалось, уже рукой подать до Америки.
Как раз в тот момент, когда они подошли к вокзалу-будке, на крылечко вышла толстая тетка в зеленой телогрейке — в таких когда-то Берлин брали! — черной железнодорожной юбке, в резиновых сапогах и с алым беретом на голове. Дежурная по станции, стало быть. Вышла и закурила «Беломор», а затем, пустив дым из ноздрей малинового носа, произнесла довольно приветливым, хотя и хрипатым голосом:
— Здравствуйте, граждане!
— Здравствуйте, девушка! — вежливо кивнул Сухарев, для которого эта дама, явно перевалившая сороковник, возможно, и смотрелась, как девушка. — Как отсюда в Москву попасть, не подскажете?
— Если пешком, — дежурная кокетливо пустила изо рта кольцо беломорного дыма и изобразила кривую усмешечку, — то правильно идете. Глядишь, через недельку-другую доберетесь…
— А если на поезде? — Станислав Аркадьевич поглядел «девушке» в глаза.
— Это смотря на каком, — неспешно выпустив струю дыма в направлении облаков, сказала дежурная. — На купе СВ наберете?
— Наверно, наберем, — кивнул Сухарев, — пару тыщонок хватит?
— Хватит. На скором поедете, через пару часов.
Галя хотела было уточнить цену на билеты, но вовремя сообразила, что здесь, судя по всему, никакие скорые не останавливаются. Однако дежурная может на пару минут притормозить поезд и подсадить их какой-нибудь знакомой проводнице. Господи, да ей бы хоть с какой переплатой — лишь бы уехать! Правда, все переговоры с теткой-дежурной взял на себя «дядя Стас», он же и деньги платил. Дежурная, разумеется, увидев американский паспорт, широко распахнула свои запухшие глазки, но вслух ничего не сказала.
Два часа, которые они просидели в будке у дежурной, Галя провела, будто приговоренный к смерти, которому сообщили, что, возможно, придет ответ на ходатайство о помиловании. А вот какой ответ — фиг его знает. В том смысле, что могут и помиловать, но могут и отклонить. Сказать, что Галя просто маялась, значит ничего не сказать.
Но скорый пришел почти вовремя, и дежурная — выяснилось, что ее тетя Саша зовут — даже сопроводила пассажиров на шлаковый низенький перрон, точно к месту остановки СВ. И проводница особо выпендриваться не стала, впустила в вагон без проблем.
Конечно, Галя в американских спальных вагонах не ездила — у них, по меньшей мере до 11 сентября, на такие расстояния самолетами летали. Но в СВ ей понравилось. Особенно когда чай принесли, а также два набора всяких продуктов, куда входили печенье, йогурт, плавленый сырок, сахар, булочка, паштет и минеральная вода.
— Ты сколько не ела? — поинтересовался Сухарев, увидев, что юная леди лопает с аппетитом российской беспризорницы.
— Около суток, кажется, — отозвалась Галя.
— Понятно, — сказал Станислав Аркадьевич и пододвинул ей свой набор продуктов. — Съешь это тоже. Мне это все равно что на один зуб. Пойду поищу, может, тут вагон-ресторан имеется. А ты сиди тут, ясно?
Конечно, Сухарев не ощущал особого спокойствия, оставляя Галю в купе, где находился его стреляющий зонтик и кейс, набитый долларами. Но голод не тетка, а йоргуртом да паштетом не насытишься.
Вагон-ресторан нашелся совсем неподалеку. Народу в нем сидело человек пять, не больше. За одним столом сидела парочка, за другим тоже, а за третьим некий хмурый седоватый гражданин, который, однако, почти сразу же обратил внимание на вошедшего и… улыбнулся.
— Привет! — вполголоса сказал он Сухареву. — Вот уж не чаял…
— Я тоже не чаял, — отозвался Станислав Аркадьевич, присаживаясь к столику. — Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
— Я думал, ты скажешь что-нибудь вроде: «Привет, Юрка!» — ухмыльнулся седоватый. — Или, скажем, просто: «Здорово, братишка!» А ты вон как, по званию обращаешься! Может, и мне тебя полковником называть?
— Извини, не думал, что тебя это заденет, — сказал Сухарев. — В столицу собрался?
— В столицу проездом, — генерал в штатском налил себе фужер минералки и отхлебнул. — В отпуск меня отправили, в санаторий.
— В самый разгар осеннего призыва?! — удивился Сухарев.
