— …Я тебя обыскалась.
Джудит закрыла «Иллюстрированные лондонские известия»,
— Что случилось? — спросила она.
По мере того как проходили недели триместра и школьная рутина становилась привычной, как обычаи родного дома, в Джудит росла уверенность в себе, и она уже не так благоговела перед Диэдри Лидингем. Под влиянием Лавди, которая не признавала авторитетов, Джудит решила, что задавака Диэдри нередко просто смешна. Как любила повторять Лавди, Диэдри такая же ученица, как все остальные, несмотря на свой начальственный видок, знаки отличия и мощный бюст.
— В чем дело? — повторила Джудит,
— Мисс Катто попросила тебя зайти к ней в кабинет.
— А что случилось?
— Понятия не имею. Однако не стоит заставлять ее ждать.
После той памятной беседы с директрисой Джудит уже не боялась мисс Катто. Она сложила книги, завинтила колпачок авторучки и прошла в уборную, чтобы помыть руки и привести в порядок прическу. Со смутной тревогой на душе она постучала в дверь директорского кабинета.
— Войдите.
Как и тогда, директриса сидела у себя за столом. Сегодня, правда, был серый, пасмурный день, а на столе в вазе теперь стоял не первоцвет, а анемоны. Джудит обожала анемоны: розовые, лиловые и цвета морской волны — все «холодные» цвета спектра.
— Джудит.
Диэдри сказала, вы хотели меня видеть.
— Да, моя милая. Входи и садись.
Стул уже был приготовлен для нее. Джудит присела напротив мисс Катто. Никакой непринужденной беседы о пустяках на этот раз не ожидалось. Мисс Катто перешла прямо к делу.
— Причина, по которой я тебя вызвала, не имеет никакого отношения ни к занятиям, ни к школе. Дело совсем иного рода. Боюсь, это будет для тебя ударом, поэтому хочу, чтобы ты приготовилась к тому, что я должна тебе сообщить. Дело в том, что… твоя тетя Луиза…
Джудит перестала слушать. Она с первых же слов поняла, что именно собирается сказать ей мисс Катто. Тетя Луиза выходит замуж за Билли Фосетта. Ее ладони похолодели и стали влажными, и она ощутила, как кровь отхлынула от лица. Кошмар становился явью. Случилось то, чего она боялась больше всего…
Мисс Катто продолжала говорить. Джудит попыталась сосредоточиться на том, что говорит директриса. Что-то насчет прошлого вечера.
— …Ехала домой на машине, около одиннадцати часов… была совершенно одна… вокруг ни души…
Девочка все поняла. Мисс Катто говорила о тете Луизе и о ее машине. Билли Фосетт оказался ни при чем. Губы Джудит разомкнулись, испуская вздох облегчения, и она ощутила, что на лицо вернулась краска и щеки запылали почти неприличным румянцем.
— …Несчастный случай. Это было действительно страшное столкновение.
Мисс Катто остановилась, Джудит взглянула на нее и заметила на ее спокойном лице озадаченное и обеспокоенное выражение.
— Джудит, ты хорошо себя чувствуешь? Она кивнула.
— Ты понимаешь, о чем я говорю?
Она снова кивнула. Тетя Луиза попала в автомобильную аварию. Вот в чем суть. Тетя Луиза, она всегда несется как ветер, обгоняет на поворотах, и овцы с курами бросаются врассыпную от гудка ее клаксона. Но на этот раз, видно, удача ей изменила.
— Но с ней ведь все в порядке, да, мисс Катто? — Наверно, тетя Луиза в местной больнице, с забинтованной головой и рукой в гипсе. Только и всего. Небольшая травма. — Она в порядке?
— Ах, Джудит, нет! К сожалению, нет. Это был несчастный случай со смертельным исходом. Мгновенная смерть.
Джудит уставилась на мисс Катто, не веря ее словам, не в силах допустить, что такая страшная, непоправимая вещь может быть правдой. Но когда увидела в глазах мисс Катто боль и сострадание, то поняла, что все так и есть.
— Вот что я должна была сообщить тебе, милая. Твоя тетя Луиза погибла.
Погибла. Какое ужасное слово. Как последнее «тик-так» остановившихся часов, как быстрый «щелк» ножниц, разрезающих нить.
Тетя Луиза.
