Он снова взглянул на газетную заметку. Голубые буквы, — говорилось там. И сумерки…
Только в ЛАЗЕ. НН ЕРИ в кинофильме АБЫТЫЕ ИЗНИ. Никакого сомнения не было. Может, нужен был особый оттенок голубого — зеленоватый, желтоватый или какой-то еще. Но становилось очевидно, что любой оттенок голубого через дорогу в сумерках было увидеть достаточно сложно.
…если рассматривать другие доказательства без свидетельства Вудворда…
«Нужно кому-нибудь рассказать!» — подумал Эдгар Коппел.
В центре газетной страницы была врезка с именами судьи, прокурора, адвоката и поверенных.
…Симнел и Смит, поверенные обвиняемого…
Он медленно и задумчиво съел свой завтрак. В каком удивительном положении он находился! Если бы он не увидел этот странный фокус, как бледно-голубые буквы исчезают в сумерках, все могло бы закончиться плохо. Почему он не замечал этого раньше? Может, это была одна из тех вещей, которые видишь, но не замечаешь.
Например, мы ведь читаем только верхнюю половину букв. Если закрыть листком бумаги нижнюю часть букв в ряду, слово легко прочтется. Но попробуйте закрыть верхнюю часть букв и прочесть теперь. Ничего не получится. Он однажды узнал об этом из журнала и опробовал на себе. На свете много таких мелких интересных штук, нужно только уметь их находить.
В сумерках голубой цвет не виден, а красный виден вдвое лучше. Он сам в этом убедился.
Отлично. Если сумерки в тот роковой вечер в Кромере были достаточно сумрачные, а голубые буквы на свитере Кассиди достаточно голубые и, значит, Вудворд не мог видеть того, что он якобы видел, — нет никаких доказательств, что Кассиди был у амбара в момент убийства.
— Нужно срочно кому-нибудь рассказать! — повторил Эдгар Коппел.
Это было в высшей степени странно. Наш мистер Коппел, из офиса мистера Геплуайта, внезапно попадает на передовицы газет как человек, спасший другого от виселицы по чистой случайности… Наш мистер Коппел, который всегда был никем.
— Симнел и Смит, — произнес мистер Коппел. — Они смогут выяснить, насколько сумрачны были сумерки и насколько бледные были буквы на свитере. Свитер наверняка все еще у полиции. Они проверят экспериментально. Мы проверим.
Он уже представлял себя на газетной фотографии со свитером в руках…
Он оплатил свой скромный счет в таверне, дошел до станции Бенфлит и сел на первый же поезд до города. Никто даже не обратил на него внимания. Для случайных попутчиков он был всего лишь невзрачным молодым человеком. Это вызвало у него улыбку. Они еще не знали.
Домой он приехал как раз после ленча. Отпуск был забыт, его полностью поглотило новое дело. Он принял душ, переоделся и снова превратился в привычного, опрятного мистера Коппела, но в глазах его горел новый огонек. В тот же день в три часа пополудни он уже находился в приемной адвокатской конторы Симнела и Смита, и их собственный мистер Коппел (который выглядел как типичный мистер Браун) пытался выпытать у мистера Коппела причину его визита, прежде чем беспокоить мистера Симнела или мистера Смита.
— Нет, извините, — отрезал Эдгар Коппел.
— Наш старший клерк скоро освободится, — намекнул тот.
— Нет, извините, — повторил Эдгар Коппел, — мне нужен один из владельцев конторы.
Человек за столом поджал губы и посмотрел на часы. Оба партнера всегда были ужасно заняты.
Эдгар Коппел вынул из кармана листок бумаги и отвинтил колпачок с ручки. На бумаге он написал: «Дело Кассиди — важная информация».
— Отдайте это мистеру Симнелу или мистеру Смиту, — сказал он, складывая листок и протягивая его клерку.
Клерк вздохнул, вышел через стеклянную дверь, затем вернулся и, приподняв брови, произнес:
— Проходите пожалуйста, мистер Симнел примет вас.