— Ничего, в облвоенкомате есть кому трудиться. А у меня тут, веришь ли, то давление, то аритмия…. В общем, путевочку дали, отдохну малость, а потом, поди-ка, комиссуюсь. Лампасы вырастил, и ладно. Все равно до министра уже не дослужусь, к тому же теперь министр обороны без погон ходит.
— Хотя и генерал-лейтенант ФСБ, насколько я помню, — усмехнулся Станислав Аркадьевич.
— Что заказывать будете? — спросила официантка, подойдя к столику.
Сухарев заказал рыбный салат, борщ и что-то типа шашлыка, а также бутылку коньяку. Перед этим спросил у генерала:
— Тебе не повредит, случаем? С аритмией и так далее?
— А, — махнул рукой тот. — Не каждый день с братом встречаюсь…
Чокнулись, выпили, закусили, Сухарев начал хлебать борщ, а генерал спросил:
— Ты сам-то как, Сережка?
— Нормально, не жалуюсь, — ответил Станислав Аркадьевич и глазом не моргнув, когда его обозвали Сережкой.
— Все кочуешь, стреляешь? — облвоенком процитировал «Белое солнце пустыни».
— Приходится… — кивнул Станислав-Сережка.
— А уняться не пора? Я вот помоложе тебя, а здорово устал от всякой возни. Не хочется просто так пожить, без суеты-маеты?
— Нет, — твердо сказал старший брат, — мне, Юрик, еще рановато. Скорее всего теперь я уже до смерти не остановлюсь.
— Завидую… — покачал головой генерал. — Слушай, мы сколько с тобой не виделись, а?
— Почти четыре года, по-моему. У тебя сын еще в школе учился. А девки только-только в институт поступили.
— Сейчас уже кончили. Одна даже замуж вышла и разродиться успела. Внука принесла! Так что дед я уже, понял? А вторая вся в делах — главбухом в какой-то фирме работает. Зарабатывает раза в три больше меня. Пацан тоже вырос — побольше тебя ростом! — уже на втором курсе.
— В военное училище отправил? — предположил Сухарев.
— Во-первых, сейчас училищ нету, есть военные институты, — поправил военком. — А во-вторых, он у меня умный. В МГУ поступил, на журфак.
— Стало быть, закрылась военная династия Сорокиных? — не то с искренним, не то с ироническим сожалением произнес Сергей-Станислав.
— Ну если у тебя никто не объявился, то именно так.
— У меня никто не объявился. И не объявится, думаю.
— И там? — Юрий Сорокин мотнул головой в неопределенном направлении, но старший брат его неплохо понял.
— Там тоже. Мне не до этого, понимаешь?
— Понимаю… Неужели, Серега, ты на что-то надеешься?
— Не надеяться нельзя. Хотя, конечно, надеяться трудно. Иногда кажется, что все впустую, как в девяносто третьем, например, но иногда думаешь, что все же есть какие-то сдвиги…
— Самообман, по-моему. Ничего и никуда уже не сдвинешь. Знаешь, сколько мне пацанов-офицеров приходится на учет принимать, которые два-три года отслужили и уволились? Жуть. Не верят они в то, что им за защиту Родины хорошие деньги платить будут и они семью на них прокормят. А те, кто постарше, о пенсии думают да о том, как бы дачку с огородиком поставить. Или как в депутаты избраться, а может, в губернаторы…
— Понимаешь, Юрик, — пристально поглядев в глаза младшему брату, произнес Сергей Сорокин, — в России династия Романовых просуществовала 303 с лишним года. Много чего переживала: и дворцовые перевороты, и войны проигранные, и реформы начиная с Петра I и кончая Петром Аркадьевичем Столыпиным, который справился с революцией 1905 года. Уж после той революции, казалось бы все, укрепилась династия на веки вечные. Ан нет, влезли в германскую войну. Сперва — уря-уря! Потом в 1915 году — давай бог ноги! Но ведь и тут выправились, через год Брусилов навалял австро-венграм. Даже Ленин, сидючи в Швейцарии, ничего такого на семнадцатый год не планировал… Народишко охал, маялся, да все терпел с крестом да молитвой!
— А деньги-то от германского штаба Ленин получал?
— Может, и получал, я лично его расписок не видел. Но только запомни, Юрик, что даже если и получал, революцию на три миллиона рейхсмарок, и даже на тридцать три, в России сделать невозможно. Просто-напросто в один прекрасный февральский день в питерские магазины не завезли хлеба… Наверно, и до этого такие случаи бывали, но ничего не происходило. А тут произошло!
— «Умом Россию не понять…» — процитировал Сорокин-младший расхожие слова. — В общем, ты, как я понял, надеешься на этакий случай?
