— Мои кошечки, — сказал он.
Под стеклом лежали мумифицированные кошки, большинство из них — черные и сморщенные, несколько были покрыты мехом и выглядели как самые обычные дохлые кошки. Одна фигура, целиком завернутая в бинты, выглядела как человеческая, будто жертва несчастного случая. Пул почувствовал, как волна ужаса пробежала по его телу. Что имел в виду профессор, когда говорил о своем зелье — «для моих кошечек»? Неужели… Он повернулся, чтобы задать вопрос, но обнаружил, что Кэйзер оставил его и стоял теперь у саркофага рядом с окном.
— Моя прелесть! — Профессор наклонился и погладил деревянную крышку. — Шедевр великого Рамзеса Второго… его собственный метод… ростовщик! Фараон использовал его, чтобы завершить эксперимент. Процесс длился сто дней — сто дней! — этот еще не готов!
Инспектор подошел к хозяину дома. Пока Пул слушал, его тело покрылось холодным потом, он задрожал с головы до ног. Он посмотрел на человека рядом с собой и увидел блеск в его глазах — хищный, жестокий, безумный.
Пул наклонился и сорвал с саркофага крышку, отбросив ее в сторону. Внутри лежало нечто, выглядевшее как мумия, — человеческая фигура, полностью завернутая в бинты, как та кошка, и даже лицо было закрыто. Бросив взгляд через плечо, он увидел сухопарую фигуру профессора, нависшую над ним, с рукой, заведенной назад, и сумасшедшим блеском в глазах. Быстрее мысли Пул бросился вниз и в сторону, в ноги профессору; что-то разбилось о деревянный гроб, и мужчины покатились по полу.
К счастью для Пула, профессор ударился головой об один из ящиков и лежал неподвижно: инспектор хорошо знал, как трудно совладать со сверхчеловеческой силой маньяка, а этот человек был маньяк. Поднявшись на ноги, Пул склонился над саркофагом и перочинным ножом разрезал бинты на лице у «мумии». Когда ткань отошла, взгляду открылось белое сморщенное лицо молодого человека: его глаза были открыты, но они были бессмысленные и тусклые, и читался в них только безмерный страх.
Пул бросился на площадку и громко позвал на помощь. Два студента прибежали из комнаты этажом ниже.
— Быстро приведите врача, кто-нибудь, и полицию! — воскликнул инспектор. — Здесь молодой Кэтлинг, едва живой. А ты подойди и помоги мне!
Он снова вбежал в музей — и вовремя: профессор уже вставал на колени. Пул отбросил его обратно на пол, встал коленями ему на плечи и сжал его запястья.
— Найди веревку или бинты и свяжи ему ноги! — крикнул он. — Молодец! Теперь руки… Хорошо, пока сгодится. Теперь помоги мне вытащить бедного парня.
Вместе двое мужчин бережно подняли замотанную фигуру из саркофага — Пул был почти рад, что юноша потерял сознание, — и отнесли его на диван в гостиную. Они бережно распутали бинты и растерли ему затекшие холодные конечности. Молодой человек открыл глаза и дико, непонимающе огляделся.
— Все хорошо! — радостно сказал Пул. — Все теперь хорошо, вы среди друзей!
Глаза юноши остановились на его лице, но вместо облегчения, которое Пул ожидал увидеть, в них появился страх, явный и растущий страх. Его губы зашевелились, и Пул, приблизив к ним ухо, с трудом услышал:
— Молоко! Цемент — жидкий цемент!
Юноша снова потерял сознание, и в тот же миг послышался шум на лестнице, в дверях показались сержант в униформе и два констебля.
— Ваш клиент в соседней комнате. Осторожнее, он сумасшедший. Я советую вам вызвать «скорую» и привязать его к носилкам, и накройте их одеялом. Вы же не хотите, чтобы весь колледж увидел, кого вы взяли. А, это вы, доктор? Слава богу, вы пришли. Этот бедный парень едва жив.
