Накладывая крем поверху пирога с патокой, Джудит прислушалась к разговорам за столом. Томми Мортимер с Дианой строили планы на лето: предстоящий лондонский светский сезон, выставка цветов в Челси, Уимблдон[25], Хенли[26], Аскот[27]. Слушать их было поистине увлекательно.
— Я достал билеты на «Центральный корт» и на «Королевскую трибуну».
— Бог ты мой! Придется мне купить несколько новых шляп.
— А как насчет Хенли?
— Давай поедем. Я обожаю Хенли — все эти милые чудаки в розовых галстуках…
— Встретимся с друзьями… Когда ты планируешь теперь выбраться в Лондон?
— Я еще не думала об этом. Может, через пару недель. Поеду на «бентли». Нужно заказать кое-что из одежды, сходить на примерку и прочее. И найти дизайнера по интерьеру, чтобы привести в порядок дом на Кэдоган-Мьюз к возвращению Афины из Швейцарии.
— Я знаю одного замечательного специалиста. Могу дать тебе его телефон.
— Это будет очень кстати. Я скажу тебе, когда соберусь ехать.
— Сходим в театр, а потом поужинаем в «Савое».
— Чудесно! — Диана вдруг вспомнила о Джудит и улыбнулась: — Извини, мы тут обсуждаем свои планы, а ты скучаешь. Сегодня ведь твой день, а никто с тобой не говорит. Итак, скажи, чем ты хочешь заняться сегодня? — Она слегка повысила голос, требуя внимания: — Кто чем планирует заняться после обеда?
— Я хочу покататься на Тинкербелл, — откликнулась Лавди.
— Дорогая, а как же твоя подруга?
— Джудит не интересуется верховой ездой. Она не любит лошадей.
— В таком случае, может быть, лучше заняться чем-нибудь, что по вкусу нашей гостье?
—Не беспокойтесь обо мне, — поспешила вмешаться Джудит, боясь, как бы не вспыхнул спор, однако Лавди, похоже, ничуть не страшила перспектива пререканий или даже ссоры.
—Ну, мама, я действительно хочу покататься на Тинкербелл!
К тому же, ты сама знаешь, что ее необходимо регулярно выгуливать, нельзя, чтобы она застаивалась.
—Я не хочу, чтобы ты была там одна. Может быть, папчик сможет составить тебе компанию?
—Лавди не будет одна, — вмешался полковник, — молодой Уолтер сегодня работает днем на конюшнях. Надо будет предупредить его, чтобы он оседлал и подготовил лошадей.
— Но, папчик! Почему ты не можешь пойти со мной?
— Потому, душа моя, что у меня имеются дела. Нужно написать кое-какие письма, сделать несколько телефонных звонков и встретиться с Маджем в четыре часа. — Он остановил снисходительный взгляд на жене. — А как ты собираешься провести остаток дня?
— О, насчет нас с Томми можешь не волноваться: я пригласила на бридж Паркер-Браунов. И все же по-прежнему неясно, как быть с нашей гостьей… — Джудит стало не по себе, будто она вдруг сделалась для всех досадной проблемой. Диана только усугубила ее смущение, повернувшись к Мэри Милливей. — Может быть, Мэри?.,
Однако ей не дал закончить фразу Джереми Уэллс, до сего момента не участвовавший в дискуссии.
— Почему бы мне не позаботиться о Джудит? — предложил он. — Мы прихватим собак и пойдем на конюшни все вместе, Лавди останется там, а мы вдвоем с Джудит прогуляемся до бухты. — Он с улыбкой взглянул на Джудит, и она почувствовала к нему благодарность: он великодушно пришел ей на помощь. — Как тебе нравится эта идея?
— Это просто замечательно. Но вам не стоит волноваться из-за меня, я хочу сказать, что могла бы и одна прекрасно провести время.
Диана, явно обрадованная тем, что все разрешилось благополучно, отвергла ее робкие возражения.
— Разумеется, ты не можешь оставаться одна. Это чудесная мысль, Джереми, если, конечно, твои родители не будут возражать, что ты останешься у нас на весь день. В конце концов, ты ведь приехал домой только на выходные, а я представляю себе, как они хотят тебя видеть…
— Я покину вас после чая. Все равно отец сегодня на вызове. Но вечер я проведу с семьей.
Лицо Дианы осветилось лучезарной улыбкой.
