Хедли сделал небольшую паузу. Он принялся вышагивать по траве, время от времени заглядывая в боковое окно павильона. Затем его острый, скептический взгляд вновь обратился на доктора Фелла.
– Разумеется, именно это он и собирался сделать! Уничтожить следы. Из зловещего эпизода с граблями Ник и эта стерва Мария раздули целую историю. Они из кожи вон лезли, чтобы сделать из Роуленда убийцу. Говорят, что он угрожал Доррансу. Но как именно? По словам миссис Бэнкрофт, он сказал: «Если мы не будем осторожны, то еще до исхода этого дня произойдет убийство». И мисс Уайт согласилась с ним. Позднее он пригрозил дать Доррансу в глаз; а еще позже сказал: «Ты сделал свою последнюю пакость».
Признаться, все это звучит подозрительно, пока не выяснены все обстоятельства. Я еще не допрашивал его, так что не могу судить. Если девушка действительно виновна, то не исключено, что он ее соучастник; даже наверняка соучастник. Но сам он не убивал Дорранса – взгляните на следы. Итак, мы возвращаемся к вопросу: принадлежат эти следы Бренде Уайт или не принадлежат? Я говорю, что нет. А что скажете вы?
Доктор Фелл засопел громко и выразительно, словно бросая вызов. Он грузно наклонился и, посмотрев на крыльцо, стал раздвигать траву тростью с набалдашником в форме костыля. Затем он, мигая, посмотрел на корт, где судебно-медицинский эксперт как раз придавал телу Дорранса сидячее положение.
– Я уже говорил, – повторил он, поворачиваясь к Хедли, – что дал волю своему воображению.
– Так не делайте этого больше. Факты…
– По правде говоря, – сказал доктор Фелл, поднимая трость и тыкая ею в Хедли с таким видом, будто накладывал заклятие, – вы делаете то же самое.
– И что же я делаю?
– Даете волю воображению. Вы хотите верить тому, о чем говорите; вы считаете почти доказанным то, о чем говорите, но в глубине души вас терзают дьявольские сомнения. Почему?
– Чепуха!
– Та-та-та, – сказал доктор Фелл, – мальчик мой, я знаю вас вот уже двадцать пять лет. Я знаю, когда вы находитесь на грани срыва, и сейчас один из тех случаев. Прежде всего, зачем вы за мной послали? Мои возможности по сравнению с полицией – в чем я с удовольствием признаюсь – крайне ограниченны. Я не мог бы сказать вам, кто взломал сейф Исаака Гоулдбаума – Одноглазый Айк или Луи Ящерица. Если бы я предпринял попытку кого-то выследить, то этот человек чувствовал бы себя в такой же безопасности, как если бы по Пиккадилли за ним следовал мемориал Альберта. Равно как я не могу взглянуть на отпечатки ног и тут же сказать, кому они принадлежат. Нет. Я всего-навсего ваш консультант, пожилой тип, которому доставляют удовольствие всякие темные дела. Если вывод столь прост, зачем я здесь? Где темное дело? Да и есть ли здесь оно вообще?
Некоторое время Хедли хранил молчание: суровый, прямой человек с крепкой челюстью, прямыми волосами и усами цвета темной стали. Когда он волновался, его глаза из серых становились черными, как и теперь. Какое-то мгновение он стоял весь напрягшись и сцепив пальцы. Затем еще плотнее натянул на голову котелок.
– Да, есть, – признался он. – Девица Уайт не могла оставить таких следов. Как, к несчастью, и никто другой.
– Ах, это уже лучше. Есть еще подозреваемые?
– Парень по имени Артур Чендлер, – почти прокричал Хедли. – Он не просто подозреваемый, он первый подозреваемый. Учитывая всю эту шумиху вокруг Мэдж Стерджес, он идеальный кандидат. У него был мотив, возможность и, прежде всего, темперамент. – Хедли вкратце пересказал дело Мэдж Стерджес. – Мотив, который в принципе мог бы показаться неубедительным, здесь имеет решающее значение. Чендлер, что называется, горячая голова, но при этом хладнокровен. Он выступает в «Орфеуме».
Доктор Фелл заморгал:
– Вы имеете в виду мюзик-холл «Орфеум»? Чем он там занимается?