Джудит услышала собственный глубокий, судорожный вздох. Потом спросила, очень спокойно, просто желая знать:
— Как это произошло?
— Я же сказала: столкновение…
— Где?
— На старой дороге, что проходит через вересковые пустоши. Там стоял сломавшийся грузовик, водитель его бросил. Фары были потушены… темнота. Она врезалась в него сзади.
— Она ехала на очень большой скорости?
— Я не знаю.
— Она всегда была плохим водителем. Гоняла как сумасшедшая. Вечно шла на обгон.
— Я не знаю, но не исключено, что в случившемся не было ее вины.
— Кто ее обнаружил?
— Машины загорелись. Огонь увидели и оповестили полицию.
— Кто-нибудь еще погиб?
— Нет, твоя тетя была одна.
— Откуда она ехала?
— По-моему, возвращалась из гостей. От друзей, живущих в районе Хелстона.
— От капитана и миссис Ричарде. Она не раз играла с ними в гольф. — Джудит подумала о том, как тетя Луиза в темноте возвращалась на машине домой; сколько таких поездок она проделала в своей жизни — без счета… Девочка взглянула на мисс Катто. — Кто сообщил вам?
— Мистер Бейнс.
В голове у Джудит было совершенно пусто.
— Кто это?
— Адвокат из Пензанса, поверенный твоей тети. Полагаю, он также ведет дела твоей матери.
Она вспомнила мистера Бейнса.
Мама уже знает о смерти тети Луизы?
— Мистер Бейнс послал твоему отцу телеграмму. Разумеется, он отправит вслед за телеграммой письмо с подробностями. И я тоже, конечно, напишу твоей маме.
— Что же будет с Эдной и Хильдой? — Впервые в голосе Джуднт послышалось подлинное горе.
— Кто это такие?
— Кухарка и горничная тети Луизы. Они сестры. Прожили вместе с ней много лет… они будут так горевать…
— Да, боюсь, это действительно было для них тяжелым ударом. Они не обратили внимания на то, что твоя тетя не вернулась домой. Заподозрили неладное только утром, когда одна из них понесла хозяйке поднос с чаем и обнаружила, что постель нетронута.
— И как они поступили?
— Позвонили по телефону приходскому священнику, это было очень разумно с их стороны. А потом к ним явился местный констебль и сообщил плохие новости. Естественно, обе были глубоко потрясены, но решили пока остаться в доме твоей тети.
Думать о Хильде и Эдне, о том, как они, осиротевшие, в пустом доме пьют чай и утешают друг дружку, было почему-то горше всего. Без тети Луизы их жизнь потеряла смысл. Глупо было успокаивать себя тем, что они найдут другое место, ведь они не то что молодая, энергичная Филлис; мыслимо ли представить самостоятельное будущее пожилых, незамужних сестер? А если они не найдут другого места, где же они станут жить? Чем заниматься? Две сестры всегда были неразлучны. Они не смогут жить порознь.
— Будут похороны? — спросила Джудит.
— Будут, конечно, в свое время.
— Я должна там быть?
— Только если сама захочешь. Но я думаю, ты должна присутствовать. И я, разумеется, пойду с тобой и буду все время рядом.
— Я никогда не бывала на похоронах.
Мисс Катто замолчала. Потом поднялась, вышла из-за стола, подошла к окну и встала там, закутавшись в свою черную мантию, словно в теплую шаль. Какое-то время она глядела в окно, на сырой, мглистый сад, в котором Джудит не находила ничего приятного для глаз и утешительного для души.
Мисс Катто, как выяснилось, того же мнения.
— Какой грустный день, — посетовала она, потом отвернулась от окна и улыбнулась. — Похороны — это часть смерти, так же как смерть — часть жизни. В твоем возрасте трудно смириться с этой безрадостной мыслью, но через это рано или поздно проходят все. И ты не должна чувствовать себя одинокой. Потому что я рядом с тобой, и ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Тебе надо принять это как неизбежность. Ведь смерть действительно часть жизни, причем это единственная вещь в жизни, в которой не приходится сомневаться. Конечно, такие утешения звучат банально, когда трагедия случается с близким человеком и так неожиданно. И ты ведешь себя как очень храбрый и отзывчивый человек. Думаешь о других. Но не стоит таить горе в душе. Я знаю, что я твоя директриса, но сейчас я просто твой друг. Ты можешь поделиться со мной своими чувствами и мыслями. И не бойся плакать.
