Вспомнив о ней сейчас, Зу поняла, насколько сильно соскучилась по ней.
— А потом меня «открыли». Не Уильям, нет. Его компаньон. Тим Данахи. Все произошло очень быстро. Не успела я и глазом моргнуть, как уже оказалась перед юпитерами. Подписала трехлетний контракт. А Эрик все стоял на очереди, пытаясь сняться в эпизодах. Уильям перехватил у Тима инициативу в отношении меня. Я стала появляться с ним на приемах. Меня стали замечать. Уильям говорил, что тащить за собой Эрика в те места было бы неблагоразумно. Он сказал, что я должна создать себе имидж «свободной женщины».
— Уверена, Эрику это не понравилось, — заметила Алисса.
Зу покачала головой:
— Я была настолько занята, что как-то не замечала. Еще бы! Радужные мечты вдруг начали сбываться! Короче… придя как-то вечером домой, я обнаружила, что Эрика нет.
— Ну, ясно. Известная история.
Зу скользнула взглядом по спокойной поверхности воды в бассейне. Собственно, на этом рассказ можно было закончить. Остальное раскрывать необязательно.
— Куда он уехал?
Зу пожала плечами:
— Понятия не имею.
— И ты не пыталась найти его?
Зу вновь откинулась на спинку шезлонга.
— Мне казалось, что он больше меня не хочет… — проговорила она. От осознания того, что это могло быть правдой, у нее комок встал в горле.
— По крайней мере ты не виновата, — проговорила Алисса.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я-то, положим, сама ушла от Джея. В отличие от тебя я сделала собственный выбор. Вот и живу с ним. Все было бы проще, если бы не я, а он бросил меня. Или если бы он умер. — Избегая встречаться глазами с Зу, Алисса поднялась. — Ладно, пойду в сауну.
Они и не подозревали о том, как тяжело достигается другими то, что им далось просто так.
Взять, например, Мэг. Она роскошно выглядит, хотя не прикладывает никаких усилий к этому. А какая она умная! Господи Боже, какой набор: внешность, мозги и независимость! Она никогда не зависела ни от одного мужчины. Ей не надо беспокоиться о том, что скажет муж, когда она начнет стареть, терять красоту.
Или Зу. Голливудская кинозвезда. У нее никогда не было проблем с тем, чтобы попасть на страницы иллюстрированных журналов. Ее фотографии появлялись повсюду. И еще появятся. Американцев хлебом не корми, а подай только триумфальное возвращение в профессию одного из прежних идолов.
Им все далось в жизни легко.
Алисса стянула через голову свой балахон и обернулась толстым махровым полотенцем. Открыв тяжелую дверь в сауну, она вошла внутрь. Защипало глаза. Она не знала, от чего именно: от вина, жара или неумолимых слез.
Алисса вытянулась на лавке. Она знала, что уже упустила свой шанс. Никакого гала не будет. И Зу не будет. Алисса вчера выставила себя перед ними полной дурой. Боже мой! Расплакалась, надо же… Невероятно. Она очень старалась показаться «своей девочкой» и настолько этим увлеклась, что невольно раскрылась. Но чтобы плакать?!. У них на глазах?! Вообще у кого бы то ни было на глазах?..
Алисса спрятала лицо в ладонях. Может, ей уже и не стоит возвращаться домой… Все равно ее жизнь всего лишь фарс. И начался этот фарс в тот самый день, когда она ушла от Джея Стоквелла.
Алисса услышала, как отворилась дверь.
— Алисса? — Это была Зу. — Ты не можешь бросить нас.
— Я уезжаю только во второй половине дня, — сказала Мэг. — И жду, когда ты скажешь, чем мне заняться до отъезда.
— И потом, — продолжала Зу, — меня неудержимо тянет к шоколаду. Надо, чтобы ты меня отговорила.
Не убирая рук от лица, Алисса ответила:
— Тебе надо развлечься, Зу. Прогуляйся. Выкури сигарету.
Она услышала, как они зашли в сауну. Затем шаги смолкли.
— Мне нельзя курить, — сказала Зу. — Сразу после рождения Скотта меня хватил удар.
Наступила пауза, слышалось только шипение поднимавшегося пара.
Алисса села. Зу и Мэг, обернутые полотенцами точно так же, как и она, следили за ней. Три женщины, все настолько разные, что трудно представить, как им удалось подружиться.
Зу медленно подошла к кедровой лавке и опустилась на нее.
