* * *
День оказался гораздо страшнее, чем казалось.
Нежить была куда более резвой; оторваться от неё удалось лишь крайним напряжением сил. Они шли вниз по пологому склону и часа через два увидели одинокий домик, стоящий среди выжженных холмов. В домике кто — то жил. Несколько невысоких деревьев с пышными кронами окружали строение. Хорошо, если там удастся укрыться от преследующей их армии.
Как я устал, думал воин, борясь с подступающей тошнотой и туманом, что время от времени застилал окружающий мир. Рана не зажила по — настоящему. С его рассудком творилось неладное. Несколько раз он словно засыпал на ходу — всякий раз просыпаясь через долю секунды.
Потом начались вещи более неприятные.
На коротком привале (в скудной тени едва живого дерева) Ривллиму послышались голоса. Мир вокруг плыл, словно был сделан из желе: вздрагивал и колыхался от малейшего движения. Он разговаривал с Фиар, но та, видимо, не заметила перемен в спутнике.
Голоса исходили от оружия. И Солнечный Лист, и Чёрный Дождь шептали одни и те же лишённые смысла фразы. Голоса звучали жутко, нечеловечески. Ну да, разумеется — ведь говорят — то не люди, подумал Ривллим и ужаснулся этой мысли.
Испуг на короткое время избавил от наваждений.
Постепенно голоса возвращались; то ослабевая, то становясь громче. Домик был совсем близко, когда Ривллим, оглянувшись, заметил, что Фиар вся посерела. Он окликнул её — та не ответила. Воин протянул руку, прикоснулся к отрешённо шагающей рядом девушке — и та осыпалась мелким пеплом. Остался лишь скелет — выйдя из серого облака, он продолжал вышагивать. Ривллим закричал от ужаса и мир почернел перед глазами.
…Что — то влажное прикоснулось к его лбу.
Зрение постепенно возвращалось. Фиар смотрела на него, время от времени оборачиваясь. Воин успел отметить круги под её глазами и потрескавшиеся губы.
— Вставай, — попросила она обеспокоено. — Они совсем близко. Доберёмся хотя бы до домика! Ну же, прошу тебя!
Подняться на ноги оказалось столь же просто, как поднять гору голыми руками. Нога вспыхнула непереносимым огнём, но Ривллим всё же пошёл — медленно, шатаясь, вцепившись в руку Фиар. Та холодно думала, что будет делать, если их настигнут до укрытия. А ведь настигнут… Ривллиму, видимо, совсем худо — сколько ещё он протянет? И кто сказал, что в домике удастся укрыться?
Воин свалился в сотне шагов от домика. Фиар кинулась к нему, пытаясь привести в чувство — она что — то кричала, даже стукнула его несколько раз. Нежить двигалась всё быстрее и быстрее. Добыча рядом, обессилевшая и лёгкая.
Фиар попыталась позвать на помощь, но только хрип вырвался из иссушённого горла. Но голова оставалась ясной. Времени у неё хватит лишь на одно магическое воздействие. Излечить эту болезнь она не может. Уничтожить армию в несколько сотен слуг Тёмной ей не по силам. Иллюзии их не обманут. Телепортироваться? Фиар скрипнула зубами. Если прямо к горам, погибнут оба. В лучшем случае, свалятся и сгорят под палящим солнцем. Вернуться к Башням?
Впервые в жизни Фиар ощутила беспомощность. Если воин погибнет, она, скорее всего, обречена. Попытаемся телепортироваться. Куда их забросит во время полнолуния? В ледниковый период?
Все эти мысли пронеслись в голове девушки за несколько мучительно долгих секунд. Она трясла Ривллима, умоляя того подняться…
Ривллим поднялся неожиданно и с такой силой, что Фиар кубарем полетела на землю. Ей показалось, что он стал одним из них — взгляд остекленевший, движения неестественно плавные. Фиар поднялась, пошатываясь, и отступила на шаг… Ей стало страшно.
Воин встал на колени и выхватил из ножен Кошачий Глаз. Мертвецы были близко… они раскидывали руки, чтобы принять людей в объятия… казалось, слышен смех, слетающий с чёрных губ.
Воин резко воткнул меч в землю. Тот вошёл глубоко — лишь рукоять да узкая полоска клинка возвышались над спёкшейся глиной.
