— Хорошо. — Он стал собирать свои документы. — Быть посему. Хочешь еще что-нибудь спросить?
— Нет.
— Если у тебя появятся какие-нибудь вопросы, ты можешь позвонить мне. Но мы, безусловно, встретимся еще раз, и я смогу посвятить тебя во все детали…
В этот момент дверь кабинета открылась, и к ним вошла мисс Катто. Ее черная мантия развевалась у нее за спиной, точно крылья, а под мышкой она держала, как обычно, кипу тетрадок для проверки. Джудит непроизвольно вскочила на ноги. Мисс Катто перевела взгляд с нее на мистера Бейнса.
— Я не помешала? Вам хватило времени?
Мистер Бейнс тоже встал, возвышаясь над ними обеими.
— Вполне. Подробно мы ничего еще не обсуждали, но для того чтобы ввести Джудит в курс дела, времени было предостаточно. Возвращаю вам ваш кабинет. И благодарю за то, что разрешили им воспользоваться.
— Чашечку чая?
— Благодарю, но мне нужно спешить обратно в контору.
— Хорошо. Джудит, не уходи, я хочу сказать тебе несколько слов. Мистер Бейнс уже уложил свои бумаги в портфель и застегивал пряжку. Затем вышел из-за стола.
— До встречи, Джудит. — Он одарил ее благосклонной улыбкой. — Скоро увидимся.
— До свидания, мистер Бейнс.
— Еще раз спасибо, мисс Катто,
Джудит открыла ему дверь, и он размашистым шагом вышел в коридор. Она закрыла за ним дверь и повернулась к директрисе. После короткого молчания мисс Катто произнесла:
— Ну и?..
—Что, мисс Катто?
— Ну, и каково ощущение — знать, что университет больше не является для тебя финансовой проблемой?
—Я и представить не могла, что у тети Луизы большое состояние.
—Это было одним из ее величайших достоинств — совершенное отсутствие всяких претензий. — Мисс Катто свалила тетради на стол и обернулась, облокотившись на него, так что ее глаза оказались на одном уровне с глазами Джудит. — Мне кажется, твоя тетя сделала тебе большой комплимент: она дала понять, что ты не глупышка и никогда ею не будешь.
— Мистер Бейнс сказал, что я могу купить граммофон.
— Ты хочешь граммофон?
— Да, я копила на него. И я мечтаю собрать коллекцию пластинок, как у дяди Боба.
— Такое желание можно только приветствовать. Что может сравниться с хорошей музыкой? Разве что хорошая книга, — улыбнулась она. — У меня тоже есть для тебя новости. Думаю, сегодня ты напишешь в своем дневнике: «Это мой счастливый день». Я говорила со своей мамой по телефону, и она горячо поддержала идею о твоей поездке к нам в Оксфорд, ты сможешь провести в нашем доме часть пасхальных каникул или даже все каникулы целиком. Но тебе передано и другое приглашение, и ты можешь без всякого стеснения принять его. У меня был долгий телефонный разговор с миссис Кэри-Льюис. Она была глубоко опечалена, узнав о смерти миссис Форрестер; она прочитала сообщение о трагедии и заметку о похоронах в «Корнуолльском страже» и сразу же позвонила мне. И сказала, что ты непременно должна поехать в Нанчерроу и провести там все пасхальные каникулы. Места у них предостаточно, ты ей очень нравишься, и они сочтут за великую честь, если ты примешь их приглашение. — Она остановилась, потом улыбнулась. — Ты так изумлена? Но ты ведь рада?
— Да. Я рада… Но ваша мама.,.
— О, моя дорогая, тебя примут в Оксфорде с распростертыми объятиями в любое время. Но мне кажется, в Нанчерроу у тебя будет больше развлечений. Я знаю, тебе хорошо с Лавди. На этот раз не думай ни о ком и ни о чем, кроме своего собственного удовольствия. Ты должна выбрать то, что тебе больше по душе. Хорошо?
Нанчерроу. Месяц в Намчерроу с Кэри-Льюисами. Это было, как если бы ей предложили нежданно-негаданно каникулы в раю, о которых она и помыслить не могла. Но в то же время Джудит ужасно боялась показаться невежливой и неблагодарной.
— Я… Не знаю, что и сказать…
Мисс Катто поняла ее мучительное затруднение и взяла дело в свои умелые руки.
