Глава 12
Крик стражника, отмечавшего каждый час, да биение собственного сердца были знакомы и привычны Хью, как сама жизнь.
Зубчатые стены замка окутала непроницаемая тьма. Здесь, в этом уединенном месте, невозможно солгать, тем более самому себе. Здесь ничто не могло потревожить, разве собственные мысли.
Прямо под ним, у основания каменной стены, лежал сад, некогда принадлежавший его матери. Ребенком Хью забирался туда и крепко зажмуривался, чтобы услышать жужжание пчел, шелест листьев, падавших в каменный фонтан, журчание воды, струившейся между пальцами мраморного херувима, поскрипывание самшитовых веток. Больше всего он любил весну, когда дурманящие запахи, казалось, проникали прямо в кожу. Дух пробуждающейся земли служил фоном для изысканного аромата розовых кустов. Каждый цветок, распускаясь, наполнял воздух своим, только ему присущим благоуханием, а травы вносили аромат специй.
Сейчас же сад был унылой серо-черной тенью, а единственный запах, который уловил Хью, исходил от перекопанных и присыпанных навозом клумб.
Однако этот слабый запах возвещал о скором приходе весны, и он распознал его так же ясно, как в присутствии Кэтрин Сиддонс распознавал исходившую от нее опасность.
Макдональд был человеком чести. На нем лежали многочисленные обязанности, выполнению которых его увлечение могло только помешать. Скоро в Доннили съедутся представители всех кланов, и он хотел заранее обдумать, какой политической линии следует придерживаться. Еще Хью должен заботиться о благополучии сородичей, об урожае, о тысяче каждодневных мелочей. Оставшееся время он посвящал самому любимому своему занятию. Как только выпадала свободная минута, к сожалению крайне редко, он спешил в кабинет на четвертом этаже. Занятия наукой влекли его сами по себе. Не жажда выгоды, славы или признания, нет — Хью Макдональдом двигало желание разгадать тайны природы. Пытаясь найти ответы на мучившие его вопросы, он делал это ради самого процесса.
Услышав скрип двери, Хью вжался в стену и выхватил кинжал, с которым никогда не расставался. Ученый в душе, он был воином, когда требовали обстоятельства, и управлял принадлежащими ему землями справедливой, но твердой рукой.
Словно вызванная его мечтами, в дверях появилась Кэтрин в поношенном плаще.
Отделившись от стены, Хью с силой захлопнул дверь, и женщина оказалась в тесном кольце, образованном его рукой и дверью.
— У вас совсем нет разума, глупая женщина?
Странное обращение к особе, которая целиком владеет твоими мыслями, да и на возглас счастливого любовника явно не похоже.
Однако для Кэтрин голос Макдональда прозвучал опьяняющей музыкой под стать романтической ночи. По коже у нее пробежали мурашки, будто от прикосновения чего-то нежного.
— Я не знала, что вы здесь.
Это не объясняло причину ее появления и уж совсем не походило на извинение за непрошеное вторжение.
— Не могли придумать ничего лучшего, чем разгуливать по замку, как привидение? — с досадой бросил Хью, убирая кинжал.
Было холодно, но Кэтрин вздрогнула не от резкого ветра, ее бросило в дрожь от присутствия этого человека, который неожиданно возник перед ней, словно дух, внушительный и грозный.
— Разве в Ненвернессе водятся привидения?
— В Шотландии нет места, где не ходили бы слухи о привидениях и духах.
— Даже здесь? — По голосу Хью чувствовал, что она улыбается.
— Говорят, в одной из комнат на втором этаже, ее называют вдовьей спальней, иногда слышно, как рыдает юная супруга пятого Макдональда. Они были женаты всего год, потом он умер.
— А вы ее слышали?
— Не слышал, хотя это не означает, что ее там нет. Зато я слышал громкий смех во время полнолуния, когда ветер дует с моря. Мы переделали в конюшню бывшую таверну, но временами оттуда по-прежнему доносятся звяканье кружек и крепкое словцо, брошенное кем-то из моряков.
«А по ночам, когда мне не спится, я ощущаю запах лаванды, такой же реальный, как обольстительный шепот и страстные поцелуи невидимых любовников», — подумал Хью.
— Здравомыслящие люди не верят в духов.
