— Интересно, что он думает о себе… и о нас?
— Откуда ему о нас знать? Он помнит только то, чему его учили, да ещё то, что узнает сейчас.
— Уверен, под конец он меня почувствовал. Том рассмеялся:
— Раз так, назови это его религиозным воспитанием Если будет плохо себя вести, поразишь его громом и молнией… Скорость-то — небось уж все шестьдесят.
Дэн допил кофе.
— У меня мелькнула мысль, — сказал он через несколько секунд. — А что, если кто-то так же поступает с нами: направляет, смотрит на мир вашими глазами… А мы ничего не знаем. Том пожал плечами:
— Зачем бы им это?
— А зачем нам модуль? Может, они интересуются водно-мутьевыми потоками на данном типе планет… Или нашими опытами в области искусственного интеллекта. Да что угодно. Не угадаешь.
— Дай-ка я налью тебе ещё кофе.
— Ладно, ладно! Прости мне мои заумные рассуждения, Я так тесно соприкоснулся с чувствами модуля, что вообразил себя на его месте. Все, уже прошло.
— Войк, что случилось?
Войк выпустил кверркуб и сместился по направлению к Доману.
— Тот, которого я только что фидировал, очень близок к осознанию моего присутствия. Ближе, чем кто-либо!
— Без сомнения, причина этому в аналогичных переживаниях, связанных с его собственным фидируемым объектом. Весьма любопытно. Оставь его на время одного.
— Ладно. Однако занятный случай. Мне даже подумалось: а что, если и нас кто-то фидирует? Доман перигрюкнул.
— Зачем кому-то нас фидировать?
— Не знаю. Да и откуда мне знать?
— Дай-ка я приготовлю тебе Б-заряд.
— Очень кстати.
Войк снова приник к кверокубу,
— Что ты делаешь?
— Да так, маленькая поправка, которую я забыл внести. Вот. Давай свой Б-заряд.
Они устроились поудобнее и начали фекулировать.
— Что ты делаешь, Дэн?
— Я забыл его освободить.
— Что?
— Предоставить ему полную свободу действий. Мне пришлось дать избыточную нагрузку на схемы, ограничивающие его свободу, чтобы они перегорели.
— Ты… Ты… Да. Конечно. Вот твой кофе. Глянь только на этот грязевой оползень!
— Да, Том, это и впрямь песня.
Прищелкивая от удовольствия, я сунул в измельчитель кусок подходящей породы.
Огонь и лед
перевод С. Сухинова
— Мамуля! Мамуля! Расскажите мне снова, что вы делали в войну.
— Ничего особенного. Иди поиграй с сестренками.
— После обеда я только этим и занимаюсь. Но они играют слишком больно. Я лучше ещё раз послушаю о плохой зиме и о чудищах.
— Что было, то было. Плохая выдалась тогда зима.
— Было холодно, мамуля?
— Было так холодно, что латунные обезьяны пели сопрано на каждом углу. И этот холод продолжался три года, и солнце с луной побледнели от стужи, и сестра убивала сестру, а дочери меняли любимых мамулек на зажигалку и пригоршню карандашных стружек.
— А что случилось потом?
— Конечно, пришла другая зима. Еще хуже, чем прежняя.
— И как плоха она оказалась?
— Послушай, доченька: два огромных волка, что охотились по всему небу за солнцем и луной, наконец поймали их и съели. Тогда стало совсем темно, но кровь, которая лилась ливнем, давала немного красноватого света, так что можно было наблюдать за бесконечными землетрясениями и ураганами — когда стихали бураны и можно было хоть что-то разглядеть.
— И как же мы пережили все это, мамуля? Ведь раньше не было таких страшных зим, ты сама говорила.
— Привыкли, наверное,
— А как в небе снова появится солнышко, если его съели?
— О, это будет другое солнышко, жаркое. Может так случиться, что на суше загорятся пожары, океаны закипят и все такое.
— Вы испугались стужи?
— Мы испугались того, что пришло позже. Из глубин моря появилась гигантская змея и стала бороться с великаном, держащим в руках молот. Потом со всех сторон нахлынули банды гигантов и чудищ и стали биться друг с другом. Среди них был старый одноглазый человек с копьем, и он бросился на большого волка, но тот проглотил его вместе с бородой и всем прочим. Затем пришел другой большой человек и убил волка. Тогда я вышла из убежища и поймала за рукав одного из воинов.
