— Потому-то я и хочу туда поехать.
Диана рассмеялась, обняла младшую дочь и обещала подумать.
Два часа. Какое-то движение в заднем конце зала, и все с облегчением поднялись на ноги. Наконец-то церемония началась. Немножко похоже на бракосочетание, подумала Джудит: море цветов, все расфранчены, матери обмахиваются листками с текстом гимна, вот-вот белым лебедем вплывет в зал невеста под руку со своим отцом. Так сильна была эта иллюзия, что, когда в проходе между рядами во главе небольшой процессии показался епископ, Джудит так н ждала, что сейчас грянет орган, наполняя зал величественными звуками какой-нибудь токкаты.
Но не было, разумеется, никакой невесты. Вместо нее на возвышении заняли свои места члены президиума. Епископ выступил вперед и произнес короткую молитву. Все уселись. Ритуал пошел своим чередом.
Речи. (Председатель правления что-то вяло бубнил, тянул резину, казалось, он никогда не закончит, а вот речь мисс Катто была живой, короткой и местами даже забавной — несколько раз по залу прокатывался добродушный стихийный смех.)
Вручение наград. Джудит надеялась, что ей дадут грамоту как лучшей по английскому среди выпусниц, — и получила. А потом ее вызвали получать награду за отличные успехи по истории — приятный сюрприз. Оставался заветный кубок святой Урсулы.
Джудит уже одолевала зевота. Она прекрасно знала, кто получит кубок — примерная Фреда Робертс, которая вечно подлизывалась ко всем учительницам.
— Данная награда, — звонким голосам объявила мисс Катто, — ежегодно вручается выпускнице, которая, по мнению большинства преподавателей, больше всего дала школе. Имеются в виду не учебные успехи, а три ценнейших качества, три ключевых «о»: одаренность, ответственность, обаяние. И победителем этого года становится… Джудит Данбар.
Джудит только рот разинула, не смея поверить собственным ушам. Кто-то из соседей толкнул ее в бок, и она зашагала на негнущихся ногах получать престижную награду.
— Молодец! — поздравила ее с сияющей улыбкой леди Бизли. Джудит приняла кубок, сделала неуклюжий книксен и под гром аплодисментов вернулась на место, пылая, точно маков цвет.
Потом пришла очередь школьного гимна. Учительница музыки, давно уже сидевшая наготове за фортепиано, ударила по клавишам, весь зал встал, и разом грянувшие восемь сотен глоток чуть не обрушили потолок.
Духом кто крепок и смел.
Бед нестрашится,
Пусть выберет славный удел:
Господу следовать тщится.
Музыка всегда волновала душу Джудит, вызывая смешанное ощущение печали и радости. Завершалась целая эпоха в ее жизни, и она знала, что отныне знакомые слова великой поэмы Беньяна[45] навсегда соединятся в ее памяти с этим мгновением: жаркий солнечный день, цветочный аромат, слаженный хор голосов. Она не могла понять, что вдруг захлестнуло ее существо — счастье или печаль?
Все те, кто слышал Божий глас.
Невзгоды жизни скоротечной
Мы выстоим, чтобы для нас
Врата открылись жизни вечной.
Нет, все-таки счастье. Джудит была счастлива. Со всей энергией юности ее дух воспарил ввысь. И еще одна радостная мысль пришла во время пения ей в голову: теперь, с кубком в кармане, она могла рассчитывать на автомобиль еще до того, как они с Лавди отправятся на каникулы в Порткеррис. Они поедут вместе на ее новой машине. Две подруги, покончившие со школой. Взрослые люди.
Смеюсь в лицо скупым глупцам.
Моя надежда нерушима.
Все злато мира я отдам
За посох пилигрима.
Выпускной вечер позади, все разъехались, классы и спальни опустели. Осталась одна только Джудит, она сидела на кровати и разбирала содержимое своей сумочки, дожидаясь, когда же наступит шесть часов — на это время мисс Катто назначила ей прощальную встречу у себя в кабинете. Багаж Джудит, включая огромный потрепанный чемодан, уже отправился к Кэри-Льюисам в багажнике «даймлера» полковника, мистер Бейнс вызвался приехать и отвезти Джудит в Нанчерроу, после того как ее отпустит мисс Катто, и это давало прекрасную возможность снова поговорить с ним о собственной машине.