Непослушными пальцами воин сделал знак и мертвецы отшатнулись, заслоняя лица. После чего Ривллим согнулся, словно от удара в живот. Разогнувшись, он с силой ударил по клинку. Тот переломился, почти с человеческим стоном. Ривллим произнёс несколько слов и упал навзничь. Кровь медленно текла из разрезанной ладони.
Фиар, ничего не понимающая, кинулась к нему, чтобы схватить, помочь подняться на ноги…
Стало прохладно.
Тень легла на землю; почудился шум ветра в кронах деревьев, плеск воды в ручье и щебет птиц. Перед глазами всё плыло и кружилось. Девушка опустилась на четвереньки, борясь с головокружением, взглянула в сторону нежити, что должна схватить и его, и её…
Нежить исчезала. Становилась прозрачной, таяла в воздухе, пропадала бесследно. Один за другим они приближались к мечу… и таяли. Пропадали.
Исчез последний.
Чёрный Дождь ожил; прикоснувшись к нему, девушка ощутила знакомую горячую вибрацию. Я здесь, я с тобой, говорило оружие.
Трава вырастала из мёртвой земли у неё на глазах. Пышнее всего она росла у места, где находился сломанный меч. Вслед за травой начали расти деревья. Тенью, похоже, они делились заранее.
Скрипнули массивные ворота и немолодой — но и не очень уж старый — человек появился на пороге. Он глядел на происходящее широко раскрытыми глазами.
Это привело девушку в чувство. Она кинулась к воину (жив, но дыхание редкое и весь горит) и поволокла его к дому.
Часть 3 (7). Огонь и лёд
VIII (XXIII)
Скрипнула дверь: кто — то вошёл в комнату за его спиной.
Можно смотреть в ту сторону; можно игнорировать чужака. Никто не обратит на это внимания. Можно говорить, кричать, набрасываться на собеседника с кулаками. В последнем случае кулаки проходят насквозь, словно посетители — или сам он — призраки.
Однажды он потерял самообладание до такой степени, что попытался схватить вошедшего — кажется, это была Фиар — и заставить обратить на себя внимание. Тут — то ему и стало ясно, что кто — то из них — а может быть, оба — призраки.
Комнату, в которой сейчас находился, он прозвал Белой. Всего их пять — расположенные крестом, каждая в форме идеального куба. Четыре внешних отличались только цветами стен. Белая, розовая, жёлтая, голубая. Центральная постоянно меняла цвет; из — за четырёх дверей — массивных, тяжёлых, со множеством орнаментов — доносились голоса. Почти все были незнакомыми. Язык казался знакомым, некоторые из бесед — вызывали необычностью оторопь и даже страх. Стоит открыть дверь — и никого, разговоры замолкают, помещение по ту сторону двери безлюдно. Посвистывают сквозняки; сквозь прикрытые тяжёлыми портьерами окна просачивается свет.
И мебель. То комната оказывается пустой, то она уставлена жалкими столами и табуретами, а то блистает креслами, коврами, каминами и множеством иных предметов, для которых просто не находится слов. Ривллиму редко доводилось бывать в настоящих дворцах. Резиденция правителя Меорна не в счёт.
Не хотелось ни есть, ни спать. Ничего не хотелось. Однажды он попытался улечься спать на просторной кровати, возникшей в Жёлтой комнате. Бесполезно. Сон не шёл, что бы он ни делал. Можно пытаться читать успокаивающие стихи — простенькие заклинания. Не помогает. Можно считать овец (собак, драконов…). С тем же успехом. Спать не хочется — хотя тело настоящее; такое же, как и…
Где?
…Когда он попробовал, поверив Хранительнице на слово, поставить Оазис собственными силами (нежити туда вход заказан), неожиданно получилось. Однако заклинание высосало почти все оставшиеся силы. Пока Оазис приходил и… как бы выразиться… уплотнялся, Ривллим испытал нечто, похожее на несколько смертей подряд. Несколько смертей от жары и жажды, в полном сознании.
Теперь понятно, почему более одного раза его никто не ставит.
…Оазис возник, а затем… мир почернел; в нём остались только преследователи, Ривллим и пустыня, покрытая мраком. Нежить, похоже, потеряла жертву из виду, но от этого легче не становилось. Ривллим несколько раз звал Фиар — никто не отзывался. Оружие и рюкзак куда — то делись. А вокруг простирались безжизненные холмы, и жар накатывал давящими волнами, и жить оставалось совсем недолго.
