«Лишь тот заходит слишком далеко, кто не знает, куда он идет», — сказал Оливер Кромвель. Люди из «Компании Джона» не знали, куда они идут, и они прошли долгий и трудный путь, начиная с тех дальних дней семнадцатого века и первых маленьких торговых поселений на берегах Короманделя. Они нанесли поражение султану Типпу, правителю Мисора, разделили и присвоили его территорию. Они поделили династии Махраттов и Гуркасов, сместили Пейшву и присоединили его земли к округу Бомбей. Предстояло ли древнему королевству Оуд последовать теперь этим же путем? Перейдет ли власть над ним из рук королевской семьи в руки Компании? Полковник Лоу как раз намеревался сделать все, чтобы избежать этого.
Он считал, что ситуация в Индии выходила из-под контроля. Чем больше увеличивались территориальные приобретения и власть Компании, тем меньше становились прибыли от самой торговли. «Компания Джона» не только теряла деньги, она уже находилась в больших долгах, поэтому не могло быть и речи о том, чтобы она полностью приняла на себя управление Оудом. Кроме этого, он считал, что народ Оуда, как бы он не любил своих жадных королей и не желал бы низвержения Нассеруд-дина, он не одобрил бы правления иностранцев в своих землях. Жители Оуда будут рассматривать это, как еще один пример агрессии Запада и как неприкрытый захват новых территорий; начнутся волнения и бунты, и снова прибыли Компании уйдут на разорительные войны. И все же Нассеруд-дин должен быть низложен.
В то время как полковник Лоу бился над решением этой проблемы, один ее аспект отпал сам собою. Жаркой июльской ночью Нассеруд-дин был отравлен, и тут же все королевство Оуд пришло в движение. Всюду обсуждали, кто придет ему на смену. Улицы Лакноу заполнили толпы различных группировок, готовые сражаться в защиту своих кандидатов, и только твердость и смелость Лоу и горстки его британских помощников спасла бурлящий город от потока крови и насилия. В конце концов, с согласия лорда Окленда на трон Оуда взошел пожилой, немощный дядя прежнего короля. Город успокоился, и Хуанита возвратилась в розовый дворец в Лакноу.
Вскоре брат Хуаниты вернулся из Испании. Это был высокий незнакомец, веселый смех которого отдавался необычным эхом в тишине Каса де лос Павос Реалес.
Теплые всепроникающие дожди сентября дочиста вымыли город. С октябрем пришли ясные дни и прохладные ночи индийского холодного сезона. Бартоны вернулись в Лакноу, где они предполагали провести месяц. Сабрина, приехав в Дом павлинов вместе со своей тетей Эмили, встретила там Маркоса де Баллестерос.
И они, конечно же, влюбились друг в друга. Маркос был темноволосым, романтичным и очень привлекательным юношей, он заразительно смеялся и демонстрировал своими манерами человека, только что вернувшегося из одной из самой романтически-загадочной страны — Испании. Сабрина Грантам была маленькой, хрупкой и прекрасной блондинкой. Влюбчивая по натуре, она вот уже год как ни в кого не была влюблена.
— Моя племянница Сабрина…
— Мой сын Маркос…
Они стояли в прохладном белом зале Каса де лос Павос Реалес и смотрели друг на друга. Апельсиновые деревья росли в кадках, как в Испании, и солнечный свет, пробиваясь сквозь кроны лимонных деревьев, посаженных перед домом, наполнял зал водянистым зеленоватым светом.
Маркос тоже читал Мильтона, и те же строки, которые Ашби цитировал много лет назад перед колыбелью малютки Сабрины, всплыли сейчас в памяти молодого испанского гранда: «Белокурая Сабрина, где нам тебя найти, под стеклом прохладной и прозрачной волны?»
«Сабрина… — думал Маркос, глядя на нее зачарованно, — да, она похожа на русалочку, на водяную нимфу».
«Он похож на рыцаря Круглого стола, — думала Сабрина, — как на портрете сэра Тристрана из книги в дедушкиной библиотеке».
Они стояли и смотрели друг на друга… и, разумеется, влюбились…
Глава 2
Дочь Хуаниты появилась на свет, и старые, древние колыбельные Испании, Франции и Индостана звучали над ее колыбелью.