— Я этого и не говорил. Просто то, что я иногда слышу, не поддается разумному объяснению. А поскольку ничто человеческое мне не чуждо, у меня порой тоже возникают фантазии, далекие от реальности.
Что сказала бы Кэтрин, если бы он признался, что как раз перед ее появлением у него в очередной раз разыгралась фантазия?
— Вам не следовало приходить сюда.
Кэтрин вспыхнула от сурового упрека, произнесенного сквозь зубы.
— А вы сами что тут делаете? Могли бы заняться счетами или побеседовать с фермерами.
— Решили напомнить о моих обязанностях? Мне всегда казалось, что полночь не совсем подходящее время для занятий арифметикой, да и фермеры имеют странную привычку спать в такой поздний час. Кое-кому не мешало бы последовать их примеру.
— Вы уже второй раз отправляете меня спать.
— Возможно, вы пробуждаете во мне родительские чувства. Или это происходит оттого, что я постоянно застаю вас бодрствующей в одиночестве, когда разумнее было бы спать рядом с сыном.
— Но вы-то здесь.
Воцарилось молчание.
— Должен признаться, я не всегда веду себя разумно.
Услышь это Робби, он бы расхохотался над словами брата. Уж кто-кто, а Хью ни разу ни на йоту не уклонился от выполнения долга. Он не ведал ни колебаний, ни сомнений; все его действия продуманы, рассчитаны, а сердце и рассудок никогда не вступали в противоречие. Но так дело обстояло до появления этой женщины, которая заставила его отбросить былую мудрость.
— Уходите, не то простудитесь, — отрывисто сказал он, ибо молчание слишком затянулось.
Кэтрин быстро отвернулась и стала глядеть на залитое лунным светом море, жалея, что в голову не приходит ничего умного или смешного. Вот Сара наверняка бы придумала. Сара, чьи руки не обезображены работой, а кожа не опалена солнцем. Нежная, как цветок, ежедневно принимающая ванну с благовониями. Ей не приходится обтираться по утрам губкой, смоченной в ледяной воде, и дрожать от холода. Сара, несмотря на свою бедность, всегда ела досыта. Да, она бы непременно придумала, что сказать.
— Не такая уж я тщедушная, чтобы заболеть от пустячного ветерка.
Снова пауза.
Нет, тщедушной ее не назовешь. Они с лэрдом почти одного роста, только у нее под ветхим плащом угадываются соблазнительно округлые формы, а ноги и руки длиннее и тоньше. Напрасно она выставила их напоказ, появляться перед чужим мужчиной в таком виде, да с распущенными волосами, не совсем прилично.
И ему вовсе не обязательно на нее глазеть. Однако Макдональду это не пришло в голову, когда он повернул Кэтрин лицом к себе, успев заметить, что она смущена не меньше его.
— Я с детства много слышала о горцах… Зачем она сказала этот вздор?
— И что же вы слышали? Что мы поклоняемся сатане и дружим с ведьмами? — насмешливо поинтересовался он.
— Что вы опасный народ. Постоянно ссоритесь между собой, ни в грош не ставите законы и ниспровергаете авторитеты. Только никто не говорил мне, что на свете существует такое прекрасное место, как Ненвернесс.
— Значит, вам понравился мой дом? — Она кивнула, и Хью согласился: — Да, место неплохое.
На самом деле он обожал свой замок, каждый уголок, каждую трещину; потайные лестницы, ведущие на чердак, небольшие комнаты, расположенные по обе стороны коридоров, огромные нижние залы. Он влюбился в Ненвернесс еще ребенком, с годами привязанность усилилась, и не последнюю роль тут играло сознание того, что в один прекрасный день все это будет принадлежать ему.
Хью всегда казалось, что он связан с Ненвернессом какими-то мистическими узами. Сложенный из камня и кирпичей, скрепленных известью, замок отражал тайную сторону натуры своего хозяина, о существовании которой мало кто догадывался.
Будучи человеком практичным, но все же не лишенным воображения, Макдональд понимал, отчего его сердце начинает учащенно биться, когда он возвращается домой после долгого отсутствия, и почему ему никогда не наскучит видеть Ненвернесс, залитый полуденным солнцем или озаренный розовыми лучами утренней зари, словно застигнутая врасплох юная девица. Хью привык мыслить логично, однако признавал силу привязанности к родному гнезду. Это первобытное чувство было глубже и сильнее любой страсти, которую он когда-либо испытывал.