Затем что — то произошло. Волна ледяного воздуха упала сверху, сбивая дыхание и сбрасывая наземь. Между холмами открылся проход. Лестница спускалась вглубь земли, навстречу тянуло приятным, свежим воздухом. Едва различимое пятнышко света плясало в глубине прохода.
Ривллим спускался целую вечность. В конце концов он оказался в небольшой комнатке; четыре прохода вело из неё. Назад, в тёмную пустыню; вперёд, под своды ночного леса; налево — несомненно, вглубь Каменных Волн. И направо — Ривллим осознал, что за правым проёмом находится его дом в Меорне…
На полу было разбросано снаряжение. И меч, Солнечный Лист. Второй меч уже сослужил хозяину последнюю службу…
Надо было сразу идти домой, думал воин впоследствии. Однако — наклонился, чтобы поднять оружие. Но оно исчезло, а во всех четырёх проёмах возникли и захлопнулись двери.
И всё.
Способа выбраться отсюда он не знал.
Однажды выглянул в окно — когда то возникло не под потолком. Окна, как и мебель, то появлялись, то исчезали.
За окном, поверх бесчисленных холмов, до горизонта простиралось древнее кладбище. Ближайшие надгробные плиты и памятники — у самого окна, только руку протянуть. Сумрак царил снаружи; по небу ползли одинокие облака, пыль клубилась над глинистой землёй.
Ривллим вспрыгнул на узкий подоконник и, после недолгой борьбы с задвижкой, распахнул створки.
Его оглушила абсолютная тишина по ту сторону, ошеломил пригодный для дыхания, слабо пахнущий полынью воздух.
Ривллим протянул руку наружу.
И заметил вдалеке бегущего человека. Человека преследовали, и жить ему оставалось недолго.
— Фиар! — девушка вздрогнула и обернулась. — Скорей сюда!
Её звал Теинвил, перебравший множество занятий — от воина до монаха — а ныне уединившийся в заброшенном доме в самом сердце Каменных Волн. Ривллим более суток лежал в самой прохладной комнате Паранн — Тиина (так отшельник именовал своё жилище) и медленно возвращался со дна той пропасти, куда упал накануне. Уже было слышно его дыхание, кожа из землистой стала розоватой.
— Фиар!
Девушка легко вскочила на ноги и выбежала прочь. Отшельник указывал в угол комнаты, где находились меч и булава. Резкий треск доносился оттуда; в воздухе повис запах озона и горячего металла. Вихри искорок, которыми оружие «разговаривало», неистово крутились в углу комнаты.
Фиар схватила чехол и едва не выронила его. Оружие вырывалось из рук, словно дикая кошка. Пришлось напрячь все силы, чтобы совладать с непокорной булавой. Вынув Чёрный Дождь из чехла (отшельник предусмотрительно отступил подальше), она увидела: по ощетинившейся шипами поверхности пробегает волнами призрачный зеленоватый свет. Доставать меч ей как — то не хотелось. Меч не любил, когда она его трогала.
Фиар несколько раз взмахнула оружием — не указывая им ни на кого, чтобы булава не восприняла взмах как руководство к действию. Булаву ощутимо тянуло в сторону Ривллима. Фиар кинулась в комнату.
Вокруг Ривллима повис тонкий саван из электрических искр. Судя по движению закрытых глаз, Ривллим что — то видел во сне.
— Ривллим! — крикнула Фиар, прикоснувшись к его плечу. — Очнись!
Бесполезно.
Булава рванулась так, что едва не нанесла Ривллиму удар в висок. Фиар пришлось дёрнуть Чёрный Дождь в сторону изо всех сил, чтобы отвести смертоносный удар. Её протащило по полу. Отшельник, вбежавший в комнату, с ужасом наблюдал за происходящим.
И вдруг всё кончилось.
Булава успокоилась, свечение её угасло. Фиар, мрачно глядя на локти, в которые собрала полсотни заноз, медленно поднялась на ноги, стараясь направлять булаву в сторону от всех присутствующих. Вложила в чехол и водрузила на место.
Безмолвный «разговор» тут же потёк, как и прежде.
— Что это было? — спросил Теинвил, помогая Фиар сесть и ловко, при помощи пары медных монеток, извлекая занозы.
— Понятия не имею, — призналась девушка. — Что — то с Ривллимом. Что — то, что не понравилось моему оружию…
— Может быть, положить второе оружие поблизости от него? — предложил отшельник. Называть меч по имени он не решался. Один раз он это сделал: в ответ с меча сорвалась искра и больно ужалила.