— О, господи, — вздыхала Азиза Бегам, беседуя со своей подругой Анн-Мари, — ты помнишь тот день, когда родилась твоя дочь? Я помню. Сейчас я уже старая, толстая и неповоротливая, а помню все, как будто это происходило вчера. Годы бегут быстро, слишком быстро. Но у нас с тобой будет еще много внуков, и, наверняка, следующим будет мальчик…
Для Сабрины это было волшебство, как страничка, вырванная из книги сказок. Эмили же была полна дурных предчувствий. Она была чистокровной британкой со всеми чертами, свойственными ее расе, долго жившей на изолированном острове. Оба ее ребенка, родившиеся в Индии, прожили свои короткие жизни и умерли на этой чужой, враждебной земле. Она не считала Индию прекрасной или интересной страной. Она рассматривала ее только, как кладбище своих детей, по ее мнению, это была нецивилизованная варварская страна со средневековым уровнем морали, санитарии и нищеты. Руководить ею и направлять ее жизнь по пути просвещенного Запада было задачей, определенной Богом, но весьма неприятной для таких людей, как Эбенезер. Не удивительно, что она отрицательно отнеслась к чувству, внезапно возникшему между ее кузиной Сабриной и Маркосом де Баллестерос. Она убеждала себя в том, что это лишь мимолетное увлечение, которое быстро пройдет, как у девушки это часто бывало в прошлом.
Но на этот раз Сабрина действительно влюбилась, влюбилась по-настоящему в первый раз в своей жизни. Любой, кто ее видел, не мог усомниться в этом ни на секунду. Когда она шла, ее ноги, казалось, едва касались земли, ее окружала невидимая аура счастья. Для Маркоса же, привыкшего к черноволосым красавицам Испании и Франции, а также страны, давшей приют отцу, белокурая прелесть Сабрины казалась чем-то неземным — хрупким и воздушным. В какой бы компании они ни находились вместе, казалось, что они не замечают и не слышат никого, кроме друг друга.
Эмили слишком поздно осознала всю опасность ситуации (хотя она все понимала с самого начала, но исправлять что-либо уже через секунду после первой встречи молодых людей было поздно) и настаивала на том, чтобы Эбенезер определил дату их отъезда из Лакноу. Бартоны планировали посетить старую Могольскую столицу — Дели перед тем, как отправиться дальше, в Калькутту, и остаться там до тех пор, пока весной Сабрина не отправится обратно в Англию. Однако девушка, которую прежде весьма прельщала такая перспектива, теперь возражала против отъезда и умоляла позволить ей остаться в Лакноу.
Эмили была непреклонна, Сабрина заливалась слезами. А четырьмя часами позже Маркос попросил аудиенции у сэра Эбенезера Бартона, с тем чтобы просить руки Сабрины.
Сперва сэр Эбенезер растерялся. Он любил и уважал графа де лос Агвиларес и считал его сына весьма приятным и воспитанным молодым человеком. Он также знал, что граф безумно богат и происходит из лучших семей Испании, а его жена Анн-Мари — родом из старой французской знати. Со всех точек зрения Маркос мог считаться наиболее подходящей партией. Однако были и сомнения. Дело в том, что, по мнению сэра Эбенезера, Маркос был из тех, кого сэр Эбенезер обычно называл «иностранец». Под этим он подразумевал не столько франко-испанское происхождение юноши, сколько его образ жизни по английским меркам казавшийся несколько странным. Многие, подобно сэру Эбенезеру Бартону, жили, работали и умирали в этой стране, которую покорили «Купцы Лондонской торговли с Восточными Индиями». Однако они никогда не считали ее своим домом. Для Маркоса же, да и для всей его семьи Индия, и в частности, королевство Оуд, была отчим домом. Маркос вернулся в Индию после девяти лет, проведенных в Испании и Европе, и для него это было возвращением домой. А его сестра вообще вышла замуж за индуса — человека другого вероисповедания.
— Вы просите позволения сделать предложение моей кузине, — задумчиво сказал сэр Эбенезер, — но разве вы уже не сделали этого без моего разрешения?
