— Ха? — раскрыл рот Полник.
— На основании метода Годфруа мы можем утверждать, что кто-то обвязал конец веревки вокруг шеи Леквика, перебросил второй через сук, затем подтянул его, пока ноги не стали касаться земли только пальцами. Естественно, после этого пришлось подняться наверх, закрепить там веревку и обрезать лишний кусок.
— Лейтенант? — Полник оторопело затряс головой. — Я считал, что этот парень покончил с собой.
— Его убийца и хотел, чтобы мы именно так подумали.
— Ага! Значит, теперь я знаю, что парня убили, лейтенант. Мне стало куда легче дышать.
— Убили? — Где-то позади нас раздался низкий красивый голос. — Я не ослышалась, кто-то тут говорил об убийстве?
Я повернулся и встретился взглядом с темными глазами балерины, которая, по всей вероятности, неслышно подкрадывалась к нам, пока мы были заняты делом.
— Совершенно верно, — буркнул я, — Леквик был убит, а его убийца попытался придать содеянному вид самоубийства.
Наташа Тамаер сморщила свой аристократический носик:
— Какая подлость! Полагаю, это значит, что возле нас днем и ночью будет находиться коп вроде итальянского импресарио или классной дамы?
— Совершенно верно!
— Во всяком случае, в этом есть один положительный момент… — Ее выразительные губы изогнулись в усмешке. — Сисси, несомненно, будет наслаждаться данной ситуацией.
— Сисси?
— Мой лучший друг, Сисси Сент-Джером, — небрежно бросила балерина. — Она пишет великолепные стихи, которые никто не в состоянии понять, обожает пиццу и пьет черное пиво, якобы это придает девушке энергию, как она уверяет. Ну и постоянно преследует мужчин.
— Это такая дамочка, о которой я всегда мечтал! — воскликнул Полник.
— Вот уж не подозревал, что вы увлекаетесь поэзией, сержант! — Я был потрясен.
— Да нет, я имел в виду то, что она преследует мужчин, лейтенант! — Он вздохнул. — Я потратил почти десять лет жизни в ожидании появления такой дамочки, а потом мне попалась на пути моя старая леди! — Он с явным отвращением покачал головой. — На свете нет справедливости!
— До того как мы вышли сюда, вы упомянули еще какого-то Чарвосье, — обратился я к девушке.
— Он — французский импресарио, — пояснила Наташа, — это почти то же самое, что итальянцы, только начинают знакомство с целования руки, а не со щипков за мягкое место.
— А группа вокруг пианино, — продолжал я, — их было тогда трое, нет, четверо? Ваша воздушная поэтесса Сисси Сент-Джером, — произнес я с заминкой диковинное имя, — Чарвосье — это двое. Кто остальные?
— Лоренс Бомон, он сочиняет либретто и хореографию для нашего нового балета. И человек, у которого такой вид, будто на его голове пылает костер, это Дики Гембл, основной танцовщик.
— И это все, находящиеся в доме? — занервничал я.
— Все. Мы должны жить уединенно, спокойно, чтобы нам никто не мешал, когда мы работаем, в особенности в то время, когда переживаем период родовых мук нового балета.
— Вы уверены, что не позабыли упомянуть парочку импресарио из Аргентины, которые заперлись на ключ в комнатах верхнего этажа? — проворчал я.
— Нас всего шестеро в доме, лейтенант, — беспечно рассмеялась она, — вернее сказать, нас было шестеро до тех пор, пока Антона не убили… На многие мили вокруг здесь больше ни души… — Она на секунду задумалась. — За исключением одного бродяги, пожалуй.
— Бродяги? Вы имеете в виду какого-то чрезмерно любопытного человека, да?
— Вот уже несколько дней, как он где-то здесь, поблизости, — заявила балерина спокойным тоном, — мы все слышали его в разное время, но никому не удалось увидеть его хотя бы мельком. Бедняжка Сисси чуть не помешалась от беспокойства.
— Чтобы ее напугать, этот мерзавец мог спокойно проникнуть к ней в комнату, верно? — возмущенно спросил Полник.