Закончив возиться с сумочкой, она прошлась по спальне и выглянула из открытого окна. Увидела пустые газоны, спускающиеся к теннисным кортам и живой изгороди. От праздничного чаепития не осталось никаких следов, кроме притоптанной травы; легшие на нее тени стали удлиняться. Джудит вспомнился день, когда она увидела школу в первый раз, приехав с матерью на маленькую тайную разведку. С какой молниеносной быстротой промелькнули эти четыре года… Хотя в каком-то смысле с того далекого дня словно прошла целая жизнь.
Без пяти шесть. Пора идти. Она отвернулась от окна, взяла сумочку и направилась вниз. Широкая лестница была пустынна, повсюду стояла странная, непривычная тишина. Ни гомона голосов, ни звонков, ни монотонного бренчания гамм, доносящихся из музыкального класса.
Джудит постучала в дверь кабинета и, услышав: «Входите!», застала мисс Катто не за письменным столом, а в удобном кресле, развернутом к высокому окну. Ее ноги покоились на скамеечке, в руках она держала «Таймc». Увидев Джудит, мисс Катто сложила газету.
— Джудит, проходи. Не буду вставать, я совсем без сил.
На ней уже не было мантии и капюшона, они лежали, небрежно брошенные, на столе, и без этих символов своего высокого звания мисс Катто выглядела совсем иначе. "Теперь можно было полюбоваться ее шелковым платьем и стройными ногами в тонких шелковых чулках и темно-синих туфлях-лодочках с низкими каблуками и серебряными пряжками. Позволив себе расслабиться после выма
тывающего дня, она стала женственной и привлекательной, и Джудит вдруг пожалела, что мистер Бейнс уже женат и при детях.
— Неудивительно, что вы так устали. За весь день не присели ни разу.
Напротив стояло еще одно кресло, между ними — низенький столик с серебряным подносом, а на подносе — бутылка хереса и три рюмки. Увидев это, Джудит нахмурилась. В этом кабинете никогда не бывало даже намека на спиртное. Мисс Катто заметила ее недоумение и улыбнулась.
— Это для нас двоих и для мистера Бейнса. Но мы не станем ждать, пока он явится. Налей нам по рюмочке, дорогая, и присаживайся.
— Я никогда не пробовала хереса.
— Что ж, сегодня самый подходящий день для того, чтобы сделать это. И я думаю, нам обеим только пойдет на пользу.
Джудит наполнила две рюмки и устроилась на подушках второго кресла. Мисс Катто подняла свою рюмку:
— За тебя и за твое будущее, Джудит.
— Спасибо.
— Кстати, пока я не забыла: прими мои поздравления по поводу получения кубка. Это было почти единодушное мнение преподавателей, и я тут совершенно ни при чем.
— А я думала, кубок получит Фреда Робертc. И чуть не свалилась на этих проклятых ступеньках…
— Ну, не свалилась же, так что все это пустяки. Расскажи лучше, какие у тебя планы на каникулы.
Херес был превосходным. По телу пошло тепло, Джудит стало удобно и легко. Она закинула ногу на ногу, на что никогда бы не осмелилась раньше, и стала посвящать мисс Катто в свои планы.
— Сначала я еду в Нанчерроу, а потом меня на пару недель пригласила к себе в Порткеррис миссис Уоррен.
— Мать твоей подруги Хетер. — Мисс Катто помнила решительно все имена. — Ты отлично отдохнешь.
— Да. Они и Лавди пригласили, но она еще не решила, ехать или нет.
— Неудивительно, — рассмеялась мисс Катто. — Может быть, она немножко стесняется?
— Нет, не а том дело. Это все ее новый пони. Она уже бывала со мной в Порткеррисе. Один раз мы ездили на день, а потом — на выходные.
— Ией понравилось?
— Очень! Я даже удивилась.
— Дружить втроем бывает непросто.
— Да, но Лавди и Хетер моментально нашли общий язык и стали закадычными подругами, а мистер и миссис Уоррен считают, что у Лавди сильный характер. Братья Хетер дразнили ее, изводили насмешками, но она в долгу не осталась.
— Для нее это прекрасная возможность вырваться из довольно-таки рафинированной домашней обстановки. Увидеть, как живут другие люди, попробовать включиться в их жизнь.