Мистер Симнел принял мистера Коппела. Мистер Симнел выглядел весьма озадаченным. Слишком уж озадаченным для поверенного.
— Мистер… эээ… Коппел? — переспросил мистер Симнел.
— Да, — ответил мистер Коппел.
Мистер Симнел все еще держал в руках листок бумаги.
— Вы пишете здесь, — негромко произнес он, — про дело Кассиди…
Он замолчал и посмотрел на мистера Коппела.
Тогда мистер Коппел изложил свои доводы, перечисляя их по пальцам и цитируя заключительную речь судьи. Он изложил свои доводы, как про себя отметил мистер Симнел, очень хорошо, четко выделив главный пункт: все остальные доказательства зависели от свидетельства Вудворда, а свидетельство Вудворда строилось на том, что на свитере мужчины, выходившего из амбара, было название яхты — «Мэйфлай».
— С этим, — сказал мистер Коппел, — Вудворд пришел в полицию, а полиция пошла на «Мэйфлай». За этим последовало все остальное. Но ничего бы не последовало, если бы Вудворд не видел слово «Мэйфлай» на свитере подозреваемого. А что, если он и правда не видел?
Мистер Симнел моргнул.
— Продолжайте пожалуйста, — попросил он.
— Если он не видел слово «Мэйфлай», возможно, он не видел и свитера. И подозреваемого он не видел. Орудие убийства вправду принадлежало Кассиди, это так. Но оно могло быть украдено, и Кассиди «подставили», как вы это называете. Если Вудворд не мог видеть слово «Мэйфлай» на свитере, все это выглядит как заговор. Против Кассиди. По какой-то неизвестной нам причине.
Мистер Симнел снова моргнул. Он выглядел еще более озадаченным, чем раньше.
— Что значит «не мог видеть слово»?
— Нам известно, — продолжал мистер Коппел, — что спускались сумерки, что фонарей там не было, что мужчин разделяла дорога и что надпись на свитере Кассиди была бледно-голубого цвета.
— И что же? — спросил мистер Симнел.
Мистер Коппел, воодушевившись, поднялся и осмотрел комнату. И если на мгновение мистеру Симнелу подумалось, что он принимает у себя в кабинете сумасшедшего, в этом всецело был виноват мистер Коппел. Его щеки горели, глаза сверкали, дыхание участилось.
— Прошу прощения, — сказал он и, к изумлению мистера Симнела, схватил две книги со стола и задернул шторы на окне.
Рука мистера Симнела дернулась к кнопке звонка и осталась на ней в ожидании.
— Это не совсем сумерки, — сказал мистер Коппел, — но я покажу вам, что я имею в виду. — И вдруг он осознал, что ведет себя совсем не так, как наш мистер Коппел из офиса мистера Геплуайта, и поправил себя: — Покажу, что я имею в виду, сэр.
Он встал в темном углу комнаты и поднял обе книги так, что за ними оказался бювар с листами белой бумаги.
— Книга в левой руке бледно-голубая, — пояснил он, — а в правой — ярко-красная. Вы видите бледноголубую книгу на фоне белого листа при таком освещении, сэр?
— Почти не вижу, — сказал мистер Симнел.
— А красную книгу, сэр?
— Отчетливо. Она кажется почти черной.
— Ага! — воскликнул мистер Коппел. — А представьте теперь на месте книг слова — вы не смогли бы прочесть те, что выполнены бледно-голубым цветом.
— Боже праведный! — воскликнул мистер Симнел. — Это невероятно!
Подбодренный его реакцией, мистер Коппел рассказал о своем открытии на Саутэндской дороге, когда в сумерках ЭНН КЕРИ внезапно превратилась в НН ЕРИ прямо у него на глазах.
— Все зависит, понимаете ли, сэр, от… хм… сумрачности сумерек и бледности голубого цвета. В деле Кассиди все зависит от этих деталей, если мы сможем их выяснить.
— Прошу прощения. — Теперь раскраснелся и мистер Симнел. Он вышел из комнаты, бормоча на ходу: — Невероятно!