Но приносящие облегчение слезы почему-то не шли.
— Я в порядке.
— Умница. Знаешь, о чем я подумала? Я подумала: неплохо было бы нам выпить чаю. Хорошая мысль?
Джудит кивнула. Мисс Катто подошла к стене сбоку камина и нажала на звонок.
— Классическое средство против любой беды, не так ли? Чашка вкусного, горячего чая. Понять не могу, почему я не подумала об этом раньше.
Она не стала возвращаться за стол, а расположилась в маленьком креслице у камина. Там уже все было готово для растопки, но огонь не разожжен; не говоря больше ни слова, мисс Катто взяла спички, наклонилась и подожгла скомканную газету и сухую лучину. Откинувшись на спинку кресла, она следила, как пламя занялось и языки его заплясали над горкой угля. Потом заговорила:
— Я лишь пару раз встречалась с твоей тетей, но она мне очень нравилась. В ней чувствовался здравый смысл. Ясный, бодрый ум. Это была личность в подлинном смысле слова. Я была за тебя спокойна, знала, что ты в надежных руках.
Беседа естественным образом коснулась жизненно важной темы. Джудит отвела взгляд к окну и постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно непринужденнее.
— Где я теперь буду жить?
— Это мы и должны решить.
— Есть тетя Бидди.
— Разумеется. Миссис Сомервиль, в Плимуте. Твоя мама рассказала мне о Сомервилях, и у меня есть их адрес и телефон. Видишь ли, Джудит, когда родители ребенка за границей, мы обязаны знать о всех близких родственниках. Иначе груз ответственности, которая ложится на наши плечи, будет совершенно непосильным.
— Тетя Бидди всегда говорила, что при желании я могу поехать к ней. Она уже знает о тете Луизе?
— Нет еще. Сначала я хотела поговорить с тобой. Но я ей непременно сообщу.
Раздался стук в дверь. Мисс Катто сказала: «Войдите», и в комнату заглянула одна из горничных.
— А, Эдит, спасибо. Не могла бы ты принести нам чаю? Две чашки и, пожалуй, немного печенья.
Девушка пообещала мигом управиться и закрыла дверь. Мисс Катто продолжила так, словно их не прерывали.
— Ты хотела бы ездить на каникулы к своей тете Бидди?
— Да, очень. Я люблю и ее, и дядю Боба. Они добрые и веселые. Но дело в том, что они не всегда будут в Плимуте. Рано или поздно они уедут из Кейхама, дядя Боб, может быть, снова пойдет служить на флот. Тётя Бидди собирается купить небольшой дом, У них никогда не было собственного угла…
Она умолкла.
— Есть ли кто-нибудь еще, кроме них?
— Есть еще миссис Уоррен. Хетер Уоррен была моей лучшей подругой в гюрткеррисской школе. Мистер Уоррен — хозяин бакалейной лавки, мама их очень любила. Я уверена, они разрешили бы мне пожить у них.
— Что же, значит, у нас уже есть выбор, — улыбнулась мисс Катто. — Мы все уладим. Не забывай, что ты окружена друзьями. Ага, вот и наш чай… Благодарю, Эдит, поставь на столе… Ну, Джудит, почему бы тебе не пересесть с этого неудобного стула сюда, к огню?..
Итак, сказала себе Мьюриэл Катто, худшее позади, печальную весть она сообщила, и девочка как будто спокойно приняла ее, сохранив самообладание. Это был третий случай за время ее работы директрисой, когда она была вынуждена исполнять эту горькую обязанность — сообщать кому-то из воспитанниц о смерти близких, — и каждый раз при этом она чувствовала себя убийцей. Ибо в таких случаях вестник становится убийцей. Пока роковые слова не произнесены, любимый человек все еще жив — спит, просыпается утром, занимается своими делами, звонит по телефону, пишет письма, ходит на прогулки, дышит и видит. Он умирает только тогда, когда становится известно о его смерти.
С самого начала своей карьеры мисс Катто установила для себя строгие правила: беспристрастное отношение ко всем ученицам и никаких любимчиков. Однако Джудит, сама того не сознавая, смогла каким-то образом пробить брешь в этой системе, и мисс Катто, при всей ее суровой, деловой непредвзятости, никак не удавалось остаться равнодушной к обаянию этой девочки. Джудит хорошо прижилась в «Святой Урсуле» и пользовалась популярностью среди соучениц. Она ровно успевала по всем предметам и добивалась похвальных результатов в занятиях спортом. Связь с Кэри-Льюисами была дополнительным плюсом, и даже экономка не находила повода жаловаться на поведение Джудит.