— Нет, — сказал Маркос и нервно сжал челюсти. — Я хочу сказать, я не мог этого сделать, предварительно не переговорив с вами, но, похоже, об этом можно и не спрашивать. Я знал ответ с первого момента нашей встречи. Я хотел поговорить с вами, но…
Сэру Эбенезеру был чужд далекий, полный романтики мир, в котором они с Сабриной, казалось, пребывали с первого момента встречи. Конечно же, в один прекрасный день они поженятся и будут жить счастливо. Что за глупый вопрос! Но Маркос — достойный сын своего отца, он ни за что не произнесет формальных и ненужных слов, пока не получит официальное и необходимое разрешение сделать это. А пока им достаточно сознавать то, что они нашли друг друга. В действительности же к решительным действиям их подтолкнуло желание Эмили незамедлительно уехать в Дели.
Сэр Эбенезер задумался, оттягивая время. А затем ответил, что не уполномочен давать или не давать разрешение на замужество его кузины — это зависит от ее дедушки лорда Уэйра. Маркосу следует подождать, пока не будет выяснено мнение графа, а это неминуемо займет несколько месяцев.
— Но Сабрине уже двадцать один год, — ответил Маркос. — Она уже взрослая. Я попросил встречи с вами только потому, что так принято. Если это правда, что вы не вправе давать или не давать свое позволение, значит, этого не может сделать и лорд Уэйр. Только сама Сабрина вправе решать за себя.
— Он может лишить ее наследства, — сухо возразил сэр Эбенезер. — Часть его собственности, не являющаяся майоратной, должна отойти Сабрине.
— Нам оно не понадобится, — ответил Маркос. — Вы знаете, что мой отец богат, а я его наследник. Сэр Эбенезер, я умоляю вас, разрешите мне сделать ей предложение.
— А если я откажу вам?
Внезапно Маркос весело рассмеялся.
— Тогда я сделаю это без вас. Простите, но я ничего не могу с собой поделать. Если бы вы в свое время не получили разрешения сделать предложение леди Эмили, чтобы бы вы предприняли тогда?
Сэр Эбенезер вспомнил то далекое лето в Хэмпшире, когда он влюбился в Эмили, и не смог сдержать улыбку.
— Я никогда не спрашивал разрешения, мой мальчик. Я обратился прямо к ней. Но это была совсем другая ситуация, ты же знаешь. Эмили не была вчерашней школьницей. Она была уже взрослой.
— Сабрина тоже.
— Есть большая разница между двадцатью одним годом и тридцатью тремя! — возразил сэр Эбенезер, на момент забыв о галантности.
— Только не с точки зрения закона, — возразил Маркос.
— Леди Эмили не захочет и слушать об этом, — сказал сэр Эбенезер, пытаясь изменить направление разговора. — Она приняла решение незамедлительно уехать в Дели. Она надеется решить эту проблему таким образом.
— Значит, я настолько нежелательная кандидатура? — с обидой в голосе спросил Маркос.
— Нет же, нет, — возразил смущенно сэр Эбенезер. — Не в этом дело. Просто она хочет… Дедушка Сабрины хочет, чтобы она вышла замуж за кого-нибудь, живущего в Англии. Твой дом здесь, и, если она выйдет за тебя, ей тоже придется жить здесь. Это будет большой потерей для тех членов ее семьи, которые ее искренне любят. Неужели ты не понимаешь, насколько глубоки чувства моего тестя к Сабрине? Если она останется здесь, для него это будет жестоким ударом.
— Но мы же можем время от времени бывать в Англии, — возразил Маркос со свойственным ему молодым темпераментом.
— Это далеко не одно и тоже. Видеть любимого тобой человека раз в шесть или восемь лет, и только на несколько коротких месяцев, этого недостаточно.
— Но я тоже люблю ее! — горячо сказал Маркос. — Должны ли мы с ней жертвовать своим счастьем, чтобы сделать счастливым ее дедушку?
— Ну, что же, — сказал сэр Эбенезер в заключение разговора. — Боюсь и предположить, что скажет на это мой тесть. Какие проблемы иногда создают нам женщины!
Он думал над тем, что сказать Эмили. Это будет трудный разговор.
На деле все оказалось еще сложнее. Эмили была вне себя:
— Ты должен был доказать ему, что это совершенно невозможно. Немыслимо! О, господи, что скажет папа? Как ты мог согласиться на это?
— Но, дорогая, я не давал своего согласия. Я не мог этого сделать, даже если бы захотел. Я же не ее попечитель, а только двоюродный дядя. Кроме того, она уже взрослая, и нам остается только надеяться, что она примет во внимание пожелания твоего отца. Ей следует подождать, пока не будет известно его мнение, по крайней мере.