Вернулся он только минут через десять.
— И впрямь бледно-голубые, — сказал он. — Я проверил. И судя по всему, уже сильно стемнело, поскольку, со слов Вудворда, Кассиди не заметил его, хотя он и не пытался прятаться.
— Вот видите! — вскричал мистер Коппел.
— Очень интересный поворот дела, — согласился мистер Симнел.
— Повезло, что я оказался вчера ночью на Саутэндской дороге, не так ли, сэр?
— Повезло?
— Кассиди повезло.
— Кассиди?
Какое-то время они стояли, молча глядя друг на друга с выражением полного непонимания.
— Что вы имеете в виду?
— Ну… — замялся Эдгар Коппел, стараясь выразиться так, чтобы не выставлять себя таким уж героем. — Нельзя ведь это так оставить, правда, сэр?
Глубокая складка пролегла между бровями мистера Симнела. Он уселся на стул и указал мистеру Коппелу место напротив:
— Сядьте.
Эдгар Коппел сел.
— Что вы имеете в виду? — спросил мистер Симнел.
— Если Вудворд лжет, — произнес мистер Коппел, — то все дело нужно пересмотреть, разве нет, сэр?
Мистер Симнел молчал, уставившись на своего посетителя, так долго, что тот покраснел. Затем поверенный отвернулся и побарабанил пальцами по краю стола.
— Яне… не очень понимаю… — неудачно начал он фразу. Затем снова взглянул на Эдгара Коппела. — Откуда вы узнали об этом деле? — спросил он.
— Из воскресной газеты, — ответил сбитый с толку Эдгар Коппел.
— Да, из нее.
— Вы прочли ее?
— Да, сэр.
— Но… — Для мистера Симнела это, видимо, было уже слишком. Он отворил офисную дверь, распорядился о чем-то, подождал минуту, а затем вернулся с экземпляром «Воскресной сферы» за прошлую неделю.
— Вы прочли вот это?
— Да, сэр, — ответил Эдгар Коппел. Он никак не мог понять, что же такое случилось с мистером Симнелом из конторы «Симнел и Смит». Конечно же он прочел ее! То есть… — То есть… — начал он.
— Из «Воскресной сферы»?
— Да? — спросил мистер Симнел.
— Только часть, — признался Эдгар Коппел.
Мистер Симнел уставился на него, но внезапно его озарило. Он открыл «Воскресную сферу» на двенадцатой странице.
— Вот это, вы хотите сказать?
— Да, сэр, — ответил Эдгар Коппел. И ему пришлось объяснить, что в отпуск он отправился подальше от цивилизации и газет и что ветер принес этот газетный лист к его ногам прошлой ночью.
— Теперь понимаю, — сказал мистер Симнел. Взгляд его прояснился, но в нем читалось что-то еще, и это что-то беспокоило мистера Коппела.
— Здесь сказано, — показал мистер Симнел на верхнюю строчку, — «Начало на стр. 1».
— Да, я заметил, — кивнул мистер Коппел.
— А на первой странице…
Мистер Симнел протянул Эдгару Коппелу газету, открытую на первой странице. Там Эдгар Коппел прочел:
Г. К. Честертон
Перевод и вступление Виктора Сонькина
ГИЛБЕРТ Кит Честертон родился в семье владельца крупной конторы по торговле недвижимостью. Агентство основал в начале XIX века прадед Гилберта, Чарльз Честертон. Под названием «Честертон-Хамбертс» оно существует до сих пор; это гигантская транснациональная корпорация с филиалами по всему миру, от Сингапура до Москвы. Честертону, мечтавшему о возрождении патриархальной простоты под лозунгом «три акра и корова», это вряд ли бы понравилось.
Эдвард Честертон, отец писателя, сам всегда жалел, что пошел по семейной стезе, вместо того чтобы стать художником, и детей к деловой жизни не приучал. В ту пору в английском среднем классе бурлило вновь обретенное чувство интеллектуальной свободы — и эту раскрепощающую атмосферу в полной мере впитал юный Гилберт.