Отшельник покосился на меч. На косвенное упоминание тот не реагировал.
— Не стоит, — отозвалась Фиар устало. — Если уж я не смогла… — и махнула свободной рукой.
— Спасибо, — кивнула она минут через пять, когда с занозами было покончено. — Сколько дней до полнолуния?
Отшельник взглянул на старинную гравюру, служившую универсальным календарём и определителем фаз лун.
— Одиннадцать дней.
Фиар вздохнула и склонилась над Ривллимом. Приложила кончики пальцев к его голове и повторила приём, которому тот научился у Лейрна, а впоследствии показал ей. Никакой реакции. Словно тело его существовало отдельно от того, что у людей называлось душой.
— Что — то мешает ему, — заметил отшельник. — Я видел однажды одержимого. Когда демона изгнали, человек выглядел точно так же. Что — то мешает ему вернуться в собственное тело.
— Знать бы, что мешает, — проговорила девушка сквозь зубы.
Отшельник посмотрел на неё с сочувствием. Он заметил, что Фиар подолгу сидит, глядя в окно и сжимая в ладони запястье другой руки. На лице её в эти моменты явственно читалась боль. Теинвил однажды попытался расспросить её об этом — и более не пробовал. Фиар сразу же становилась, мягко говоря, недружелюбной.
…Браслеты постепенно ломали её волю. Помимо того, что продолжали тянуть назад, к месту заточения, они принялись насылать на неё сны. Яркие, страшные, после которых она просыпалась вся разбитая. Ривллим не знал, что с той памятной ночи в Эриггвене Фиар ни разу не выспалась. Без Ривллима она просто не доберётся до дома — не хватит сил бороться. Вернись, убеждали браслеты, подчинись, все несчастья тут же закончатся.
Пробираться к городу придётся с боем. Хоть нежить и не смеет войти в оазис, вряд ли она сгинула навсегда.
— Узнать — то просто, — вздохнул отшельник. — Я знаю способ отправить дух в путешествие за духом другого человека. Хорошо знакомого. Но вернуться они смогут лишь вместе. Решишься ли ты на подобное?
— Нет, — тут же ответила Фиар. Не объяснять же отшельнику, что браслеты за это накажут смертью. Как и за прочие попытки избавиться от них силой.
— Тогда будем ждать, — и отшельник отправился во двор.
Совершать ежедневную медитацию.
* * *
Ривллим ощутил, как комната покачнулась. Он вцепился в оконную раму, и несколько страшных секунд казалось, что его вышвырнет наружу, в неизвестность. Позади с треском и шорохом ездила по комнате мебель. А небо по ту сторону окна быстро темнело.
Исполинский силуэт человека, руки которого вместо ладоней заканчивались огромными шипастыми шарами, проявился на горизонте. Голова великана терялась в облаках; ноги глубоко увязали в земле. Ривллим чувствовал: великан знает о его присутствии.
Великан шагнул в сторону окна, мимоходом раздавив и преследуемого, и преследователей.
Правая шипастая рука стремительно поднялась, скрываясь из виду.
Время замедлило свой ход. Ривллим видел, как дрожит земля на кладбище, как осыпаются холмы, падают памятники, раскалываются надгробия. Огромный, усеянный тупыми зубьями шар понёсся прямо на Ривллима.
Ривллим отпрыгнул, осознавая, что всё равно не спастись. Мелькнула мысль — если удар окажется смертельным, проснусь я или нет?
Окно взорвалось, окатив содержимое комнаты молочно — белыми брызгами.
Тяжко вздрогнул пол под ногами. Ривллим поднялся с обломков кресла (хорошее было кресло) и с изумлением понял, что жив и невредим. Несколько ссадин не в счёт.
Окна больше не было. Была всё та же жёлтая стена, ничем не отличающаяся от других. Воин погладил ладонью место, где было окно, и приложил к нему ухо, надеясь что — нибудь услышать. Ничего, кроме глухого стука собственного сердца. А потом, словно из ниоткуда, слова, что мерещились в ту ночь среди пляшущих в воздухе искр. «Jior averren, anghatha vaila. Jior averren, anghatha vaila…» Без конца, монотонно, голосом, в котором не было ничего человеческого. Воин резко отпрянул от стены.