— Послушайте, мистер, это Геттердаммерунг? — спросила я.
Воин задумался, опершись на топор, которым он только что рубил, как капусту, какую-то массу с множеством глаз.
Вроде бы, — сказал он. — Послушайте, дамочка, вы можете…
Он не договорил, потому что многоглазая масса с чавканьем проглотила его и поползла дальше.
Я перешла на другую сторону улицы, где другой воин рогатым шлемом на голове исполнял кровавую чечетку на поверженном чудовище.
— Прошу прощения, — сказала я, — вы не скажете, какой сегодня день?
— Меня зовут Локи, — прохрипел он, топча многоглазого врага. — На чьей стороне вы в этой драке?
Я не знала, что должна быть на чьей-то стороне, — ответила я,
Воин начал было распространяться на ту тему, что я должна, и непременно, а масса тем временем разинула пасть. Локи с печальным вздохом прикончил чудовище ударом копья, а затем внимательно оглядел мою разорванную одежду.
— Вы одеваетесь подобно мужчине, — заявил он, — но… Я застегнула блузку.
— Я… — начала было я.
— Конечно, у вас была безопасная булавка. Что за прекрасную мысль вы мне подали! Так и сделаем. Пойдем, я знаю неподалеку отличное местечко, почти не радиоактивное, — сказал он, прокладывая путь через стаю оборотней, — Боги снизойдут с небес, защищая нас. — Он нагнулся, поднял с земли женщину, лежавшую без сознания, и перекинул её через плечо. — Вы пережили все это не зря. Настанет новый день, и прекрасный новый мир потребует новых совокуплений. Видя ваши округлившиеся животы, боги скажут, что это хорошо, и откинут копыта. — Он загоготал. — Они думали, что все эти смерти приведут нас к иному образу жизни, мира, счастья, другой любви — и новой расе… Слезы заструились по его лицу. — Но в каждой трагедии есть место для здорового смеха, — заключил он, перенося нас через реки крови и поля костей.
Он оставил нас в психоделическом притоне, среди тепла, деревьев, фонтанов, поющих птиц — всех тех мелочей, которые делают жизнь приятной и банальной: нежная пища, ласковый ветер, добротные дома с водопроводом. Затем, продолжая смеяться, он вернулся на поле боя. Позднее моя компаньонка проснулась — белокурая, гибкая, очаровательная, — и её глаза вспыхнули, когда она встретилась со мной взглядом.
— Так, — выпалила она, — вы вызволили меня из этой ужасной мужской бойни, чтобы я могла служить вашим необузданным и извращенным страстям! И это после того, что вы уже со мной сделали!
Я шагнула к ней, чтобы успокоить, но женщина встала в позу каратэ.
— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила я. С вами никто ничего не делал.
— Сделать невинную девушку беременной — это, по-вашему, не сделать ничего? — возмутилась блондинка. — Повесить мне на шею все заботы с абортом, а самим пойти развлекаться с этими многоглазыми чудовищами? Нет уж, увольте, я больше не хочу иметь дела с этими противными мужчинами!
— Успокойтесь, сестра, — сказала я, вновь расстегивая блузку. — Я была столь же привлекательна для мужчин и не раз попадала в затруднительное положение, как и вы, так что отныне хочу вести жизнь простои…
— Хвала Сафо! — с облегчением воскликнула блондинка.
И мы стали парой и живем счастливо до сих пор. Зима ослабела, и Сумерки Богов прошли. Мир стал обновленным, полным любви, мудрости и счастья. Вот и вся история, малышка. А теперь иди, поиграй со своими сестрами.
— Но они вовсе не играют приятно! Они делают вещи, которые вы обе не велели мне делать.
— Как, ты до сих пор не научилась это делать? — спросила другая мама.
— Сияющая особа с золотым жезлом показала, как делать такие вещи. Она также сказала, что боги идут своими, таинственными и не страшными путями.
— Это может быть началом философии, — заметила первая мама.
— Можно сказать и так, — согласилась вторая.