Пул рассказал то, что знал о необычных обстоятельствах дела, и было решено, что Кэтлинга нельзя трогать: возможно, ему нужно сделать рентгеновский снимок, кроме того, необходим химический анализ зелья.
Вскоре юноша пришел в себя, и, поскольку цвет его лица улучшился, ему позволили рассказать свою историю. Он рассказывал сбивчиво, часто останавливаясь, бормоча что-то несвязное, но суть сводилась к следующему.
Наткнувшись на письмо, присланное Ассоциацией археологических поставок профессору Кэйзеру, Кэтлинг подумал, что было бы весело переодеться инспектором и «арестовать» профессора за долги. Он поднялся в свои комнаты в пятницу днем, после ленча, и, выбрав то время, когда все будут заняты играми, греблей или учебой, проскользнул в Олд-квод, зная по опыту, что вечер пятницы профессор проводит у себя.
Профессор поначалу купился, рвал и метал самым натуральным образом. Затем он внезапно затих, по-видимому смирившись с неизбежным, и предложил показать «инспектору» свои сокровища, за которые с него требовали уплаты долга. Кэтлинг так и не понял, означала ли эта смена настроения, что профессор узнал его; он последовал за Кэйзером в музей и, разглядывая мумифицированных кошек, вдруг получил ужасный удар по затылку, а придя в себя, обнаружил, что лежит целиком забинтованный в саркофаге, как Пул его и нашел, с тем исключением, что лицо было открыто, а профессор склонялся над ним и объяснял с жутким весельем суть эксперимента, который он собирался провести.
По легенде, Рамзее Второй усовершенствовал метод мумифицирования благодаря эксперименту над несчастным ростовщиком, который, на свою беду, чем-то разозлил фараона. Метод состоял в постепенном введении в организм еще живой жертвы некоего состава, который со временем затвердевал в ней; состав включал в себя, судя по всему, консервант и кристаллизующее вещество, так что мумия не только сохраняла форму, но и не усыхала. Бинты, которые профессор успешно использовал в своих опытах на кошках, уберегали тела от «вспучивания», как безумец радостно объяснил жертве.
По всей вероятности, жестокость этого опыта постепенно повлияла на ум профессора и превратила его из ученого-экспериментатора в чудовище. В любом случае он навсегда утратил рассудок и не предстал перед судом.
Анализ содержимого кастрюли выявил присутствие неизвестного вещества, обладавшего некоторыми свойствами цемента, но содержание его было невелико, и оставалась надежда, что он не полностью отвердил органы, в которые был введен. Надежда оправдалась, и молодой Кэтлинг после нескольких месяцев экспериментального лечения полностью выздоровел. По-видимому, желание безумца продлить процесс спасло Кэтлингу жизнь.
Когда стало известно, что юноша вне опасности, Пул получил от декана приглашение отужинать с ним в университетской обеденной зале. В некотором волнении он прибыл в Оксфорд и после ужина был принят как выдающийся выпускник Оксфордского университета в профессорской гостиной, где его угостили орехами и вином.
— Я знал, что вы предпочли бы, чтобы я обращался с вами соответственно вашему положению, пока дело не будет окончено, — сказал Ладдингем, — хотя мне стоило больших усилий не сделать вам замечания, когда вы не моргнув глазом заявили мне, что опросили «трех ближайших друзей пропавшего». Вы действительно, должно быть, очень переменились, Пул, — и, возможно, даже возмужали, — чтобы в присутствии декана Святого Петра столь хладнокровно сказать «трех» вместо «троих».
