Но тогда, девять месяцев назад, он внимательно просмотрел лишь страницы, относящиеся непосредственно к астрономии. Сейчас же Маркуса интересовали главным образом свойства света и отражательных поверхностей, а не звезды.
— Давно знакомы?
— С кем? С миссис Брайт? — Маркус неохотно оторвался от чтения. — Увы, мы познакомились совсем недавно…
— Понятно. Весьма своеобразная женщина.
— Да. Весьма. Тем не менее мы пришли к выводу, что у нас много общего.
Петтигрю в некотором смущении приподнял брови:
— Вас также интересует античность?
— Только в последнее время. — Маркус захлопнул книгу. — Да, кстати, мой ленивец лакей по какой-то вздорной причине до сих пор не удосужился распаковать мои письменные принадлежности. Нельзя ли попросить у вас бумагу? Я хотел написать несколько писем.
— Что? Ах, пожалуйста, пожалуйста! — Петтигрю широким жестом указал на свой заваленный бумагами стол. — Берите сколько угодно!
— Мне придется позаимствовать у вас и коробочку с воском. Надеюсь, вы не будете возражать?
— Возьмите… Она возле глобуса.
— Вы очень любезны.
— Можете писать свои чертовы письма прямо за моим столом, — тяжело вздохнул Петтигрю. — Видит Бог, я все равно не могу воспользоваться им, пока имение переполнено крикливыми гостями! Ума не приложу, зачем жене понадобилось возить сюда столько народу во время сезона! Я уже тысячу раз говорил ей: хочешь общения, так наслаждайся им на здоровье, но только в Лондоне!
— Ваша жена по праву гордится имением. Далеко не каждый может похвастаться собственным храмом Весты!
— Если бы еще в придачу кто-нибудь раздобыл парочку девственниц для него! — фыркнул Петтигрю. — Но в наши дни они встречаются не чаще, чем единороги и фениксы…
— Вы сказали — фениксы? — переспросил Маркус, не отрывая глаз от круглой лужайки за окнами библиотеки.
— Ну знаете, есть такой мифологический персонаж — птица, возрождающаяся из пепла.
— К мифологическим существам я потерял интерес почти в то же самое время, что и к девственницам, — пробормотал Маркус.
— Какой чудный вечер! — Ифигиния подняла глаза к ночному небу.
Она увлекла Маркуса на террасу под предлогом полюбоваться перед отъездом на чистое звездное небо. На самом же деле ей не терпелось выяснить, удалось ли ему обнаружить что-то в библиотеке Петтигрю. Весь день Ифигиния сгорала от желания переговорить с Маркусом наедине, но до самого вечера удобного случая так и не представилось.
А теперь, когда они наконец-то оказались одни под звездами, у нее совершенно пропало желание донимать его расспросами. Ей хотелось сейчас только одного: провести несколько минут наедине с Маркусом.
Время близилось к полуночи. Поужинав и вдоволь наигравшись в карты, гости Петтигрю разошлись по спальням.
Хотя лондонский сезон был сейчас в самом разгаре, здесь, в провинции, гостей не заставляли бодрствовать до рассвета на бесконечных балах и приемах. Провести несколько дней за городом считалось прекрасной возможностью восстановить силы после лихорадочной городской суеты.
Слышно было, как теплый душистый ветерок играет листвой деревьев. Аромат распускающихся цветов наполнял воздух.
Ифигиния глубже вдохнула волшебные запахи летней ночи..
— Какая ясная ночь — Маркус облокотился на лепную балюстраду. Его взгляд был устремлен в небеса. — С каким удовольствием я бы оказался сейчас у себя в Йоркшире!
— Почему вы так стремитесь туда?
— Я оставил там свой новый телескоп.
— Телескоп? Вы увлекаетесь астрономией?
— Да.
Ифигиния была поражена. Казалось, она достаточно хорошо изучила Маркуса, но то и дело открывались все новые и новые глубины, ждущие исследования.
— Я и не знала, милорд…
Усмешка скользнула по его губам.
— Уж не думаете ли вы, что, когда штудировали роль моей любовницы, вы узнали обо мне абсолютно все?
— Да нет же, конечно, нет! — Ей вдруг стало невыносимо жарко. — Я только полагала, что хорошо изучила ваши прошлые и настоящие интересы.