— Мы немедленно уезжаем в Дели, — сказала Эмили. — И, если Маркос попытается последовать за нами, я тут же отошлю Сабрину к папе, даже если мне придется сопровождать ее.
— Но я не могу поехать с вами, — сказала Сабрина, сияя от счастья. — Я выхожу замуж за Маркоса.
— Ты не сделаешь этого! Я запрещаю.
— Вы не можете остановить меня. Дорогая моя тетя Эмили, не упрямьтесь. Я так счастлива! Я никогда не могла себе представить, что человек может быть таким счастливым. Разве вы не желаете мне счастья?
Эмили всплеснула руками и зарыдала.
Сабрина отказалась покинуть Лакноу, а Эмили не могла заставить ее сделать это силой. Как уже говорил Маркос, она была вполне взрослой и могла выйти замуж за кого хотела и когда хотела. Между тем, она согласилась отложить осуществление своих планов до тех пор, пока не станет известным мнение ее дедушки.
Эмили, сэр Эбенезер, Маркос, граф Рамон и Сабрина, — все написали графу Уэйру. Маркос написал в Рим, запросив разрешения на вступление в брак. Эмили отменила свои поездки в Дели и Калькутту и осталась в Оуде. Ее мужу пришлось отправиться в поездку одному.
Рождественская почта из Англии принесла новость о том, что Хантли, единственный сын Герберта и Шарлотты, вступает в брак с Джулией Райк, дочерью одного из старых друзей Шарлотты. Бракосочетание должно будет состояться весной, и граф требовал немедленного возвращения своей дочери и внучки для участия в свадебной церемонии его единственного внука. По словам графа, Сабрина провела уже достаточно времени на Востоке, и пришло время возвращаться домой. В постскриптуме он сообщал, что капитан Деннис Аллингтон недавно женился на дочери зажиточного хозяина хлопковой мануфактуры из Манчестера.
Хотя Эмили понимала, что в этих письмах не может быть ответа на их послания, отправленные домой менее двух месяцев назад, она виновато смотрела на листы бумаги, донесшие до нее почерк ее отца. С этими бумагами в руках она долго стояла, глядя в окно сквозь пелену листвы туда, где купола соборов и минаретов, блестящие крыши домов индийского города уходили в густо-голубое восточное небо, но мысленно она была очень далеко…
Хантли! Этот полный молчаливый ребенок, сын Герберта, родившийся за год до Ватерлоо… за год до смерти Джони… А сейчас Хантли женится на Джулии Райк.
— Ну что ж, если она хоть немного походит на свою мать, мне жаль Хантли, — сказала Эмили. — Сабрина, дорогая, согласишься ли ты отправиться домой весной? Только на церемонию? Твое отсутствие может вызвать разнотолки. Пользуясь случаем, ты могла бы обсудить свои дела с дедушкой. Так будет лучше для всех. Вы с Маркосом молоды. Вы не желаете подождать несколько месяцев, но как много это будет значить для твоего дедушки… и, конечно, для Генри.
— Бедняжка Хантли! Хантли наплевать на меня так же, как и мне на него. Дядя Ашби как-то назвал Хантли размазней, и он был прав. Нет, тетя Эмили. Я отправлюсь в Уэйр только как жена Маркоса. Я люблю дедушку. Он лапочка, но он — старый тиран, и я не доверяю ему.
— Сабрина, разве можно говорить такие вещи! — Эмили была просто шокирована.
— Но я же права. Вспомните, как он поступил с Деннисом Аллингтоном. Да, он был прав в отношении Денниса, я знаю. Но разве вы не видите, тетя Эмили, несмотря на свою любовь ко мне, он отправил меня в Индию только для того, чтобы все вышло по его желанию.
— Это несправедливо, Сабрина, — сказала Эмили. — Он сделал это для того, чтобы оградить тебя от большой ошибки. Он не хотел видеть тебя несчастной.
— Да, я знаю, тетя. Но он думал только не о моем счастье. А если бы я действительно любила Денниса? Этого не случилось, но если бы это было именно так? Я могла выйти замуж только с его согласия. Если я отправлюсь в Англию сейчас, он непременно постарается помешать моему браку с Маркосом. Он симпатичный старый средневековый тиран, и я его боюсь.