– Он акробат. Сенсационный номер на канате и трапеции; кроме того, ходит на руках, выделывает кульбиты. Он не очень знаменит, разве что блистает в номере под названием «Летающие Мефистофели». Чендлер – смышленый парень с дьявольским чувством юмора. К тому же весьма обаятельный. Но он обожает эту девицу Стерджес и убил Дорранса за подлость, которую тот совершил. – Хедли поднял плечи. В его словах вдруг послышалась горечь. – Пожалуй, здесь есть доля и моей вины. Я предупреждал старика, доктора Янга. Если бы он не посмеялся над моими словами, я поставил бы полицейский пост. Но я потерял терпение и ушел. Узнав, что сегодня днем Чендлера видели по соседству с этим домом, я поспешил вернуться. И вот что застал. – Он показал рукой на труп. – Так вот, Фелл, я практически уверен, что Чендлер тоже был здесь, на корте. Миссис Бэнкрофт говорит, что кто-то заходил в павильон и оставил газету, нарочно развернутую на странице с описанием дела Мэдж Стерджес. Если кому-то и пришла в голову такая проделка, то можно биться об заклад, что именно Чендлеру. Между прочим, газеты там уже нет. Если кому-то и пришла в голову мысль убить Дорранса, надев для этого чужую обувь, то только Чендлеру. Я уверен, что он был в этом самом павильоне. Услышав об убийстве, я сразу сказал себе, что в нем замешан Чендлер. Вот только…
– Только…
– Только это, – сказал Хедли и выразительно кивнул в сторону цепочки следов. – Он так же не мог оставить эти следы в туфлях четвертого размера, как и молодой Роуленд. Чендлер довольно высокий, долговязый парень с ногами что твои речные баржи. Это невозможно.
Затем, в качестве возможной подозреваемой, следует сама Мэдж Стерджес. К этому варианту я отношусь не слишком серьезно. Не думаю, чтобы хоть одна женщина была способна сегодня попытаться покончить с собой, а завтра совершить убийство. Но должно быть, после неудавшегося самоубийства она была крайне раздосадована, а прощальная записка, которую она оставила, полна такой горечи, такой обиды на Дорранса, что легко заключить – писавшая ее способна на все. Но и тут мы вновь наталкиваемся на одно и то же проклятое препятствие! Она невысока ростом. Она могла (даю волю фантазии) надеть туфли четвертого размера. Но ее вес не превышает ста двадцати фунтов, и она, как и Бренда Уайт, не могла оставить такие глубокие следы.
Хедли снова сделал паузу. Слегка наклонившись вперед, он сосредоточенно постукивал пальцем левой руки по ладони правой.
– Вы начинаете понимать, – спросил он, – почему это дело одновременно такое простое и такое дьявольски сложное?
– Да, – сказал доктор Фелл.
– Хорошо. С одной стороны, – Хедли повернул левую руку ладонью вверх, – мы имеем Бренду Уайт и Хью Роуленда. Любой из них мог совершить убийство. Но не совершил. Бренда Уайт могла носить туфли маленького размера, но не могла оставить такие глубокие следы. Хью Роуленд мог оставить глубокие следы, но не мог надеть такие маленькие туфли. С другой стороны, – он повернул правую руку ладонью вверх, – мы имеем Артура Чендлера и Мэдж Стерджес. Следовательно… – Он осекся.
Из-за ограды теннисного корта вышел судебно-медицинский эксперт, врач-терапевт из Хайгейта, занимавшийся полицейскими делами в свободное от основной работы время. Он нес шарф, которым был задушен Фрэнк Дорранс: сложенную вдвое, толстую мягкую ленту, расширяющуюся на концах.
– Ну что, доктор? – осведомился Хедли.
– Полагаю, – ответил врач, – следует дождаться вскрытия, но это чистая формальность. Я могу сказать вам, чем его убили. Вот этим. – Он потряс шарфом. – Труп, если позволите, я забираю с собой. Но я подумал, что шарф вам может понадобиться. На одном конце он весь разорван ногтями.
Хедли кивнул:
– Я это заметил. Труп можете забрать. Из карманов я все вынул. – Он возвысил голос: – Все в порядке, ребята.
Они молча ждали, пока тело пронесут мимо. Судебно-медицинский эксперт, казалось, был в некоторой нерешительности.
– Я могу сказать вам еще кое-что, – предложил он. – Кто-то подбрасывает ложные улики.
Хедли и доктор Фелл резко обернулись.
– Кто-то, – продолжал эксперт, – когда мальчик был уже мертв, пытался развязать шарф и ослабил узел. Это, конечно, не мое дело, но я решил вам сказать.