— Какая неразрешимая дилемма! — рассмеялась она. — Почему бы мне не решить все за тебя? На Пасху поезжай в Нанчерроу, а как-нибудь потом, может быть, выберешься к нам в Оксфорд на несколько дней. Вот. Компромисс. Жизнь состоит из компромиссов. Я нисколько не виню тебя за то, что ты так хочешь в Нанчерроу. Это сказочное место, и я уверена, что полковник и миссис Кэри-Льюис — люди гостеприимные и радушные.
— Да. — Джудит сожгла за собой мосты. — Я правда хотела бы туда поехать.
— Вот и отлично! Я поговорю с миссис Кэри-Лыоис и передам твое предварительное согласие.
— Предварительное? — нахмурилась Джудит.
— Я должна обговорить все с твоей матерью, получить ее разрешение. Но можно послать ей телеграмму, и на другой день мы уже узнаем ответ.
— Я уверена, что она не будет против.
— Я тоже в этом не сомневаюсь. Но Джудит все еще хмурилась.
— Тебя что-то еще беспокоит?
— Нет… Просто все мои вещи — у тети Луизы.
— Я упомянула об этом миссис Кэри-Льюис, и она обещала сама обо всем позаботиться. Полковник снарядит один из грузовиков с их фермы, и все твои пожитки привезут в Нанчерроу. Миссис Кэри-Льюис говорит, что у тебя уже есть в Нанчерроу собственная комната, что там оставлены даже кое-какие личные вещи, и заверяет, что хватит места и для всего остального,
— Даже для моего письменного стола и велосипеда?
— Даже для твоего стола и велосипеда.
— Но ведь это все равно что переехать к ним жить!
— Куда бы ты ни поехала, Джудит, у тебя должно быть постоянное место. Это не значит, что ты не вольна принимать любые другие приглашения. Это означает лишь то, что пока ты не стала взрослой, у тебя есть гнездо, куда ты всегда можешь вернуться.
—Это просто невероятно, как они добры!..
—Мир не без добрых людей.
—Я правда хочу побывать у вас в Оксфорде. Когда-нибудь.
—Ты обязательно побываешь. И еще одно. Благодаря великодушию и щедрости твоей тети тебя ждет будущее обеспеченной женщины. Поэтому, принимая чье-либо гостеприимство и доброту, ты не должна чувствовать себя так, будто тебе оказывают благодеяние. Ты ни от кого не зависишь. Материальная независимость — драгоценный источник новых возможностей, она выравнивает для человека колею жизни. Но помни: говорить о деньгах, об их избытке или их недостатке — крайне вульгарно. Это всегда оборачивается либо хвастовством, либо жалобным нытьем, а ни то, ни другое человека не красит. Понимаешь, что я имею в виду?
— Да, мисс Катто.
—Умница. Самое главное, что ты должна помнить и вспоминать с благодарностью, это то, что твоя тетя завещала тебе не только земные, материальные блага, но и привилегию, которая дается немногим. Это право быть самою собой — человеком, личностью. Жить по своим правилам, не давая отчета никому. Возможно, ты сумеешь оценить все это, только когда станешь старше, но я ручаюсь, наступит день, когда ты обязательно поймешь значение того, что я тебе сейчас говорю… Ладно, мне надо проверять ученические работы по истории, да и тебе пора. — Она взглянула на свои часики. — Четверть четвертого, Урок ты пропустила, а спортивные занятия начнутся позже, так что у тебя есть немного свободного времени. Можешь пойти в библиотеку и что-нибудь почитать.
При мысли о библиотеке на Джудит напал приступ клаустрофобии. Душная, пыльная комната, просачивающийся сквозь закрытые окна свет, запах старых книг, гнетущая тишина (разговаривать запрещалось). Там она просто задохнется, умрет от удушья. Со смелостью отчаяния она подала голос:
— Мисс Катто…
— Что такое?
— Вместо того чтобы идти в библиотеку… я бы очень хотела, больше всего, сходить куда-нибудь одна. Я хочу сказать, по-настоящему одна. Мне бы посмотреть на море, собраться с мыслями, подумать обо всем, что произошло. Всего лишь на часок, до чая. Если бы вы разрешили мне сходить к морю…
Несмотря на всю свою выдержку, директриса была сражена этой дерзкой, неслыханной просьбой.
— Сходить к морю?! Одной?! Но ведь для этого нужно пройти через весь город!
— Я знаю, это запрещено, и все-таки, может, вы разрешите мне, один-единственный раз? Пожалуйста! Я не буду ни с кем разговаривать, не буду покупать сладости и ничего такого… Мне только нужно совсем немножечко… — Она хотела сказать «покоя», но подумала, что это будет звучать, пожалуй, грубовато, и закончила по-другому: — …немножечко побыть наедине с собой. Прошу вас! — молила она, и мисс Катто не могла не почувствовать, что это — крик из самой глубины души.