— Ну, разве это не прекрасно? Все устроилось как нельзя лучше, и все довольны. Джудит, тебе понравится бухта — наш собственный чудный пляжик. Но захвати с собой куртку или попроси у Мэри еще один джемпер — у моря всегда холодно. А ты, Лавди, не забудь надеть защитный шлем. Теперь же… — она отодвинула свой стул, — пойдем в гостиную и выпьем по чашечке кофе?
Приглашение это, по всей видимости, не распространялось на Лавди с Джудит; когда взрослые ушли, девочки остались в столовой, чтобы помочь Мэри и Неттлбеду убрать со стола, а потом поднялись наверх и стали собираться на прогулку. Для обеих было приготовлено еще по одному теплому пуловеру, а для Лавди также защитный шлем, сапоги и перчатки для верховой езды.
— Ненавижу этот шлем, — пожаловалась она. — У него слишком тугая резинка, она натирает мне подбородок.
Но Мэри была непреклонна.
— Так я тебе и поверила! И не вздумай ездить без него!
— Я не понимаю, зачем он нужен. Сколько других девочек ездят без шлема!
— Другие девочки пусть делают что им угодно, а мы не хотим, чтобы ты размозжила себе голову о какой-нибудь камень. Держи свою плетку, и вот вам по ириске на дорожку. — Она достала с каминной полки стеклянную банку и выдала девочкам скупой паек сладостей.
— А для Джереми с Уолтером? — стала клянчить Лавди, и Мэри, засмеявшись, выудила еще две штуки. — Марш отсюда! Когда вернетесь, я приготовлю вам чай здесь, у камина.
Словно резвящиеся щенки, они вприпрыжку сбежали вниз по лестнице к понеслись по коридору, ведущему к двери в гостиную. Перед дверью Лавди остановилась.
— Туда заходить не станем, а то нам будет не отвязаться. — Приоткрыв дверь, она просунула в щель голову. — Джереми! Мы уже готовы!
— Встретимся в оружейной, — послышался его голос. — Через минутку. Я возьму Пеко, а Тигр уже там, обсыхает после утренней прогулки.
— Ладно! Мамуля, удачной тебе игры! Папчик, пока! — Лавди закрыла дверь. — Пошли, сходим теперь на кухню и возьмем несколько кусочков сахару для Тинкербелл и Рейнджера. И если миссис Неттлбед станет предлагать конфеты, смотри не проговорись, что Мэри уже дала нам ирисок.
Впрочем, от миссис Неттлбед они получили не конфеты, а миниатюрные, прямо из духовки пирожные, которые она приготовила к чаю. С пылу с жару, они были слишком аппетитны, чтобы оставлять их на потом, и девочки расправились с ними тут же, потом совершили налет на сахарницу и понеслись дальше. «Приятного вам отдыха!..» — напутствовала их миссис Неттлбед.
Задний коридор вывел их в оружейную, где приятно пахло маслом, льняным семенем, старыми макинтошами и собаками. Вдоль стен тянулись запертые шкафчики с ружьями и шомполами, специальные полки были отведены под багры и сапоги, обычные и болотные. Тигр, дремавший на своей подстилке, услышал их шаги и тут же нетерпеливо вскочил, показывая, как ему не терпится еще разок размяться на свежем воздухе. Это был крупный черный Лабрадор с квадратным носом и темными глазами.
— Привет, Тигр, миленький, как дела? Как прошло утро, как тебе понравилось отыскивать кроликов и голубей? — Пес глухо заурчал, и Джудит показалось, что он очень добрый. — Хочешь с нами прогуляться?
— Конечно, хочет! — послышался сзади голос Джереми. Он поставил на пол Пеко, которого нес под мышкой, и, пока натягивал свою куртку, снятую им с крючка на стене, собаки засвидетельствовали друг другу свое почтение: Тигр принялся дружелюбно обнюхивать Пеко — тот опрокинулся на спину и стал размахивать лапами, будто плыл на спине.
Джудит засмеялась:
— Они так потешно смотрятся вдвоем.
— Да уж, это точно, — усмехнулся Джереми. — Ну что, девушки, в путь! Хватит здесь прохлаждаться, а то Уолтер нас заждется!
Гуськом они вышли из комнаты через вторую дверь, которая открывалась на мощеный двор с голубятней. Холодная, почти как зимой, погода захватила Джудит врасплох. В доме, обогреваемом с помощью центрального отопления, залитом мягким солнечным ветом и цветочным ароматом, легко было забыться и поверить, что уже пришла весна со своим теплом, но стоило высунуть нос на улицу, как покалывающий зимний морозец мгновенно развеял эту иллюзию. Было все еще солнечно, но с моря налетал порывами резкий восточный ветер, а то и дело набегающие облака закрывали солнце. Поеживаясь от холода, пробирающего даже через два свитера, Джудит напомнила себе, что, в конце-то концов, на дворе еще только середина февраля. Заметив, что она дрожит, Джереми поспешил ее успокоить: — Не волнуйся, сейчас пойдем, и ты живо разогреешься, станешь румяная как яблочко!