— Эту тайну я хранила ото всех в течение почти пятнадцати лет.
Тайна… Перед мысленным взором Алиссы мелькнул образ Роберта.
Мэг тоже села на лавку, скрестила ноги и проговорила:
— Для многих людей тайны — это образ жизни.
Они замолчали, и вновь послышалось шипение пара. Затем Зу качнула головой и сказала:
— Некоторые тайны стоят того, чтобы их не раскрывали. Мой сердечный удар к таковым не относится. Я молчала, и это было проявлением эгоизма. Нынче многие женщины… Я имею в виду известных женщин, которым есть что терять… Во всяком случае, побольше, чем мне тогда… Так вот они не скрывают от публики ни своего рака, ни сексуальных извращений, ни множества прочих проблем, с которыми им приходилось сталкиваться в жизни. — Она невесело рассмеялась. — А я? Я не могла признаться даже в том, что со мной случился этот злосчастный удар. И дело не в том, что я боялась угробить карьеру. Я боялась, что люди станут смеяться надо мной, подумают, что я слабая… И мне уже не удастся морально восстановиться. И снова вернутся те времена из детства, когда я была одной-единственной девочкой-еврейкой на весь наш городок в северной Миннесоте.
Алисса судорожно сглотнула. Ей вдруг вспомнились ее школьные подружки, позирующие перед зеркалом в мехах тети Хельмы.
— Кому же приятно признаваться в своих слабостях? — проговорила Алисса. — Особенно, когда признаешься в этом самому себе.
Алисса говорила и одновременно слышала себя как бы со стороны. На глаз навернулась слезинка… Сколько она ждала этой минуты? Месяц? Год?.. Алисса дала ей скатиться по щеке.
— От моего эгоизма многие страдали, — продолжала Зу. — Я упросила Уильяма скрыть от прессы известие о моей болезни. Он сказал журналистам, что я решила уединиться для того, чтобы поставить на ноги ребенка. Никто не знал, что у меня была парализована вся левая половина тела. Что я не могла ходить. Не могла говорить. Через пару лет репортеры наконец оставили Уильяма в покое и потеряли интерес. — Она подняла глаза к темному потолку. — Я знаю, как тяжело приходилось Уильяму. И дело не только в моей болезни, но еще и в моем эгоизме. Марисоль тоже было несладко. Но больше всего страдал мой ребенок.
Алисса не верила своим ушам. Зачем Зу рассказывает все это? Чтобы утешить ее, убедить в том, что у всех людей есть свои проблемы? Что никто не совершенен, что нет человека, которому повезло бы прожить идеальную жизнь? Зу, похоже, говорила откровенно и все же…
Алисса внимательно посмотрела на Зу. У нее была очень чистая кремового оттенка кожа. Казалось, Господь нарочно одарил этим чудом только евреек. Трудно было поверить, что с полных красивых губ Зу целых два года не срывалось ни одного словечка. Алисса прокашлялась:
— По-моему, ты выглядишь ничего.
— Она права, — сказала Мэг. — Ты выглядишь отлично.
Зу покачала головой:
— Это сейчас. Впрочем, и все последние десять лет. Ведь Уильям нанял самых лучших врачей. И Марисоль всегда была рядом. Но первые два года я не жила… И даже не пыталась жить, Скрывалась от мира, без конца жалела себя и в этом находила даже какую-то радость.
— Я знаю, что такое скрываться от мира, — проговорила Мэг. Она вздернула подбородок и отвернулась в сторону. Алисса поняла, что Мэг пытается спрятать от них то выражение боли, которое появилось на ее лице. — Вначале ты делаешь это, потому что кажется, что так спокойнее…
— А потом, — перебила ее Зу, — ты делаешь так, потому что это вошло в привычку и ты не знаешь, как с этой привычкой расстаться.
Алисса закрыла глаза и полностью отдалась ощущениям своего тела, которое обволакивалось успокаивающим теплом.
— Надо поступать, как я, — проговорила она. — Бросить миру вызов и показать ему, кто тут хозяин. — Голова раскалывалась. Алисса уперлась затылком в стену, впервые не чувствуя себя хозяйкой положения. Как будто из нее выпустили весь пар. Она была исполнена ощущения своего поражения. И еще… Алисса, так же, как Зу и Мэг, остро почувствовала свое одиночество. После паузы она добавила: — Не надо было мне бросать его. С Джеем прошла самая счастливая пора моей жизни.