– Вы имеете в виду, что это сделал убийца?
– Не знаю. Возможно, и убийца. Хотя душители, как правило, так не поступают. Увидев дело рук своих, они обычно теряют голову и сматываются. Это все, суперинтендент. До свидания.
Хедли пристально посмотрел медику вслед.
– Теряют голову и сматываются, – сказал он, переводя взгляд на шарф. – Однако не думаю, чтобы этот убийца потерял голову. Послушайте, Фелл. Я говорил вам, в чем состоит главное затруднение. Я говорил, что… Эй! Фелл! Проснитесь!
И действительно, вот уже несколько минут, как доктор Фелл, казалось, не слушал. Сперва он медленно переводил взгляд с одного конца корта на другой; затем, взглянув поверх высокой проволочной ограды, вновь опустил глаза и стал рассматривать узкую полоску травы за ней. Казалось, его заворожило упоминание об акробате. На его широком красном лице застыло отсутствующее, крайне не соответствующее ситуации выражение, похожее на усмешку. Наконец, с сосредоточенной рассеянностью он вынул сигару и зажал ее в уголке рта, словно стараясь изобразить из себя редактора отдела новостей какой-нибудь чрезвычайно крутой газеты.
– Я бодрствую, – возразил он. – Я размышлял… так вот, я размышлял о редком хладнокровии некой особы.
– А? Кто же эта особа?
– Бренда Уайт.
– Продолжайте, – заинтересовался Хедли. Доктор Фелл пожевал сигару.
– Давайте, – произнес он с крайне огорченным видом, – давайте восстановим, как мисс Уайт обнаружила тело. Предположим, что она говорит правду. В таком случае в двадцать минут восьмого она спускается сюда, чтобы… – Фелл помолчал. – Кстати, об этом я, кажется, не слышал. Зачем она все-таки спустилась сюда?
Хедли проявлял явное нетерпение:
– Ах, я не знаю. Чтобы забрать корзину для пикников или что-то в этом роде.
– Корзину для пикников? Почему она ей понадобилась?
– За ней ее послала Мария, – объяснил суперинтендент. – Звучит нелепо, но надо знать Марию. Затем следовало прихватить вешалки для одежды. Мария сушит на корте выстиранные вещи. Кстати, вот еще что: никак не могу понять, какое положение она занимает в этом доме. Волнуясь, называет хозяина по имени, но на ней вся стирка и глаженье. Отдает распоряжения даже девице Уайт, но получает их от других слуг. Ума не приложу, что она здесь такое.
Доктор Фелл, казалось, не слышал.
– Корзина для пикников, – задумчиво произнес он. Затем заглянул в окно павильона. Его взгляд лениво скользнул по двум скамейкам, ряду шкафов, потрепанному предмету, похожему на большой баул. – Я не вижу там никакой корзины. Девица ее забрала?
– Нет. Она увидела тело Дорранса и…
– И не побежала на корт, чтобы посмотреть, что случилось, – заключил доктор Фелл. Их глаза встретились.
– Хедли, – с громоподобной искренностью продолжал доктор Фелл, – я ничего не имею против милой леди. На вас явно произвели впечатление ее beaux yeux. Она – при том, что мне известно о ней – вполне может являть собой сочетание Флоренс Найтингейл и Элис Лайл. Но неужели вас ничуть не поражает ее нечеловеческое присутствие духа?
– Да, но…
– Минуту. Поставьте себя на ее место. Она приходит сюда за корзиной для пикников. После грозы еще довольно темно, а среди деревьев еще темнее. Неожиданно она наталкивается на тело человека, за которого намеревалась выйти замуж. Единственное, что она видит, и видит поразительно ясно, – задушенный человек, который лежит в конце цепочки неясных следов на песке. Знаете, как поступает в такой ситуации большинство людей? Естественным порывом – для кого угодно – было бы броситься вперед и посмотреть, что случилось. Ну?
– Я знаю, но…
– Так что же ей помешало подойти ближе, что заставило остановиться у двери корта? Потрясение? Страх? Отвращение? Это мы могли бы понять. Но она говорит – нет. Если я вас правильно понял, то даже в такую минуту она разглядела следы на корте. И в них ей что-то показалось странным. Она заметила, что они такого же размера, как ее собственные туфли. Она сравнила следы со своими туфлями и вспомнила, что оставила запасную пару в этом павильоне. И, сообразив, что перед ней ловушка, остановилась на сухой земле. – Доктор Фелл снова скосил глаза на широкую черную ленту своих очков. Затем добавил более мягко: – Это не просто невозможно. Это невероятно.