— Вы все неверно поняли, сержант, — с милой улыбкой объяснила она, — последние две ночи Сисси не задергивала занавески, окна были широко распахнуты, вся комната залита светом. Каждый вечер около получаса она расхаживает взад и вперед в своем бикини, делая дружеские призывные знаки указательным пальцем, и все без толку! Она считает, что, возможно, немного располнела, эта мысль просто не дает ей покоя!
— Шестеро ненормальных под одной крышей и седьмой снаружи! — простонал я.
— Я считаю, что коп не должен забывать про хорошие манеры, — ледяным тоном отрезала Наташа.
— Кто нашел тело?
— Никто.
— Как это так? — Мой голос поднялся октавой выше.
— Я имею в виду, что мы все сегодня около девяти утра завтракали на кухне. Как обычно. А когда закончили, отправились в гостиную, чтобы приступить к работе. Кто-то раздвинул занавеси, и там висел он перед самым окном!
Глава 2
Группа людей, столпившихся у пианино, наблюдала за нашим приближением, их лица выражали всю гамму чувств от неприкрытой враждебности до жадного любопытства. Наташа поочередно представила нам всех, но каждый раз я опережал ее. Высокий, гибкий, рыжеволосый парень, вне всякого сомнения, был их основным танцором, Дики Гемблом. На самом деле можно было подумать, что его голова охвачена пламенем, как образно выразилась она.
Второй парень выглядел коротышкой из-за своего огромного бочкообразного брюха, такое было разве что у Гаргантюа. Добавьте к этому выстриженную до основания полосу дюйма в четыре шириной, проходящую строго через макушку, по обе стороны которой возвышалась густая поросль черных кудрей. Это, вне всякого сомнения, был Чарвосье, французский импресарио.
И, наконец, третий мужчина должен был быть Лоренсом Бомоном, хореографом, об этом я догадался, пустив в ход метод исключения. Он был на пару дюймов выше шести футов, а его превосходное атлетическое сложение выгодно подчеркивалось белой тенниской и черными спортивными брюками в обтяжку. Ему было около сорока, на мой взгляд. Красивая физиономия бронзового цвета от загара эффектно контрастировала с рано поседевшими белоснежными волосами, волнами спускавшимися чуть ли не до самых плеч.
Девушка была, разумеется, Сисси Сент-Джером. У нее были пушистые волосы медного цвета, высоко поднимающиеся надо лбом и скрепленные на затылке блестящим серебряным гребнем. Ее пухлые щечки не только оповещали о прекрасном здоровье, но также имели очаровательные ямочки. Широкий рот, возможно, просто не мог закрываться плотно из-за фантастического выверта нижней губы. Длинные густые ресницы придавали ее сине-голубым глазам обманчиво невинное выражение, до тех пор пока ее взгляд не наталкивался на существо мужского пола. После этого глаза красотки Сисси было бы правильнее назвать поисковыми прожекторами.
Она была высокой, не очень полной, но не без приятной округлости форм. Прелестное платье до колен было сшито из блестящего оранжевого шелка, усеянного черными орхидеями. Тоненький шнурок под грудью придавал наряду еще большую элегантность. С одного взгляда я определил, что под платьем больше ничего не было надето.
— Почему он решил покончить с собой, лейтенант? — неожиданно спросил Чарвосье, после того как была закончена церемония знакомства, — он не был особенно талантливым танцором, но есть и похуже.
В его гортанном произношении перемешалось столько акцентов, что теперь нельзя было точно определить национальность говорившего. Я подумал, что все же смогу выделить три слоя: среднезападный, французский арго и разновидность английского, на котором говорит большинство лондонцев, хотя многие ошибочно принимают его за кокни. Два акцента окончательно поставили меня в тупик. Возможно, это были бедуинский или китайский, но не наверняка. Самым же печальным было то, что в итоге говорил он настолько неразборчиво, что понять его было почти невозможно. Немалую роль тут играла повышенная активность слюновыделяющих желез.
— Леквик не убивал себя, — холодно изрек я, — он был убит.
— Убит? — произнес глубоко потрясенный танцор Гембл. — Вы в этом уверены, лейтенант?
— Уверен, конечно же лейтенант уверен! — вступился за честь мундира Полник. — Он использовал методы Года и Фрейда, правильно, лейтенант?