Конюшни располагались в некотором отдалении от дома, деликатно скрытые из виду рощицей молодых дубков, которая и посажена была с этой целью. К ним вела гравиевая дорожка, и, приблизившись, молодые люди увидели очень опрятные конюшни, практично спланированные в форме буквы «п», с двором в центре. Во дворе уже стояли наготове две оседланные лошади, привязанные к вделанным в стену железным кольцам, — Тинкербелл и Рейнджер. Пони Тинкербелл — маленькая серая очаровашка, а гнедой Рейнджер, на котором охотился полковник, — здоровенный коняга, прямо-таки слон, подумала, с опаской поглядывая, Джудит. С мощными ногами, с лоснящейся, выхоленной шкурой, под которой перекатывались бугры мышц, он казался невероятно сильным и устрашал одним своим видом. Джудит решила держаться от него подальше. Пони она погладит, скормит ей даже кусок сахару, но к этой громадине близко подходить не стоит.
При животных находился молодой человек, он подтягивал подпругу у серенькой лошадки. Заметив их приближение, он выпрямился в ожидании, положив руку на шею пони.
— Привет, Уолтер! — крикнула Лавди.
— Привет!
— У тебя уже все готово! Ты что, знал, что мы придем?
— Миссис Неттлбед отправила малышку Китти, чтобы предупредить меня. — Он кивнул Джереми: — Привет, Джереми, не знал, что ты здесь.
— Выдалась пара свободных деньков. Как поживаешь?
— Да неплохо! Едешь с нами, да?
— Нет, только не сегодня. Мы с Джудит пройдемся пешком до бухты, прогуляем собак. Познакомься — Джудит Данбар, подруга Лавди.
Уолтер слегка повернул голову в сторону Джудит и кивнул ей: «Привет».
Это был необыкновенно привлекательный юноша — стройный, смуглый, загорелый, как цыган, с вьющимися черными волосами и темными, точно кофейные зерна, глазами. На нем были вельветовые бриджи, плотная рубашка в синюю полоску и кожаный жилет, на загорелой шее повязан желтый хлопчатобумажный платок. Сколько ему лет? Шестнадцать? Или семнадцать? Впрочем, выглядел он старше, как вполне зрелый мужчина, и на подбородке у него уже пробивался темный пушок — предвестие настоящей бороды. Джудит он напомнил Хитклиффа из «Грозового перевала»[28] , и ей не составило труда понять, почему Лавди так жаждала покататься сегодня на Тинкербелл. Даже Джудит полюбила бы верховую езду, будь у нее такой эффектный компаньон, как Уолтер Мадж.
Уолтер вскочил на Рейнджера с такой легкостью и грацией, что невольно приходила мысль: уж не играет ли он, пусть самую малость, на публику?
— Желаю отлично повеселиться! — попрощалась Джудит с подругой.
Лавди подняла свою плетку.
— И тебе того же!
Звонко застучали копыта, потом их топот стал глуше — лошади ступили на гравий дорожки. В ярком, холодном свете зимнего солнца пара всадников являла собой великолепное зрелище. Они перешли на рысь и вскоре скрылись за дубовой рощицей. Топот копыт растворился в воздухе.
— Куда они направились? — спросила Джудит.
— Вероятно, в сторону Лиджи, а потом дальше, до самых вересковых пустошей.
— Мне вдруг стало жаль, что я не люблю лошадей.
— Если еще не полюбила, то уже никогда не полюбишь. Пойдем, стоя на месте, мигом замерзнешь.
Они пошли тем же путем, каким умчались всадники, а потом свернули направо, где через сад бежала под гору дорожка, которая вела в сторону побережья. Собаки бросились вперед них и вскоре исчезли из виду.
— Они не потеряются? — забеспокоилась Джудит, но Джереми успокоил ее.
— Они прекрасно знают этот маршрут. Когда мы доберемся до бухты, собаки будут уже там, а Тигр даже успеет искупаться.