Фримен Уиллс Крофтс
Перевод и вступление Анны Рудычевой
Фримен Уиллс Крофтс родился в Дублине в семье ирландских протестантов. Его отец — военный хирург — умер перед самым рождением сына. Когда мальчику было три года, мать вторично вышла замуж — отчим был викарием. Будущий писатель учился в Методистском колледже и в Кэмпбелл-колледже в Белфасте. С 1886 года он стал помощником дяди, Беркли Д. Уайза, который был главным инженером железных дорог по всему региону Северной Ирландии и Белфасту. Впоследствии Фримен Уиллс Крофтс работал инженером на железной дороге, постоянно поднимаясь по служебной лестнице. Он также был способным музыкантом — играл на органе и руководил хором в местной приходской церкви. В 1912 году женился на Мэри Каннинг. Детей у супругов не было. В 1919 году Крофтс тяжело заболел и по совету докторов занялся «книжной терапией» — начал писать свой первый детективный роман «Бочонок», который уже в 1920 году был опубликован и имел большой успех. В 1929 году писатель в нем победил железнодорожника: Крофтс оставил должность инженера и переехал с семьей в Англию, где и происходит действие большинства его рассказов и романов.
Крофтса и его последователей прозвали «канительщиками», за то что его сюжетам не хватало динамичности, а главному герою-следователю — яркости и неординарности, которыми были в избытке наделены Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро. Сквозной персонаж Крофтса, инспектор Френч, является образцом семьянина, увлеченного садоводством (черты, списанные с самого Крофтса), который тем не менее работает в полиции и должен раскрывать преступления, что он и проделывает весьма методично и с математической точностью. Инспектор Френч не оставляет камня на камне от самых несокрушимых алиби благодаря тщательному расчету времени и привычке все сверять с расписанием поездов. Агата Кристи не забыла этот конек инспектора, включив пародию на Крофтса в свой сборник «Партнеры по преступлению».
Крофтс был одним из основателей Детективного клуба и принимал участие в составлении сборников «Шестеро против Скотленд-Ярда» и «Двойная смерть», а в более поздние годы своей жизни занялся литературой для детей и составил упрощенное изложение Евангелия.
ФРИМЕН УИЛЛС КРОФТС
Железнодорожный переезд
Дунстан Твейт невольно содрогнулся, взглянув на железнодорожный переезд. Именно здесь сегодня ночью он убьет своего врага Джона Данна. Место было выбрано идеально. Резкий поворот и ряды пихтовых деревьев закрывали обзор и заглушали звук приближающегося поезда. Составы всегда двигались быстро и сигналили лишь за пять-шесть секунд до приближения, так что малейшая неосторожность или промедление могли оказаться роковыми. Несчастный случай здесь не вызовет подозрений.
Переезд был нерегулируемый: ни сигнальщика, ни сторожки поблизости не было. Да и вообще его ниоткуда не было видно в этой глуши. Ближайшим жильем был дом самого Твейта, но и оттуда обзор закрывали деревья. Тропинка, пересекавшая здесь железнодорожные пути, бежала вглубь сельской местности за домом Твейта, а за переездом выходила на главную дорогу. Но переезд использовался нечасто. В таком небезопасном месте машины или повозки проезжали редко, поэтому ворота стояли закрытыми. Была, однако, калитка, через которую пешеходы срезали путь к ближайшей станции, но их было немного, а в тот час, на который рассчитывал Твейт, — и вовсе никого.
Совершить преступление будет совсем несложно — он все спланировал. И никто ничего не заподозрит. Все будет шито-крыто. Тщательная подготовка, несколько неприятных минут — и он снова свободный человек.
Вот уже пять лет Джон Данн был его мучителем. Уже пять лет Твейт страдал и не видел никакого выхода. Даже здоровье его пошатнулось, и приходилось на ночь пить снотворное. Теперь он избавится от этого груза. Завтра он будет свободен.
Твейт сам навлек на себя беду, но разве от этого легче? Твейт был карьеристом, причем весьма преуспевающим. Он рано остался сиротой и вынужден был сам пробивать себе дорогу. По счастливой случайности он получил работу в управлении крупного сталелитейного завода. Он работал там лишь с одной целью, и он ее достиг. В 35 лет его назначили бухгалтером. Если бы не та роковая ошибка, его будущее было бы обеспечено.