Хедли угрюмо кивнул.
– Да, да, все это я знаю, – проговорил он с заметным раздражением. – Мне это тоже пришло в голову. Первое, о чем я хочу спросить ее, – каким образом, едва взглянув на корт, она сразу узнала следы от своих собственных туфель. Но вы ведь понимаете, что это не улика? Приведите мне хоть один пример того, что девушка, которая весит сто фунтов, ступала бы так тяжело…
Его неуверенный взгляд остановился на боковом окне павильона. Он немного помолчал, а затем проговорил резко:
– Послушайте, Фелл. Интересно, что находится в этой штуковине?
– В какой штуковине?
– В этом старом бауле. Вот там, в углу.
– Не знаю. Вы заглядывали в него?
– Нет, но…
– Суперинтендент! – раздался громкий голос с теннисного корта. Один из полицейских, снимавших оттиски следов, сержант в штатском, поспешно поднялся с колен. – У меня кое-что есть, сэр, что может вас заинтересовать, – продолжал он.
Затем быстро прошел через уже высохший корт, открыл дверь и подошел к павильону, неся что-то на открытой ладони.
– Это кусок ногтя, сэр, – сообщил сержант. – Похоже, женский: во всяком случае, покрыт красным лаком. Сверкнул в свете прожекторов.
– Где вы его нашли? Рядом с телом?
– Нет, сэр. Между двумя цепочками следов. Следы убитого мы обозначили буквой А, женские следы буквой В и следы второго мужчины буквой С. Он лежал на земле между В и С, ближе к С, футах в двенадцати от проволочной двери.
Хедли осмотрел кусочек ногтя и взглянул на доктора Фелла, который, не глядя на суперинтендента, что-то пробурчал себе под нос.
– Положите его в целлофановый пакет, – сухо сказал Хедли. – Пакет надпишите. Также отметьте его местонахождение на плане, который вы чертите. – Он бросил на Фелла пылающий взгляд; он редко краснел, и темные с проседью усы и брови резко выделялись на жестком, бледном лице – но теперь кровь прилила к щекам. – Не знаю, сломан ли ноготь у девицы Уайт. Не заметил, хотя помню, что ногти у нее именно такого цвета. Но у нас скоро будет возможность проверить. И если эта молодая леди наплела мне кучу небылиц, то, клянусь Богом…
– Успокойтесь…
– Повторяю…
– Послушайте, – мягко возразил доктор Фелл. – Вот уже двадцать пять лет, как я пытаюсь привить вам принципы душевного равновесия. Но вы никак не поддаетесь. Вы всегда со страстью, чтобы не сказать буйно, бросаетесь в одном направлении. Но если вы случайно обнаруживаете некоторую шаткость вашей первоначальной идеи, то всегда столь же буйно бросаетесь в противоположном направлении. Тому, что на корте оказался этот кусочек ногтя, может найтись самое невинное объяснение.
– Хорошо бы ему найтись.
– К тому же, – продолжал доктор Фелл, который тоже понемногу распалялся, – в своих рассуждениях вы допускаете элементарную ошибку. Я хотел обратить на это ваше внимание еще тогда, когда вы ополчились на мое воображение. Впрочем, пока оставим это. Что вы намерены делать?
– Намерен? – прорычал Хедли. – Намерен? – Он достал из нагрудного кармана записную книжку и положил ее на крыльцо павильона. Рядом с ней он положил сине-белый шарф. Затем вынул карандаш, перочинный нож и открыл лезвие. – Кусок сломанного ногтя! Ноготь зацепился именно за этот шарф! Намерен? Я собираюсь немедленно вызвать сюда эту молодую парочку, вот что я намерен сделать. И если только они не выложат мне все на чистоту!… Отлично, инспектор. Пришлите их сюда.
Он принялся точить карандаш. Когда появились Хью и Бренда, нож все еще скрипел по грифелю, издавая резкие, неприятные звуки.
Глава 11
Замешательство
На сей раз ожидание перед самой калиткой отнюдь не благотворно подействовало на нервы Хью. Он понимал, что Хедли намеренно тянул время, и старался успокоиться. Они с Брендой ждали в присутствии констебля, который не был расположен вступать в беседу.