Все уходят
перевод С. Сухинова
Огни померкли в зале. Жрецы и нимфы танцевали, когда начали падать бомбы. Просперо взглянул на Фердинанда.
— У тебя такой вид, сын мой, словно ты объят страхом. Будь весел, наше пиршество заканчивается. Наши актеры, словно привидения, растают в воздухе, в прозрачном воздухе…
Он поднял руку. Жрецы и нимфы разом исчезли с глухим хлопком.
— …и, подобно бесплатному материалу, из которого сотканы эти видения, растают укутанные облаками башни, величественные дворцы и торжественные храмы, — продолжал Просперо, — и сам огромный шар, да, все должно раствориться, словно мираж, не оставив даже фундамента…
Зрители исчезли. Сцена исчезла, театр исчез. Город растворился с легким шорохом, а затем стал прозрачным и сам шар Земли. Все актеры испарились, за исключением духов Ариэля, Калибана и Просперо.
— О, Просей… — вздохнул Ариэль. — Мы на этот раз замечательно материализовались…
— Просперо! — проревел Калибан.
— …и наша маленькая жизнь завершилась сном.
Калибан схватил его за ногу, Ариэль вцепился в рукав.
— Вы сделали это снова, хозяин!
— Сэр, я огорчен…
— Остановите это безумие! Все тает! Вы применили ошибочное заклинание!
— Смиритесь с моей слабостью, дети мои. Мой старый мозг утомлен…
Калибан уселся на него верхом; Ариэль, кружась, стал размахивать перед глазами Просперо своими тонкими пальцами. Теперь они плыли в огромной, наполненной звездами пустоте. Ближайшим значительным небесным телом была Луна. В различных направлениях летели спутники; связи, метеорологические и разведывательные.
— Черт побери, верните все! — завопил Ариэль.
— Но не тревожьте мою немощь…
— Это бесполезно, — проворчал Калибан. — Он ушел в себя, и на этот раз дьявольски глубоко. Как объяснить ему, что мы ослабеваем и отказываемся снова блуждать в пустоте?
— Ну нет, — возразил Ариэль. — Я только начал получать удовольствие от всего этого.
— Тьфу на тебя. Мы будем тревожить вашу немощь, Просей! Вспомните старика Станиславского и верните все обратно!
— Будьте любезны, дети мои, вернитесь в мои яйцеклетки и отдохните там…
— Он достигнет границ своего мира, там мы его и достанем. — предложил Ариэль.
— Оборот или два я сделаю, пока не успокоится мой измученный мозг.
— Куда вы намереваетесь нынче прошвырнуться, хозяин? — встревоженно спросил Калибан. — Вы отказываетесь от всего, что было?
— Э-э… И что из того, дети мои?
— Вы опять идете этим ужасным путем к финалу.
— Ох, дорогой! Вещи приятнее выглядят издалека, можешь мне поверить.
— Из очень большого далека, я сказал бы сейчас. Что вы собираетесь сотворить на бис?
— Где моя Книга?
Калибан слегка пошевелил своим плавником:
— Она исчезла.
Просперо стад массировать глазные яблоки.
— Тогда я буду работать по памяти. Где это было?
— На пустынном острове.
— Да.
Просперо сделал рукой величественный жест, и невдалеке появились едва заметные очертания пальмовых деревьев. До них донесся легкий соленый запах и шум прибоя. Очертания острова становились все более отчетливыми, и сияющий песок распростерся под ногами. Затем послышался крик чаек. Звезды растаяли, небо поголубело, и по нему поплыли облака.
— Это уже лучше.
— Но это реальный пустынный остров!
— Не спорь со стариком. Ты же знаешь, как он упрям.
— Итак, дети мои, чем мы теперь займемся?
— Развлечениями, сэр.
— Ах да. Но для начала я материализую Фердинанда и Миранду.
Он повел остатки своей труппы вверх по каменистому склону. Все вместе они вошли в большой грот, посреди которого располагалась огромная сцена, освещенная пылающими факелами. Проеперо кивнул Фердинанду и Миранде и указал им рукой на сцену.
— Хозяин, здесь что-то не так.