— Не переживайте, — успокоил ее Маркус, не отрывая глаз от ночного неба. — Не такое уж большое упущение. Вы проглядели мое увлечение астрономией по той простой причине, что оно появилось у меня совсем недавно. Меня подтолкнуло к нему изучение зеркал и свойств света.
Ифигиния решила отложить свои вопросы на более подходящее время. Гораздо важнее и интереснее узнать нечто новое о человеке, которого она полюбила.
— Каким же это образом?
— Все очень просто. — Маркус быстро взглянул на нее и снова обратил взор на небо. — Прежде чем изучать звезды, необходимо изучить свет. Зеркала же используются для того, чтобы сфокусировать световой луч и тем самым получить возможность увидеть далекие звезды.
— Вы говорите о тех зеркалах, которые используются в телескопах?
— Да. Кроме того, зеркала используются для фокусирования собственно светового луча, что позволяет изучать его. Я как раз работал над таким проектом. — Он искоса бросил на нее до странности нерешительный взгляд. — Я изобрел небольшой прибор, с помощью которого можно исследовать свойства света.
— Как же он действует?
— Я использовал призму и небольшой телескоп, — начал было он, но тут же, словно раскаявшись, прервался. — Простите. Наверное, знатоку античности эта тема покажется слишком скучной.
— Ах нет! Ни в коем случае! — горячо заверила его Ифигиния. — А кроме того, античность имеет самое непосредственное отношение к небесам. К примеру, все звезды и планеты названы именами мифологических существ и героев.
— Действительно.
— Скажите, а что вы надеялись открыть, изучая свет далеких звезд?
— Трудно сказать, — пожал плечами Маркус. — В свое время на меня очень большое впечатление произвели слова Вильяма Гершеля, оброненные им пару лет тому назад
— Что же он обронил?
Маркус обернулся, взял ее за руку и повел вниз по широким каменным ступеням, сбегающим в сад.
— Он заметил, что, глядя на звезды, мы в каком-то смысле смотри в прошлое.
— Не понимаю…
— По современным подсчетам, свет звезд идет до нас тысячи и тысячи лет.
— Да-да… Кажется, я понимаю вас! Свет, который мы видим, был испущен многие тысячелетия назад, — прошептала Ифигиния. — Я никогда не задумывалась об этом. Какая прекрасная мысль!
— Меня она тоже очаровала, — улыбнулся ей Маркус. — По моему глубокому убеждению, кроме людей, имеющих непосредственное отношение к астрономии, лишь немногие способны выслушивать пространные рассуждения на эту тему.
— Понятно. — Ифигиния наслаждалась ощущением большой мужской руки, в которой утонули ее маленькие пальчики. Сегодня ночью они с Маркусом рядом и духовно, и физически… Какое счастье, что он больше не считает ее вымогательницей! — Любопытно, но меня часто обвиняли в том, что я нагоняю на всех скуку своими заумными разговорами!
— В это трудно поверить.
— И тем не менее это чистая правда. Боюсь, что я была, вынуждена вплоть до последнего года вести слишком спокойную и неприметную жизнь.
— Полагаю, виной тому были возраст и немощь вашего супруга.
— О да… Мистер Брайт не часто выезжал в свет.
— А значит, и вы тоже.
— Да.
— Признайтесь мне, Ифигиния, — ласково спросил Маркус, — вы были верны вашему супругу?
Ифигиния поперхнулась и тут же умудрилась споткнуться о спрятавшийся в траве камень.
— Что за странный вопрос, милорд!
Маркус поддержал ее под руку.
— Что же в нем странного, мадам? Вы достаточно долго вращаетесь в обществе, чтобы заметить одну очевидную вещь: верные жены — огромная редкость, и их легко пересчитать по пальцам одной руки.
— Из своих наблюдений я сделала вывод, что число неверных жен отступает перед числом вероломных мужей, — парировала она.
— В этом вы правы.
Одержав небольшую победу и неожиданно осмелев, она незаметно сменила тему беседы:
— А вы были преданным мужем, милорд?
Маркус, помолчав, заметил:
— Одно из моих правил запрещает обсуждать свое прошлое. Особенно если это касается моего брака.
Получив столь решительный отпор, Ифигиния приуныла:
— Ах да, как же я могла забыть! Ваши знаменитые правила… Скажите, вам нравится жить, следуя им, милорд?