Кэтрин подошла к краю зубчатой стены, глядя на набегающие волны.
— Мэри говорила, что Ненвернесс стоит на этом месте уже пять веков, — сказала она, чтобы нарушить молчание.
Она боялась, что иначе Хью услышит бешеный стук ее сердца и тяжелое дыхание, словно она пробежала без остановки несколько миль. Почему в его присутствии ей всегда не хватает воздуха, а сердце готово выскочить из груди?
— В Ненвернессе ощущаешь связь времен. Кажется, он был здесь всегда и будет вечно.
— И каждый Макдональд стремится оставить в нем свой след.
— Смотрите!
Перегнувшись через карниз, Хью указал на вырезанного из камня грифона. Хотя Ненвернесс строился как оборонительное сооружение, прежние владельцы не забывали и о красоте.
Края зубчатой башни были увенчаны изображениями мифических существ, между которыми виднелось море, поблескивавшее в ночи. Скрестив руки на груди, Кэтрин не сводила глаз с чеканного профиля лэрда, четко выделявшегося на фоне залитой лунным светом воды. Интересно, сколько людей до нее любовались этой величественной картиной?
— А какой след оставите вы?
— Боюсь, не столь романтичный. Вместо мифологических персонажей я создаю ванные комнаты. В отличие от деда, собиравшего изделия из меди и бронзы, я строю акведуки и водопровод, — усмехнулся Макдональд. — Неподалеку есть резервуар для хранения питьевой воды. Пожалуй, мне стоило бы назвать его в свою честь, как вы считаете?
Самые радикальные изменения он произвел на четвертом, верхнем этаже Ненвернесса: очистил чердак от веками копившегося там хлама, старую мебель частично продал в Эдинбурге, а частично раздал фермерам, две стены заменил колоннами, не только поддерживающими массивную крышу, но и открывающими доступ свету, заливавшему освободившееся пространство; свинцовые переплеты окон фасада заменил настоящим стеклом, которое надежно защищали деревянные жалюзи; в крыше пробил три люка, закрывала и открывала которые система блоков, установленная на одной из стен.
Поначалу эти нововведения вызывали удивление и ропот его людей, однако с течением времени они перестали обращать внимание на многочисленные повозки, которые то и дело въезжали в ворота Ненвернесса, груженные хитроумными механизмами и причудливой формы приборами, заботливо укрытыми тканью. Все знали, что молодой хозяин любит забавляться подобными пустяками.
Макдональд очень хотел рассказать обо всем Кэтрин, но сдержался. Тот факт, что он готов поделиться с ней сокровенными мыслями, пугал его и настораживал.
Да, в этой женщине определенно таится опасность.
Он шагнул к ней, и Кэтрин спиной ощутила движение, словно между ними пробежали невидимые токи. В его присутствии она всегда трепетала, как невинная девушка, охваченная сладостной дрожью.
— Я вас не поблагодарила…
— За что?
— За то, что поговорили с Йеном.
Вот так, мягко и ненавязчиво, она вернула Хью к роли лэрда.
— Значит, он прекратил свои ухаживания? — поинтересовался он, отодвигаясь на безопасное расстояние.
— За три недели не сказал мне и трех слов. Чем вы его напугали?
— Напугать Йена не так-то просто, — со смехом возразил он. — Скорее в нем говорит уязвленная гордость.
— Мне бы не хотелось причинять ему боль.
— Иногда гуманнее причинить ее вначале, чтобы избавить от страданий в будущем.
Макдональд произнес это столь многозначительно, что Кэтрин удивилась. Кого он имел в виду, себя или ее? Она не оборачивалась, чтобы не выдать своего смятения. В голове стучала одна мысль: «Мне следовало бы бежать, когда я впервые тебя увидела. Теперь слишком поздно…»
— Как вы думаете, будет война?
По тоске в ее голосе Хью понял, что Кэтрин разделяет его опасения.
Большинство арендаторов в Ненвернессе смотрели на предстоящую битву как на увеселительную прогулку. Достаточно вынуть кинжалы, уложить сотню-другую англичан, и дело сделано. Кэтрин явно так не думала. А может, он просто выдал желаемое за действительное? Уж очень соблазнительно было считать, что женщина, завладевшая всеми его помыслами, наделена интеллектом под стать его собственному. Но это лишь увеличивало исходившую от нее опасность.