Честертон получил превосходное среднее образование в лондонской школе Святого Павла, одной из старейших частных школ Англии. Он пытался продолжить обучение в Лондонском университете и в знаменитой школе искусств «Слейд», но в конце концов никакого высшего учебного заведения не закончил и во всех многочисленных сферах своей деятельности оставался дилетантом.
Однако дилетантом он был упорным, плодовитым и весьма разносторонним. С начала XX века он вел колонки в нескольких печатных изданиях; написал сотни стихотворений, ряд пьес, около 200 рассказов и 80 книг разного рода. Он проиллюстрировал портретами сборник юмористических стихотворных биографий («клерихью») своего друга Эдмунда Клерихью Бентли. С 1911 по 1936 год он редактировал и издавал серию альманахов, в которых бурно пропагандировал свои взгляды.
Большую часть литературного наследия Честертона составляют произведения, посвященные двум вечно занимавшим его темам — социальному устройству и религии. Его духовная и политическая эволюция близко следовала известному высказыванию, которое обычно приписывают Уинстону Черчиллю: «Если в 20 лет вы не либерал, у вас нет сердца; если в 40 лет вы не консерватор, у вас нет мозга». К рубежу нулевых и десятых годов XX века Честертон окончательно освободился и от социалистических иллюзий, и от поздневикторианских идей «искусства для искусства». Его зрелые взгляды выразились в таких программных сочинениях, как «Ортодоксия» (1908) и «Что стряслось с миром?» (1910). Тогда же появился и главный персонаж его детективных рассказов — маленький приходской священник отец Браун, все понимающий о природе человеческого зла.
Оценив результаты своих исканий, Честертон с некоторым удивлением осознал, что они в точности совпадают с христианской доктриной, выраженной в вероучении католической церкви: «Что может быть прекраснее, чем готовиться к открытию Нового Южного Уэльса и вдруг, залившись слезами счастья, осознать, что это на самом деле старый южный Уэльс». Честертон до конца жизни оставался верным и последовательным католиком. Его духовное наследие — «Ортодоксия», книга о Христе «Вечный человек» (1925), биография Фомы Аквинского (1933) — повлияло на религиозные взгляды многих современников, от Дороти Л. Сэйерс до К. С. Льюиса.
Эссе и книги Честертона на общественно-политические темы вырастали из его бурных и многословных дискуссий с друзьями, единомышленниками и идейными противниками. Главными его собеседниками на протяжении долгих лет были брат Сесил, поэт и историк Хилэр Беллок (их тесная дружба и сотрудничество удостоились от современников клички «Честербеллок») и, конечно, Дж. Б. Шоу — они с Честертоном расходились во взглядах буквально по всем пунктам и при этом неизменно оставались доброжелательны друг к другу.
Когда Честертону изменял здравый смысл — главное оружие его могучего полемического аппарата, — его логика давала сбой, и сегодня читать его размышления о женской эмансипации или о «еврейском вопросе» стыдно и неловко. Справедливости ради следует отметить, что в вопросах жизни и смерти нравственное чувство его не подводило, и в 1930-е годы он поднял свой голос в защиту еврейского народа от гитлеровских репрессий.
Личная жизнь Честертона не была богата внешними событиями. В 1896 году он познакомился с Фрэнсис Блог, а спустя пять лет женился на ней (и немедленно купил револьвер, чтобы защищать молодую жену «от пиратов, которыми наверняка кишат пустоши Норфолка»). Их брак был гармоничен и счастлив. Честертона любили друзья, уважали враги, почитали современники. Он не отличался отменным здоровьем и умер в возрасте 62 лет. Проповедь на погребальной службе в Вестминстерском соборе прочитал его друг Рональд Нокс, католический священник и один из отцов-основателей Детективного клуба, первым председателем которого был Честертон. Писатель похоронен в одной могиле с женой (пережившей его на два года) на католическом кладбище в городе Биконсфильде.