Но она все еще не могла решиться. Это значило бы нарушить одно из строжайших школьных правил. Девочку в костюме «Святой Урсулы» заметят, пойдут разговоры…
— Пожалуйста…
С огромной неохотой мисс Катто уступила,
— Ну, хорошо. Но только один раз и никогда больше. И только потому, что тебе о многом нужно подумать, и я понимаю, как тебе необходимо уединение, чтобы разобраться во всем случившемся. Но никому ни слова, что я позволила тебе, даже Лавди Кэри-Льюис! К чаю чтобы была на месте. И не вздумай забегать в кафе за мороженым!
— Обещаю!
— Ну, ступай, — глубоко вздохнула мисс Катто. — Хотя, по-моему, мне следовало бы сейчас негодовать.
— Нет, не следовало бы, — возразила Джудит и вылетела из кабинета, пока директриса не передумала.
Она вышла из школьных ворот навстречу тусклому, тихому дню. Было пасмурно, но облака словно озарялись изнутри невидимым солнцем. Легкий, теплый бриз, поддувавший с юга, был настолько слаб, что даже не шевелил ветки деревьев. Некоторые деревья стояли с голыми еще ветвями, но на остальных уже появились почки. Было так тихо, что лай собаки или шум автомобиля эхом прокатывались по окрестностям. Джудит шла по городу, который казался вымершим и заброшенным. Спустя какое-то время, когда закончатся занятия в школах, улицы огласятся похожим на воробьиное чириканье оживленным гомоном детей, на пути домой они будут резвиться на тротуарах и поддевать ногами камни; а пока встречались лишь редкие прохожие, стоявшие в ожидании автобуса или глазевшие на витрину мясной лавки в размышлении, чего бы купить на ужин. На каменной скамейке у банка сидела в безмолвном единении пара стариков, опираясь на свои трости, и когда часы на здании банка пробили половину часа, в небо поднялась туча голубей; беспокойно покружив какое-то время в воздухе, они снова опустились на землю, чтобы важно расхаживать и чистить себе клювами перья.
Голуби заставили Джудит вспомнить о Нанчерроу, и как хорошо было знать, что она туда вернется и проведет там пасхальные каникулы; и это произойдет не потому, что своих родителей упросила Лавди — нет, сама Диана и полковник Кэри-Льюис пригласили ее, полюбили, захотели увидеть снова. Она вернется в «розовую» спальню, которая, как обещала Диана, всегда будет принадлежать ей, — эта комната, выходящая окном во внутренний двор с голубями, комната, где ждал ее возвращения китайский ларец. Джудит будет носить вещи Афины и снова почувствует себя другим человеком.
Но странное дело: она и сейчас уже чувствовала себя другим человеком, потому что все вокруг было другим. Пока она проходила по замершим улицам, где, кроме нее, не было больше никого из детей, ее одиночество преображало облик всего окружающего. Знакомые здания представали в совершенно новом свете, словно она никогда не была здесь раньше, словно впервые исследовала какой-то чужеземный город. У нее как будто появился «третий глаз» для восприятия света и тени, цвета и формы. Вот — незнакомый переулок, вот — черная кошка неожиданно проскользнула мимо. В витринах магазинов Джудит видела свое отражение — медленно бредущая по улице девочка в бутылочного цвета твидовом пальто и безобразной шляпке, которые выдавали в ней ученицу «Святой Урсулы». Но внутренне она уже была элегантной взрослой девушкой, которая носит кашемировые пуловеры и однажды явится всему миру, как бабочка, выпорхнувшая из куколки.
Она свернула на Чапл-стрит и прошла мимо антикварных магазинов, гостиницы «Митра» и магазина ковров. У его входа стояли свернутые рулоны аксминстерских, имитирующих персидские, ковров и узорчатого линолеума. Старьевщик сидел у дверей своей лавки, попыхивая трубкой в ожидании покупателей, которых сегодня явно не предвиделось. Когда Джудит проходила мимо, он вынул трубку изо рта, кивнул ей и бросил: «Привет!» Если бы не данное мисс Катто обещание, она бы остановилась поговорить с ним.