Джереми пошел впереди, она последовала за ним. Вскоре строго спланированные, геометрически правильные газоны с клумбами остались позади. Они прошли через кованую железную калитку, и сузившаяся дорожка нырнула в дебри субтропической растительности: камелий, поздноцветущих гортензий, величественных рододендронов, пышных рощиц бамбука, пальм, чьи высокие стволы были опутаны чем-то вроде очень толстых черных волос. Высоко у них над головами, в голых ветвях вяза и бука, на которых восседали полчища грачей, шумел ветер. Спустя какое-то время в зарослях папоротника, стелющегося по земле плюща и мхов показалась крошечная речушка и с журчанием побежала по каменистому руслу вдоль дорожки. Время от времени струящийся поток пересекал дорожку, и тогда путь пролегал через затейливые деревянные мостики, в которых было что-то «восточное»: Джудит сразу вспомнила фарфоровые тарелки с синим узором в китайском стиле — ивы у мостика через ручей. Кроме журчания воды и шума ветра в ветвях, не слышалось ни звука; шаги заглушал толстый покров наполовину сгнившей листвы, и только когда путники переходили через мостики, доски гулко звучали у них под ногами.
Когда последний мостик остался позади, Джереми остановился, поджидая отставшую Джудит. Собак все еще не было видно.
— Ну, как ты?
— В порядке.
— Отлично. Мы уже у тоннеля.
Он двинулся дальше. Взглянув вперед, Джудит увидела, что наклонная тропа ныряет в похожее на пещеру отверстие в сплошной стене гуннеры[29], этого чудовищного цветка с колючими стеблями и гигантскими, как зонты, листьями. Джудит видела гуннеру и раньше, но не в таком устрашающем количестве. Растения стояли зловещей толпой, как существа с другой планеты, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы пригнуть голову и шагнуть за своим спутником в этот естественный растительный тоннель. Дневной свет не проникал сюда, воздух был такой сырой, а все вокруг такое зеленое, будто плывешь под водой.
Джудит с трудом пробиралась по темному проходу, стараясь не отставать от Джереми и не поскользнуться на тропе, которая стала еще круче.
—Не люблю я эту гуннеру! — воскликнула она.
Джереми обернулся с улыбкой.
—В Бразилии, — сказал он, — под ее листьями прячутся от дождя.
—По мне, уж лучше промокнуть.
— Осталось совсем чуть-чуть.
И в самом деле, через минуту-другую они вышли из первобытного мрака тоннеля на ослепительный свет солнечного зимнего дня и очутились перед заброшенной каменоломней. Дорожка перешла в зигзагообразный спуск из грубо вытесанных ступеней, ведущих на дно карьера. Речка, продолжавшая журчать где-то поблизости, снова возникла в поле зрения — сверкающим водопадом она срывалась с обрыва в каменистую расселину, покрытую изумрудным одеялом мха и папоротника и затуманенную водяной пылью. Шум падающей воды заглушал все остальные звуки. По стенам каменоломни росла лошадиная фига, а дно, усеянное камнями и валунами, превратилось за долгие годы в дикий сад ежевики, папоротника-орляка, переплетающейся жимолости и желтого, как сливочное масло, аконита. В воздухе стоял сладкий, миндальный аромат утёсника, смешанный с острым, свежим запахом водорослей, и Джудит поняла, что до моря уже рукой подать.
Молодые люди осторожно спустились вниз по крутой, кустарно сработанной лестнице. На дне дорожка, сузившаяся до узенькой тропки, снова побежала вдоль ручья, вьющегося между мрачными валунами, и через какое-то время они добрались до настоящего, первоначального входа в каменоломню на противоположном ее краю. Речушка исчезла в отверстии дренажной трубы. Они поднялись по поросшему травой отлогому склону к деревянным воротам и, выйдя из них, спрыгнули на гудронированную полосу узкой сельской дороги. По ту сторону дороги стояло низенькое каменное ограждение, а за ним уже начинались скалы и море. На территории поместья путников укрывала от ветра густая растительность, теперь же они были беззащитны перед его мощным натиском. Испещренное белыми барашками море ярко синело в лучах выглянувшего солнца. Джудит и Джереми перешли через дорогу и поднялись по приступкам через каменную стенку. Отсюда к прибрежным скалам спускалась среди колючего утёсника, папоротника-орляка и островков первоцвета дернистая тропинка. Было время отлива, и прибрежная полоса песка лежала перед ними полумесяцем. Их спутница речушка появилась снова, устремившись вниз по склону обрыва на песок пляжа; разделяя пляж надвое, она вливалась в воды бухты. Ветер налетал резкими порывами, над головой с криками носились чайки. Волны непрерывно рокотали, набрасываясь пенистыми гребнями на берег и затем откатываясь назад с оглушительным шипеньем.