— Я очень надеюсь, что она поедет со мной. И что я смогу отвезти ее туда на своей собственной машине. Мистер Бейнс говорил вам насчет машины?
— Да.
— Это была его идея. Он сказал, что я должна быть независима, и, может быть, если результаты экзаменов в университет окажутся хорошими.., — Джудит замялась. — Но вот теперь я получила этот кубок…
Мисс Катто понимающе засмеялась.
— Правильно! Надави на него, пока он обезоружен твоими успехами. Независимость! Какая прелесть! Рассказывай дальше. Какие еще имеются варианты?
— Может быть, съезжу ненадолго погостить к тете Бидди. Дядя Боб в плавании, а Нед поступил служить на судно «Ройял Оук», так что она всегда рада компании. У нас была мысль съездить на день-два в Лондон: она помогла бы мне купить кое-что из одежды для Сингапура. Мне не хочется появляться там плохо одетой.
— Ну, разумеется. Только пообещай мне одну вещь. Что не влюбишься в Сингапуре, не выйдешь там замуж, наплевав на Оксфорд. У тебя еще вся жизнь впереди на то, чтобы влюбляться и выходить замуж, но другой такой возможности поступить в университет у тебя не будет.
— Мисс Катто, я еще очень долго не собираюсь выходить замуж! Уж во всяком случае никак не раньше двадцати пяти лет.
— Вот и умница. И остерегайся корабельных романов. На своем опыте не испытала — не знаю, но говорят, они кончаются трагически.
— Буду об этом помнить. Мисс Катто улыбнулась.
— Я буду скучать по тебе, — призналась она. — Но у тебя своя жизнь, тебе пора двигаться дальше, делать свой собственный выбор. Помни только одно: самое важное — оставаться верной самой себе. Если ты не потеряешь себя, то никогда не собьешься с пути.
— Вы всегда были так добры…
— Я просто выполняла свою работу.
— Нет, вы делали больше. И мне ужасно жаль, что я так и не воспользовалась вашим приглашением погостить у вас в Оксфорде. Я бы очень, очень хотела поехать, познакомиться с вашими родителями, но все как-то…
Она запнулась. Мисс Катто засмеялась.
— Ты нашла себе вторую семью. И это неизмеримо более полезное и счастливое приобретение. В конце-то концов, директриса только и может, что направить, посоветовать. Чувство дома должен был дать тебе кто-то другой. И сейчас, глядя на тебя, я могу сказать, что миссис Кэри-Льюис отлично с этим справилась. Но теперь, безусловно, тебе пора возвращаться к своей собственной семье. И…
Но на этом месте их разговор прервал решительный стук в дверь и появление мистера Бейнса.
— Я не помешал?..
— Ничуть, — успокоила его мисс Катто. Он потрепал Джудит по плечу.
— Твой шофер явился, чтобы приступить к своим обязанностям. Надеюсь, не слишком рано?
Мисс Катто из своего кресла одарила его улыбкой:
— Мы восстанавливаем силы рюмочкой хереса. Присаживайтесь, выпьете с нами?
Он охотно принял ее приглашение, удобно расположился, налил себе вина и прикурил сигарету, отчего сразу же из делового, подтянутого адвоката преобразился в сущего жизнелюба и сибарита. Джудит он поздравил с получением высшей награды еще на чаепитии в саду и теперь пылко нахваливал мисс Катто за удачное, как по маслу прошедшее торжество.
— Нам, без сомнения, подвезло с погодой, — заметила она. — Вот только хорошо было бы отредактировать речь председателя. Кому охота слушать подробный отчет о рухляди, гниющей на чердаке? Или об эпидемии кори во время пасхального триместра?
Мистер Бейнс рассмеялся:
— Он ничего не может с собой поделать, бедняга, такой зануда. Когда он выступает в совете графства, весь зал погружается в Дрему.
Допив свою рюмку, мистер Бейнс взглянул на часы.
— Боюсь, мне пора. Они встали.
— Я не пойду провожать тебя, — сказала мисс Катто Джудит. — Ненавижу махать рукой на прощание. Но, пожалуйста, не пропадай, держи меня в курсе дел.
— Обязательно.
— И желаю тебе прекрасно провести летние каникулы.
— Спасибо.
— До свидания, моя дорогая.
— До свидания, мисс Катто.