И теперь вот такое.Удар, который мог нарушить душевное равновесие девочки и свести на нет все достигнутое. Сидя у себя за столом в ожидании прихода Джудит и сохраняя внешнюю невозмутимость, но с тревогой на душе, мисс Катто с ужасом поймала себя на мысли: «Лучше бы эта трагедия произошла с любой другой девочкой из ее школы, только не с Джудит».
Конечно, Джудит находилась в особых обстоятельствах — она была одинока, оторвана от своей семьи, у нее не оставалось никого, кто мог бы поддержать ее в горе. Но не в этом коренился повод для симпатии — дело было в самой девочке. В ее стоическом смирении перед долгой разлукой с родителями (никогда не позволяла она себе слез или приступов раздражения), в обезоруживающей прямоте, в очаровательной мягкости характера; все это было заложено в ней от природы, ибо мисс Катто знала, что такие качества невозможно привить.
К тому же, она находила Джудит очень привлекательной внешне. Все обыкновенные изъяны подросткового возраста были налицо: непропорционально длинные ноги, худые плечи, веснушки, торчащие уши; однако они не портили внешность Джудит, наоборот, придавали ей изюминку какой-то очаровательной нескладности. И еще у этой девочки были поистине прекрасные глаза. Серо-голубые, очень большие, с кристально чистыми зрачками, обрамленные темными длинными ресницами, и, как бывает у маленьких детей, каждая мысль и каждое чувство отражались, точно в зеркале, на ее живом, выразительном лице, словно Джудит так и не научилась лукавить и изворачиваться. И мисс Катто молила небо, чтобы она никогда не постигла эту науку.
Они прихлебывали горячий, бодрящий чай и разговаривали — теперь уже не о тете Луизе, а об Оксфорде, где выросла мисс Катто.
— …Счастлив тот, чье детство прошло в этом месте. Город дремлющих шпилей, город колоколов, велосипедов, молодежи и безграничных знаний. У нас был старый дом на Банбери-роуд, большой, расползшийся вширь, с обнесенным стеной садом, в котором росло тутовое дерево. Отец мой был профессором философии, мама тоже работала в университете, постоянно писала, преподавала, занималась научными исследованиями. Если не считать времени каникул, дом постоянно наводняли студенты, приходившие на консультации, и парадная дверь никогда даже не закрывалась, никто и в звонок не звонил, так что нигде не было спасения от сквозняков. — Она улыбнулась. — Не правда ли, у человека в памяти всегда остаются запахи. Из них складывается атмосфера дома, в котором ты жил ребенком: старые книги, лак, старинная мебель и сырой, кисловатый древний камень. Бывает, эти запахи снова застают тебя врасплох, и ты неожиданно переносишься в прошлое, становишься восьмилетней девочкой…
Джудит попыталась представить мисс Катто восьмилетней девочкой, но не смогла.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. В нашем доме в Коломбо пахло океаном, потому что мы жили прямо на берегу, а в саду росло цветущее экзотическое дерево, по ночам оно сильно и сладко благоухало. Были и другие запахи — неприятные. Дезинфицирующий состав, и канализация, и средство против насекомых, которое везде распрыскивала служанка.
— Насекомых?! Какой ужас! Терпеть не могу ползучих тварей. И много было насекомых?
— Да. Москиты, пауки, рыжие муравьи. А иногда и змеи. Один раз к нам в сад залезла кобра, и папа пристрелил ее из ружья. А в ванную иногда забирались змеи поменьше. Они заползали по канализационным трубам. Нас приучали быть очень осторожными, ведь их укусы смертельно ядовиты.
— Какая жуть! Я боюсь змей,
— В Коломбо было немало заклинателей змей. Мы часто их видели, когда ездили за покупками в старую часть города. Они сидели на траве со скрещенными ногами и играли на своих дудочках, а змеи, извиваясь, поднимались из корзин. Мама не выносила их, а мне нравилось смотреть. — Джудит взяла еще одно печенье и стала задумчиво жевать. — А я никогда не бывала в Оксфорде, — прибавила она.