— Скорее не надеюсь, а верю. Верю, что рано или поздно такое стрясется! Пусть даже я до этого сдохну.
— А что потом будет? Ты задумывался над этим?
— Задумывался. Может быть, очень плохо будет. Даже гражданская война и интервенция может случиться. Американцы нас обложили уже сейчас, хотя начальство наше старается быть лояльнее лояльного. С баз в Узбекистане, Таджикистане и Киргизии они смогут разбомбить всю инфраструктуру за Уралом.
— А чем мы помешать сумеем? Тем более если Чубайс за долги ПВО от сети отключит! — невесело пошутил военком.
— Найдем чем! — почти всерьез ответил старший брат.
ИНСТРУКТАЖИ
Таран на славу потрудился, распаковывая всякие вещи и расставляя мебель. Еще хорошо, что Лешка не мешал. После прогулки с мамочкой по свежему воздуху он как следует заправился кашей и опять завалился на боковую. Юрка тоже с удовольствием поспал бы, и даже Надька, наверное, была бы не против. Но как раз об эту пору в их апартаменты пришел какой-то лысоватый и мордатый дядька со строгим и очень начальственным лицом. Таран даже подумал, будто он самый главный в здешних местах, но все оказалось проще.
— Значит, я — заведующий вашим общежитием Усольцев Иван Ильич, — представился мордатый. — Сюда я заходить буду редко. Можно сказать, даже совсем не буду. Примерно через час придут товарищи, оборудуют вам компьютерное место. И компьютер установят. Если этим делом не владеете — обучат по обязательному минимуму.
— А зачем нам компьютер? — полюбопытствовала Надька.
— Для связи прежде всего, в качестве видеотелефона. Ну и для работы, если вам чего-нибудь такое придется делать.
— А если сломается? — спросил Таран.
— Позвоните по обычному телефону 12–08, придут товарищи и отремонтируют. Вы, кстати, все удобства проверили? Вода идет?
— Да, — кивнула Надька. — И свет горит, и плита греет, и батареи…
— Туалет тоже в исправности, — доложил Юрка.
— Нигде не течет, точно?
— Нет пока.
— Значит, ежели что испортится, то либо через компьютер докладывайте, либо через телефон. Допустим, если свет во всем доме отключится. Дом новый, так что могут быть кое-какие недоделки. Ручки там могли позабыть привернуть, лампочки ввинтить. Вот это все — по 12–08, запомнили? Теперь вот еще что. Для вас установлен третий режим. То есть выходить за ворота и за забор можно только с сопровождающими. Стало быть, все покупки делаются только через компьютер. Поскольку вас трое, считая мальчика, то вам положено в день тратить триста рублей ровно. Но можно, допустим, заказать на шестьсот рублей — тогда, конечно, назавтра уже ничего нельзя тратить. Ну а если сразу на тыщу всего закажете — значит, и послезавтра тоже, да плюс от следующего дня сто рублей спишете.
— А если, к примеру, понадобится вещь какую-то купить? — спросила Надька. — Например, обувку для мальчика? А то у нас только сапожки резиновые, зимой-то в них не походишь, а из теплых ботинок он вырос уже…
— Объясняю еще раз, девушка, — нахмурился Иван Ильич. — Несмотря на то что вы тут больше полумесяца не жили, деньги вам положены на весь октябрь с рабочими и нерабочими днями. То есть девять тысяч триста рублей ноль-ноль копеек. Правда, пока безналом. Наличные у нас получают только на втором режиме. Так что если что при себе имеете, то лучше их перевести на счет. Иначе так и будут лежать без пользы. А так их приплюсуют к окладу и сможете чего-нибудь купить.
— Но у нас, между прочим, — взволновалась Надька, — на сберкнижках кое-что было. Там, где мы раньше жили!
— Ничего страшного. Придет тетя из нашей финчасти, примет у вас всю наличность, напишете требования о переводе денег в наш банк. Если положите на расходуемый счет — тоже будете иметь плюс к своим 9300. Если положите на счет НЗ, то есть типа срочного вклада, то будете копить из расчета 5 % годовых. Допустим, до совершеннолетия сыночка или там до свадьбы. Потом, ежели на второй режим выберетесь, то сможете обналичить, завести кредитку и так далее. Ну, детали вам Мелисса Васильевна объяснит. То есть та самая тетя из финчасти. А покамест все по безналу. Будете получать только натуру в пределах указанной суммы. Ну и согласно общеустановленному прейскуранту. Чего там не будет — не заказывайте. Заказываете вечером — в восемь утра привозят и доставляют. И наоборот.