Вновь наступила тишина. Прокашлявшись, Мэг сказала:
— По крайней мере у вас есть дети. Семьи. Друзья.
Алисса открыла глаза:
— Значит, у тебя то же чувство? Что не стоило порывать с человеком, которого любила?
— Он был моей единственной любовью.
— И мне не следовало отпускать Эрика, — проговорила Зу.
Алисса затянула полотенце под грудью потуже.
— И что мы все хотим этим сказать, подружки? Что мы сестры по несчастью?
— Сейчас уже слишком поздно, — заметила Мэг. — Нам остается продолжать вести ту жизнь, которую мы вели все эти годы. Примириться с этим.
Алисса фыркнула:
— Примириться с моей жизнью? Да у меня нет жизни! В данный момент моя жизнь сосет вот такой здоровенный… И у меня такое ощущение, подружки, что у вас с этим тоже проблемы. Может быть, нам следует что-то предпринять?
— Например? — спросила Зу.
— Я вчера уже сказала. Давайте найдем их.
— Что? — воскликнула Мэг. — Зачем? «Чтобы они увидели, что они потеряли?»
— А что? — невозмутимо откликнулась Алисса. — Или хотя бы для того, чтобы проверить, осталось ли чувство…
— Ты сумасшедшая! — сказала Зу. — Что-то мне здесь слишком жарко. Я ухожу.
Она поднялась с лавки и направилась к выходу.
Алисса успела удержать ее за руку:
— А ты подумай над этим хорошенько. Мы разъедемся по домам. Вернемся к тому, что есть. Но при этом у нас троих будет один маленький секрет, который мы ни перед кем не раскроем. Мы начнем поиски. И узнаем наконец, от какой жизни мы в свое время отказались. И тогда уже можно будет закрыть книгу воспоминаний раз и, навсегда.
— Ты забываешь о том, что у тебя еще есть муж, — сказала Зу.
— Вот уж поверь мне! — воскликнула Алисса. — Его это не обеспокоит.
— А мой любимый сам является мужем и отцом семейства. Он не захочет увидеться со мной, — проговорила Мэг, тоже поднимаясь.
— Ты этого не можешь знать, захочет или не захочет.
Они внимательно посмотрели друг на друга.
— Мы так никогда ничего и не узнаем, если не попытаемся, — сказала Алисса. — Что нам терять-то?
Глава 6
Они сидели в первом ряду, так как у Эйвери в последние годы жизни ближе компаньонов, в сущности, никого не было.
Мэг знала, что ее затылок буравят сотни пар глаз. Интересно, смотрит ли на нее Стивен Райли?.. Она, кажется, все отдала бы за то, чтобы точно узнать это. Глянув направо и налево, она заметила, что компаньоны сидят, опустив глаза долу. Мэг поспешила сделать то же самое.
Мерный речитатив священника гулко отдавался в стенах каменного храма. Собравшиеся соблюдали тишину и лишь изредка слышалось чье-то покашливание или шарканье ботинка по каменному полу. Пару раз кто-то негромко и, судя по всему, искренне всхлипнул. Впрочем, Мэг знала, что большинство присутствующих пришли сюда лишь для приличия. Но все же пришли. Интересно, сколько человек удалось бы собрать на ее собственных похоронах? Ну, компаньоны, конечно. Впрочем… Теперь, когда ушел из жизни Эйвери, даже в этом Мэг сомневалась. Ну, Данни Гордон. Джанина, секретарь. Может, несколько человек из канцелярии.
Она украдкой скользнула взглядом по опущенным головам. Если бы хоронили ее, то все провожающие ее в последний путь вполне разместились бы в двух первых рядах. Мэг прикрыла глаза. Может быть, придет еще сосед, которому она отдавала Лохматого, когда уезжала. Значит, еще один. Лохматый остался бы у соседа и после ее смерти. Интересно, смог бы сосед заботиться о нем так же, как она?
Послышался негромкий перезвон колокольчиков, и Мэг уловила боковым зрением какое-то движение. Она подняла голову. Священник что-то разбрызгивал над гробом, украшенным роскошными орхидеями. «Орхидеи, конечно, предоставил Данни», — подумала Мэг.
Почему бы ей не влюбиться в Данни? Почему бы ей хоть в кого-нибудь не влюбиться? Или Стивен забрал себе все и после него она уже не способна полюбить снова? Неужели он забрал себе все ее сердце и всю ее душу, так что ничего не осталось? Почему она не может повторно пережить что-нибудь подобное тому, что было со Стивеном Райли? Она сказала Данни, что лучше быть одной. Неужели она искренне в это верит?