— Давайте не станем терять на это время, — торопливо прервал его я, — по словам мисс Тамаер, вы все закончили завтракать около девяти, затем прошли сюда работать…
— Я отдернул занавеси с окон, — раздался густой громкий голос Бомона, — и там был он!
Лоренс пригладил роскошные волнистые, рано поседевшие волосы.
— Это был шок! — добавил он без особой необходимости.
— Когда вы видели его последний раз живым?
— Вчера вечером… — Его холодные серые глаза смотрели на меня с нескрываемым неодобрением, он на минуту задумался. — Я отправился спать рано, примерно в половине одиннадцатого, потому что у нас был утомительный день. Антон оставался здесь, пил, когда я поднялся наверх.
— Один?
— Нет, с ним была Наташа и, как мне кажется, Сисси.
— Он остался здесь, когда я поднялась к себе через четверть часа, — сообщила равнодушно балерина. — Мне кажется, к этому времени он слегка опьянел. Сисси дразнила его, помнится, он из-за этого страшно злился.
— Антон был полностью лишен чувства юмора, — заговорила блондинка. У нее был громкий самоуверенный голос, чем-то напоминавший гудение пчелиной матки. — Я его немножко поддразнивала по поводу черного трико, которое специально назвала колготками.
— То самое трико, которое надето на нем сейчас? — спросил я.
— То самое, лейтенант.
Ее смех напоминал журчание согретого солнцем ручейка, он слегка задевал струны моих эротических желаний, заставляя смотреть на мадам под несколько иным углом зрения.
— Он остался, когда вы ушли? — поспешил я задать новый вопрос.
— Нет, он ушел первым… После того как необоснованно обозвал меня не слишком лестными словами, он заявил, что идет спать.
— В котором часу это было?
— Примерно в одиннадцать пятнадцать или в половине двенадцатого, как мне кажется. Я почти сразу же прошла к себе в комнату, в кровати была уже без четверти двенадцать.
— Но он так и не раздевался, судя по его виду, — продолжил я.
— Скорее, поднялся сегодня рано утром и надел снова свое трико, — подсказал Чарвосье с раздражающей логикой. — Кто знает, не спал ли он вообще в этой одежде?
— Ужасно неделикатный вопрос, дорогуша! — неожиданно фыркнула Наташа.
— Полагаю, об этом наверняка знает только один убийца, — едва сдерживая ярость, произнес Гембл, — и не считаешь ли ты, Наташа, что пора прекратить шуточки? Лейтенант производит впечатление спокойного человека, но, возможно, у него уже создалось мнение о нас всех как о сборище маниакальных дебилов.
Он какое-то мгновение смотрел на притихшую четверку, и только тут до меня дошло, что у него очень честное лицо, такое лицо бывает лишь у продавца подержанных автомобилей или у убийцы жены.
— Итак, Антон Леквик был придурком, — сердито продолжал он, — и мы все об этом знали, так что никто не собирается проливать крокодиловы слезы по поводу его преждевременной кончины. Но если он был убит, это совсем не смешно, потому что мы все автоматически становимся подозреваемыми.
— Дорогуша, весь твой пыл потрачен впустую, — пробормотала Сисси, бросая на него томный взгляд, — настоящим преступлением было то, что никто из вас не помог поймать этого бродягу.
— Бродягу? Я про него совершенно забыл, — произнес Бомон, выдержав драматическую паузу.
— Конечно же! Вот и ваш убийца, лейтенант, то ли соглядатай, то ли частный детектив, который последнее время докучал нам каждую ночь.
Я уже прислушивался какое-то время к звуку приближающейся санитарной машины, поэтому послал Полника встретить ее и заняться покойником. Когда сержант вышел из комнаты, я снова внимательно посмотрел на пятерку подозреваемых в убийстве и решил пока поставить на этом точку. Я не сомневался, что добьюсь большего, если стану разговаривать с ними поодиночке, а не со всем табором сразу.
— Поднимусь наверх взглянуть на комнату Леквика, — объявил я.
— Я покажу вам, где она находится, — затарахтела блондинка.
— Желаю удачи, лейтенант, — фыркнул Бомон, — если вы не вернетесь до полуночи, мы направим поисковую группу.