Это случилось пять лет назад, когда он служил помощником у прежнего бухгалтера, человека пожилого и добродушного. Твейт собирался, как это называют, выгодно жениться.
Прекрасная мисс Лоррейн не только блистала в местном обществе, но и, по слухам, обладала немалым состоянием.
Никто из ее друзей не мог понять, почему она вдруг решила отдать свои лучшие годы человеку вроде Твейта. Некоторые говорили, что это настоящая любовь, другие, более циничные, считали, что мисс Лоррейн заприметила будущего победителя и сделала на него ставку. Для Твейта это была во всех отношениях блестящая партия, но он обнаружил, что свадьба обойдется ему недешево. В конце концов приготовления настолько стеснили его в средствах, что пришлось выбирать: либо немедленно добыть денег, либо попрощаться с Хильдой Лоррейн.
Внезапно возможность представилась сама собой, и он потерял голову. Небольшой промах одного из директоров, который Твейт вовремя заметил и ловко им воспользовался, затем пара тонких манипуляций с бухгалтерской книгой под носом у рассеянного начальника — и добрая тысяча фунтов со счета компании оказалась у Твейта в кармане. Разумеется, он надеялся вернуть ее после свадьбы. Но прежде, чем он успел это сделать, недостача была обнаружена. Вместе с ней обнаружились причины подозревать другого служащего. Доказать ничего не удалось, но беднягу без лишнего шума уволили.
Твейт затаился и ничего не сказал. Ему все сошло с рук — почти. Никто ничего не знал, никто ничего не заподозрил, кроме его собственного заместителя — Джона Данна. И Данн методично проштудировал все бухгалтерские книги, пока не раздобыл доказательства.
Но он не воспользовался добытой информацией так, как надлежит честному служащему. Наоборот, он тайно встретился с Твейтом. Из рук в руки перешли сто фунтов.
Данн наслаждался властью над Твейтом и был согласен на сто фунтов — но только в первый год. Затем произошла вторая встреча. Твейт за это время получил повышение. Женившись, он еще более поправил свои денежные дела. Данн унес домой 250 фунтов.
Так продолжалось уже пять лет. Требования Данна все росли, и конца им было не видно. Но теперь Твейт решил положить этому конец.
Сначала он попробовал прибегнуть к очевидному средству.
— Вам не приходило в голову, Данн, — сказал он как-то, — что мы с вами в одной лодке? Вы знали о моей вине и скрыли ее; вы фактически стали соучастником. Если вы отправите меня за решетку, мы окажемся там вместе.
Но Данн только злобно рассмеялся.
— Ах, да бросьте вы, мистер Твейт, — ответил он, — вы меня недооцениваете, ой как недооцениваете.
Твейт все еще помнил насмешку и коварство в его глазах, как если бы это было вчера.
— Я «найду улики» ровно в тот день, когда вас заложу. Понимаете? Я, мол, всегда подозревал, но никак не мог доказать. Скажу им, что в этот самый день впервые просматривал старый гроссбух — и там увидел доказательство. Какой же я соучастник, мистер Твейт. Всего лишь бедный клерк, исполняющий неприятную обязанность во благо компании.
Твейт выругался — и заплатил. А теперь, после четырех лет супружеской жизни, он больше не мог сводить концы с концами. Жена действительно принесла в семью деньги, но сумма была далека от той, которую предсказывали слухи. Кроме того, она придерживалась убеждения, что деньги в семье — забота мужа. Ей нужен был дорогой дом, дорогая машина, лучшие слуги, развлечения, ужины и театры. Твейт к тому же должен был сам жить в соответствии со своим положением.
И как со всем этим справиться, пока Данн постоянно тянет из него деньги? Если избавиться от Данна, то он как раз сможет удержаться на плаву.