Они пожали друг другу руки. Не целуясь. Они никогда не целовались. Джудит повернулась и вышла из кабинета, потом вышел мистер Бейнс и закрыл за ними дверь. Мисс Катто осталась одна, С минуту она неподвижно стояла в задумчивости, затем подобрала с полу брошенную газету. Каждый день приносил все более мрачные новости. Вот и теперь: две тысячи нацистов уже вступили в Гданьск, Рано или поздно Гитлер намеревается оккупировать Польшу точно так же, как раньше захватил Чехословакию и Австрию. А это будет означать новую войну, и целое поколение молодых людей будет втянуто в этот устрашающий конфликт и отдано на истребление.
Мисс Катто аккуратно свернула газету и положила ее на стол. Она понимала, что необходимо сохранять мужество и твердость духа, но в иные минуты, такие, как эта, когда Джудит уехала навсегда, ее сердце будто разрывалось на части при мысли о предстоящих трагических утратах.
Ее академическое облачение все еще лежало там, где она его оставила. Теперь она взяла мантию и капюшон, свернула и прижала к груди, словно ища в них утешения. Выпускное торжество — трудный рубеж, который нужно преодолевать каждый год заново, — всякий раз выматывало ее до предела, и все же откуда эта щемящая боль, это мучительное чувство утраты? Глаза ее вдруг наполнились слезами, слезы потекли по щекам, и она зарылась лицом в душную черную ткань, пылая безмолвным неистовым протестом против неизбежной войны, скорбя о молодых, о Джудит, о возможностях, которым никогда не суждено будет воплотиться в жизнь.
В понедельник, сырым августовским утром, над Нанчерроу шел теплый, проливной летний дождь. Надвинувшиеся с юго-востока низкие серые тучи заволокли скалы и море, покрытые густой листвой ветви деревьев клонились под тяжестью дождевых струй. Потоки струились в канавах и клокотали в водосточных трубах. Еженедельная стирка была отложена на день. Никто не думал жаловаться: после продолжительной жары и засухи все только радовались свежести и прохладе. Дождь лил как из ведра, изможденные от засухи цветы, фрукты, овощи благодарно впитывали влагу, и воздух был напоен ни с чем не сравнимым ароматом сырой, только что смоченной земли.
Лавди, за которой как тень следовал Тигр, вышла через судомойню из дома, шагнула во двор и глубоко вдохнула — легкие наполнились бодрящей свежестью. Лавди была в резиновых сапогах и старом дождевике, надетом поверх шортов и полосатого хлопчатобумажного свитера, но с непокрытой головой, и когда она зашагала в направлении фермы Лиджи, ее и без того волнистые темные пряди, намокнув под дождем, завернулись в тугие-претугие локоны.
Она направилась было по дороге, ведущей к конюшням, но на полпути свернула на изрытую колеями дорожку, уходящую к вересковым пустошам. Вдоль дорожки, за глубокой сточной канавой, тянулась древняя каменная ограда; тут пламенел желтыми, благоухающими миндалем цветами колючий утесник, в изобилии росли наперстянка, бледно-розовые мальвы и волчеягодник; темный гранит стены покрывали бархатистые островки темно-оранжевого, точно шафран, лишайника, За стеной раскинулись ослепительно зеленеющие пастбища, на которых среди беспорядочно рассыпанных холмиками валунов бродили стада гернзейских молочных коров мистера Маджа, а в небе с криками кружили чайки, явившиеся с моря вместе с непогодой.
Лавди радовалась дождю. Стоило чуть привыкнуть к льющим на тебя струям, и они начинали веселить и будоражить. Она все убыстряла шаг, стараясь не отстать от бегущего впереди Тигра, и вскоре так разогрелась, что расстегнула плащ, и полы его заполоскались у нее за спиной, словно пара бесполезных крыльев. Дорожка зигзагами поднималась в гору. Лиджи находилась прямо впереди, но сейчас ее скрывал полог дождя. Плохая видимость ничуть не мешала Лавди, она знала, что Лиджи — там; земли, принадлежащие ее отцу, были ее миром, и даже с завязанными глазами она нашла бы дорогу в любом уголке имения. Прошла бы без затруднений даже через темный проход в зарослях колючего ревеня и дальше, через каменоломню, к скалам и уединенной бухточке.