В конце Чапл-стрит к гавани спускалась мощеная дорога. Прилив достиг высшей точки, и на маслянистых волнах тихо покачивались, словно дыша, рыбацкие шхуны, их высокие мачты поднимались вровень с дорогой. Чувствовался сильный запах рыбы, морской соли и водорослей, выброшенных волной на берег, на пристани рыбаки готовили снасти к ночному лову.
На минуту Джудит задержалась на них взглядом. Она подумала о тете Луизе, постаралась вызвать в сердце глубокое чувство благодарности и скорби, но какие бы то ни было глубокие переживания в эту минуту были ей просто не под силу. Она стала думать о том, каково быть богатой. Нет, не богатой — мистер Бейис старался избегать этого вульгарного слова. «Очень состоятельной», — сказал он. «Я — состоятельный человек. Будь у меня желание, я могла бы, наверно, купить… вон ту шхуну». Но зачем ей шхуна? С таким же успехом она могла бы купить себе лошадь или еще какую-нибудь абсолютно ненужную вещь. Что же ей нужно больше всего на свете? Корни, должно быть. Очаг, семья, родное гнездо, куда всегда можно вернуться. Знать, что у тебя есть собственное место, а не просто кочевать из гостей в гости — от Кэри-Льюисов к тете Бидди, от нее к мисс Катто или к неунывающим Уорренам. Но Джудит слишком хорошо понимала, что этого не купить даже за все золото мира, и обратила мысли к другим безумным мечтам. Автомобиль. Когда она подрастет, то сможет купить себе автомобиль. Или дом. Дом был ее новой заманчивой фантазией. Не Уиндиридж, который никогда ей не нравился, а нечто наподобие жилища мистера Уиллиса, только из гранита, или скромный каменный коттедж у моря, с высоким крыльцом и садом, в котором будет расти пальма. Герани в глиняных горшках… все крыльцо будет утопать в геранях. Она заведет кошек и собак. Внутри будет кухонная плита, такая, как у мистера Уиллиса, и можно будет готовить еду.
Но все это дело будущего. А что сейчас? Граммофон ей обеспечен, но найдутся ведь и другие заветные желания. Поразмыслив, она решила, что, может быть, сделает стрижку «под пажа», как у Джинджер Роджерс. И купит зеленые гольфы, чтобы носить их в школе вместо коричневых фильдекосовых чулок, не пропускающих воздуха. Когда-нибудь она зайдет в «Медуэйз» и купит себе гольфы. На свои собственные деньги.
Насмотревшись на гавань и на корабли, Джудит продолжала идти вдоль берега, затем мимо уличного плавательного бассейна, пока не вышла на набережную. Там имелись беседки, где можно было укрыться от ветра и покормить ненасытных чаек хлебными корками, а по другую сторону дороги высились белые, словно свадебные торты, отели, глядевшие на море пустыми глазницами окон. Она облокотилась на затейливо сплетенную решетку железной ограды и глянула вниз, на каменистый пляж и спокойное, как запруда у мельницы, море. Крошечные волны набегали на усыпанный галькой берег, дробились и откатывались назад, стараясь утащить за собой шебаршащую гальку. Место наводило уныние своей серостью, не было в нем ни величественности пенмарронского пляжа, ни прелести крошечной бухты в Нанчерроу. Зато море было неизменным, словно верный друг, на которого можно положиться, зная, что он никогда не подведет. Море придало ей сил, и она попыталась навести порядок в своих мыслях, где все смешалось в этот полный знаменательных событий день.
«Право быть самою собой, человеком, личностью». Это сказала мисс Катто, магистр искусств, выпускница Кембриджа, уверенная в себе, самостоятельная, независимая женщина. Не исключено, что и Джудит станет такой же, как мисс Катто, с блеском окончит университет, получит степень бакалавра или даже диплом с отличием и сделается директрисой. Но, вообще-то, ей не хотелось быть директрисой. И замуж тоже не хотелось.
«Когда ты выйдешь замуж, ты ничем не будешь обязана своему мужу». Так сказал мистер Бейнс, который, по всей видимости, хорошо разбирается в этих вещах. Но в данный момент Джудит не была склонна размышлять о замужестве. Она подозревала, что оно включает в себя вещи, происходящие «в постели», и воспоминание о пронырливых руках Билли Фосетта, несмотря на саркастические комментарии мисс Катто, явившиеся для Джудит откровением, было еще слишком живым и отвращало ее от мысли о любом физическом контакте с мужчинами. Конечно, если уж выходишь замуж, то это непременно должен быть человек совершенно особенный, и тем не менее, все эти дела, таинственные и непостижимые, не сулили для нее ничего приятного.