— Они отлично мне служат.
— Жизнь так коротка, — прошептала она. — По-моему, избыток правил делает ее бесцветной и скучной.
— А мне кажется, что правила превосходно охраняют личную жизнь от постороннего вмешательства.
— Но человек лишает себя слишком многих радостей, следуя строгим законам общества, — упрямо возразила она.
— Я не живу по законам общества, Ифигиния. Я живу по собственным законам.
Они забрели в самый красивый уголок роскошного парка Петтигрю. Огни огромного дома остались далеко позади. Обернувшись, Ифигиния не увидела и самого дома — длинные ветви деревьев скрыли его от глаз.
Ночную тьму рассеивали лишь свет звезд да сияние уже почти полной луны.
— Как будто мы одни в целом мире, — прошептала она.
— Отрадная мысль. — Взгляд Маркуса привлекло высокое строение, смутно вырисовывавшееся за деревьями. — Что это там?
Ифигиния узнала величественные, стройные колонны храма Весты.
— Местная достопримечательность. Сегодня днем, пока вы были в библиотеке Петтигрю, я закончила замеры. Кстати, вам удалось обнаружить что-нибудь любопытное?
— Нет. Петтигрю пользуется самым обычным красным воском. На ванночке нет никаких черных следов, а на печати вырезано сердце.
— Какая жалость! А вы тщательно осмотрели его стол?
— Да. Уверяю вас, Петтигрю не вымогатель. — Маркус свернул, огибая круглые стены. — А как ваши успехи? Петтигрю действительно владеет копией храма в Тиволи?
Ифигиния тихонько вздохнула, разочарованная новой неудачей. Теперь придется исключить из числа подозреваемых и Петтигрю.
Она посмотрела на изящное, воздушно-легкое строение. Лунный свет струился через открытую крышу, придавая храму какое-то совершенно особое, таинственное очарование, которого она не заметила днем.
— Надо сказать, весьма неплохо, — протянула она. — Отлично передано ощущение невесомой легкости, столь присущее оригиналу. Отметьте также великолепную пропорциональность колонн. Диаметр основания храма почти полностью совпадает с оригиналом.
— Да-да, вы правы.
И тут Ифигиния поняла, что Маркус смотрит на нее, а не на храм. Глаза его сверкали в темноте. Что-то в тембре низкого глубокого голоса мгновенно наполнило горячей сладостью все ее существо.
Ифигиния перевела дыхание и попыталась как можно беззаботнее продолжать блистать своей эрудицией.
— Можно даже представить себе, как в храме непорочные весталки днем и ночью поддерживали священный огонь…
— У вас гораздо более смелое воображение, чем у меня. — Маркус провел ее между высоких колонн и остановился посередине круглого каменного пола, с насмешливым любопытством оглядываясь по сторонам. — Я вот не в силах представить здесь ни одной девственницы. И тем не менее это местечко действует вдохновляюще даже на меня.
— Правда? — Ифигиния почувствовала, как во рту у нее пересохло.
— Да. — Он взял ее лицо в свои большие ладони. — Вам очень подходит ваше прозвище. Леди Звездный Свет. Вы рождены скользить по звездному лучу, Ифигиния.
Она вздрогнула. «Я рождена любить тебя», — пронеслось у нее в голове. Знакомая тоска в который раз сжала сердце. Скорее всего ей никогда не придется произнести вслух слов признания, ибо Маркус никогда не захочет услышать их.
— Вам нравится притворяться моей любовницей, Ифигиния?
— О да, еще бы! В роли вашей подруги я неизменно привлекаю к себе всеобщее внимание. Честно говоря, мне будет немного жаль, когда наш маскарад закончится.
— Вот как?
— Ну… не так чтоб уж очень, — поправилась она. — Откровенно говоря, ужасно утомительно все время находиться на виду. И в то же время какая грандиозная затея! Почти столь же грандиозная, как последняя моя поездка в Италию.
Маркус приподнял бровь:
— Почти? Какой удар! Мне нестерпимо больно слышать, что роль моей любовницы проигрывает в сравнении с вашим итальянским путешествием.
Ифигиния пришла в ужас от мысли, что невольно оскорбила его.
— Но я вовсе не хотела обидеть вас, милорд! Я действительно нахожу свою роль крайне интересной.