Колокольчики зазвенели снова. Мэг насторожилась. Через минуту ей придется обернуться лицом к людям, говорить с ними, общаться… Через минуту она узнает, здесь ли Стивен.
У Мэг в ложбинке между грудей выступила испарина. «Будь проклята Алисса Пэйдж, — ругнулась про себя Мэг. — И Зу Хартман тоже». Если б не они, она не мучилась бы сейчас мыслями о Стивене и не страдала бы от тщетных попыток не думать о нем. Она оплакивала бы Эйвери. Они с ним были совсем разные люди, но все же Эйвери сделал кое-что для Мэг и именно он дал ей шанс проявить себя. Мэг сложила руки на животе. Эти две дуры разбередили ей душу, вызвали к жизни те переживания, которые лучше было не трогать.
Вдруг губы ее скривились в полуусмешке. Вот, кстати, еще два человека, которые пришли бы на ее похороны.
Компаньоны поднялись со своих мест. Мэг тоже встала, одернув серо-коричневую юбку. Наряд, конечно, не траурный, но она знала, что этот цвет хорошо оттеняет ее глаза. А выглядеть она должна как следует: ведь тут может быть Стивен Райли.
Покидая первый ряд, Мэг изо всех сил старалась переключиться на мысли об Эйвери. Он выговорил бы ей за то, что она не оделась в черное. Или по крайней мере в темно-синее. «Извини, босс, — сказала она про себя, глядя на гроб, который проносили мимо. — Ты сам говорил: женщине — женское».
Затаив дыхание, она последовала за компаньонами вдоль прохода. Они шли медленно. По обе стороны от прохода стояли люди с торжественными масками на лицах. Мэг не видела их, глядела строго себе под ноги, но знала наверняка, что их взгляды прикованы к ней. Ей даже казалось, что до нее доносятся шепотки, вроде: «Смотрите! Это она защищала Холли Дэвидсон! Это она выпустила ее на свободу!»
Интересно, Стивен знает о процессе? Знает ли он о том, как часто она выпускала на свободу клиентов, которые на самом деле были повинны во вменяемых им преступлениях? Знает ли он о том, что деньги этих клиентов — это то, чем живет Мэг Купер, то, что ею движет? Интересно, сумеет ли она почувствовать на себе его взгляд, затерявшийся в сотне других взглядов?
Ей снова вспомнились слова Алиссы: «Ты этого не можешь знать, захочет он или не захочет».
Мэг уставилась взглядом в спину шедшего впереди компаньона, одетого в темно-синий костюм. Что, если они со Стивеном вновь полюбят друг друга? Такой ли уж это будет смертный грех? Перед глазами плыла широкая спина компаньона. Кто это? Сейчас для Мэг все они были на одно лицо.
Впереди показался просвет. Солнце. Наконец-то они вышли на воздух. Спускаясь по ступенькам крыльца, Мэг жадно вдыхала свежий воздух, наслаждалась обычной суматохой на Пятой авеню, шуршанием шагов сотен прохожих, движением множества машин по проезжей части. На надвигавшихся представителей прессы Мэг не обращала никакого внимания. В душе появилось легкое разочарование. Она не почувствовала присутствия Стивена. Неужели он не пришел?
Заместитель Эйвери Джордж Баскомб склонился к ней.
— Улыбочку. Видишь же, что снимают, — саркастически проговорил он. — Уверен, что все эти камеры направлены именно на тебя.
Мэг проигнорировала этот совет и направилась к ожидавшему ее лимузину. Уже садясь, она вдруг услышала крик кого-то из репортеров:
— Сенатор Райли! Что вы можете сказать по поводу этой утраты, которую понесла ассоциация адвокатов?
Мэг неловко села в машину. Шофер потянулся было, чтобы закрыть за ней дверцу, но она захлопнула ее сама. Выпрямилась и стала смотреть прямо перед собой. Ну уж нет, она не оглянется! Не повернет головы!
Впрочем, стоило только машине отвалить от тротуара, и Мэг не удержалась. Она сама не поняла, что же заставило ее обернуться: магнетизм Стивена, любопытство или просто глупость?
Она обернулась, но было уже поздно. На крыльце церкви толпилось множество людей, и сенатора Стивена Райли не было видно.