— Вы хитрец, Лоренс. — Сисси на мгновение остановилась возле него и любовно потрепала по щеке. — К тому же слегка ревнивы, верно?
Его классически красивое лицо внезапно побледнело под темным загаром.
— На вашем месте, дорогуша, я бы не вылезал из кожи вон, — вкрадчиво произнес он, — подозреваю, что лейтенант — человек со вкусом, он ценит качество, сомневаюсь, чтобы ему пришлась по душе всякая дешевка из магазина подержанных товаров.
— Весьма хитро!
Улыбка блондинки стала еще шире, прежде чем она отвесила ему звонкую пощечину.
— Детки! — произнесла Наташа Тамаер слегка рассерженным тоном. — Никаких семейных скандалов в присутствии посторонних, с вашего разрешения.
— Во всем виновата я одна, дорогая, — заявила Сисси насмешливо-извиняющимся голосом, — я не учла, что у Лоренса особые счеты с лейтенантами полиции.
Она подошла к двери, ведущей в темный коридор:
— Идемте, лейтенант!
У Бомона перекосилась от ярости физиономия, когда он посмотрел ей вслед, потом, с явным трудом взяв себя в руки, он холодно улыбнулся мне:
— Вы должны нас извинить, лейтенант. Подобные сценки считаются шуточками в нашей нервной компании.
— Разумеется, — пробормотал я, поспешив за блондинкой.
Крутая лестница начиналась где-то в коридоре с правой стороны, я ухитрился поравняться со слегка покачивающимися черными орхидеями где-то у самого ее конца. Сисси двигалась, покачивая очаровательно упругой попкой, мне даже стало казаться, что она задалась целью довести меня до так называемого «спровоцированного оскорбления».
Наконец она все же остановилась, отворила дверь и вошла в спальню, а Уилер с обезумевшими глазами ввалился следом, наполовину позабыв, зачем ему это нужно.
— Вот, пожалуйста, — беспечно заговорила она, — предпоследнее место отдыха ныне усопшего Антона Леквика.
Это была комната с набором только самого необходимого: кровать, комод, пара стенных шкафов и тому подобное, но все это носило на себе печать сугубо временного жилища, как будто на стене имелась незримая надпись «Антон Леквик здесь только спал». Я подошел к окну и выглянул наружу. Комната находилась в передней части дома, и перед моими глазами раскинулась потрясающая картина. Спускающиеся вниз холмы, с могучими деревьями, потом плоскогорье с фермерскими домиками, кажущимися отсюда детскими игрушками, а далее, на горизонте миниатюрный Пайн-Сити, слегка мерцающий в дымке.
— Потрясающий вид, не правда ли? — пробормотала Сисси.
— Как могло случиться, что группа балетных маньяков разместилась в таком доме в десяти милях от цивилизации? — спросил я с искренним изумлением.
— Вы не имели в виду балетоманов? — Сисси улыбнулась с самым невинным видом.
— Вы меня прекрасно расслышали, — нахмурился я, — и все еще не ответили на мой вопрос.
— Потому что им надо было найти спокойное местечко, где бы они могли плодотворно работать над новым балетом, который должен пойти в этом сезоне. Этот дом идеально тихий, самое же важное, что за него не надо платить.
— Его владелец — филантроп?
— Меня по-разному называли, — рассмеялась она гортанным смехом, — но впервые окрестили филантропом!
Я отвернулся от окна и посмотрел на нее:
— Это ваш дом?
— Мой отец построил его, чтобы сбежать от своих жен, их было четыре, потому что они преследовали его, требуя увеличить алименты.
— Эта надпись на входной двери… четыре жены?
— И семнадцать любовниц, пока я не сбилась со счета, — равнодушно пояснила она. — В детстве я привыкла называть их всех «мамами», мне не надо было запоминать, что на этой неделе была Таня, которая сменила предшествующую ей Бобби, а та, в свою очередь, месяц назад — Кьютти-Пай и так далее, представляете?
— Ваш отец, по всей вероятности, являлся конгломератом из нескольких мужчин, спаянных воедино, — уважительно произнес я.
— Энергия и живучесть, вот в чем дело, лейтенант. Я унаследовала эти качества от него, о чем, несомненно, вы уже наслышаны.