— Тс-с-с, прикусить языки! Глядеть во все глаза! Тихо! Ариэль на время потерял дар речи. Он не сводил глаз со сцены. Большой глобус, солнечные пятна, облачные полосы, голубые, зеленые и серые океаны, леса и горы — все это медленно вращалось над игровой площадкой. Крошечные бомбы и ракеты падали с неба, поднимая клубы дыма над главными городами Северной Америки. Европы и Азии. Шар разваливался под ударами, каждый следующий столб дыма был выше предыдущего. Сквозь пыль, огонь и дым были видны разрушенные города, расплавленные камни, обугленные люди, толпы беженцев.
— Хозяин! Это ошибка! — закричал Калибан.
— Мой Бог… — прошептал Фердинанд.
— Смотрите, дети мои, на это действо так, словно вы испуганы, словно вы видите его впервые… — торжественно произнес Просперо.
— И здесь мы вновь поднимем занавес, — сказал Ариэль, когда запылали материки. — Величественные дворцы, — торжественные храмы, и сам огромный шар… — Под яростной бомбардировкой ледяные шапки стали плавиться, океаны взбухали. — Все должно раствориться…
Огромные части суши были теперь покрыты бушующей водой.
— …не оставив даже фундамента…
— Мы пока ещё реальны, — резко возразил Ариэль.
— Но это идет, — заметил Калибан. Шар стал съеживаться, вода посерела, вся картина поблекла.
— …завершилось сном, — зевнул Просперо.
— Хозяин! Что случилось с…
— Тс-с! — предостерег Ариэль. — Не серди его. А где театр?
— …успокоив мой утомленный мозг.
— Мы желаем вам мира и покоя, — в унисон сказали Фердинанд и Миранда, уходя.
— Где мы, сэр?
— Э-эх… вы же сами сказали, что это — пустынный остров.
— Так оно и есть.
— Тогда что ещё вам надо? Найдите нам пищу и воду. Только чур не иллюзорные.
— Но, сэр, ваша Книга…
— Моя Книга — это не какая-то книга! Я поем и посплю, я позволю этой любовной парочке совокупиться, а затем удалюсь в Неаполь. Всю магию я посылаю к чертям!
Калибан и Ариэль удалились.
— Давай понаблюдаем со стороны, как удовлетворяют свои желания без магии, а затем уйдем.
— Согласен, дух. Мне кажется, что-либо живое нам непременно встретится на этом пути.
Очень хороший год
перевод С. Сухинова
— Привет, — сказал он.
Она взглянула на него. Это был тридцатилетний улыбающийся мужчина с волосами песочного цвета, немного грубовато скроенный, но весьма ухоженный и прекрасно одетый.
— Прошу прощения, — ответила она, — разве мы знакомы?
Он покачал головой;
— Увы, нет. Меня зовут Бредли. То есть Бред Дент.
— Очень приятно… Что я могу сделать для вас, мистер Дент?
— Видите ли, я влюбился в вас. Конечно, в этом деле необходима определенная взаимность… Найдется у вас свободное время?
— Вы серьезно?
— Да.
Она опустила глаза на прилавок и заметила, что пальцы нервно барабанят по стеклу. Успокоив их, она вновь подняла глаза и улыбнулась.
— Мы закрываемся через двадцать минут, — сказала она неожиданно для себя. — Я могу выйти через полчаса,
— А вы хотите этого?
Она ещё раз улыбнулась и кивнула.
— Меня зовут Марсия.
— Очень рад.
Вечером они обедали в ресторане, который она никогда бы не выбрала для свидания. При свете свечей она изучала своего нового знакомого. Его руки были по-женски изящными. Акцент выдавал в нем жителя Центральной Америки.
— Вы показались мне чем-то знакомым, когда вошли в магазин, — наконец сказала она. — Где-то я видела вас прежде. Мне кажется, вы проходили мимо моего прилавка по нескольку раз в день.
— Возможно, — согласился он, поглаживая бокал с шампанским.
— Чем вы занимаетесь, Бред?
— Ничем.
Она рассмеялась:
— Звучит не очень-то интригующе.
— Я хотел сказать, что позволил себе удовольствие не работать в этом году, — объяснил он.
— Почему?
— Я достаточно богат, и к тому же это — очень хороший год.
— Что же в нем особенного?