- Выбирай какую из спелых девок, эта у меня к другому делу поставлена. Ты туда и дорожку забудь.
Юрко, понятно, дорогу не забыл, а все-таки таиться пришлось, заходить с оглядкой, чтоб кто из барских наушников не увидел. Фетинья, конечно, это разнюхала и побежала сказать хозяину, да тоже, видно, не в час попала. Строго поглядел:
- Без тебя знаю. Срок придет, сделаю, что надо, а ты за рукодельней своей доглядывай.
Демидов, видишь, и то знал через своих доглядчиков, что Юрко Шмель испытывает какой-то новый камень. Мешать этому не велел, а только приказал:
- Глядите, чтоб оба в бега не кинулись. Прозеваете, худо будет.
Фетинья из хозяйского разговору поняла, что Юрку кнута не миновать. Обрадовалась этому, потом эабеспокоилась, как бы Марфуша от расправы не ускользнула. До того себя этим растравила, что решила подвод сделать. Выждала время, когда Марфуше надо было за месячиной в господские амбары итти, и прибежала к ней в избушку. На то рассчитывала, чтоб хозяйский заказ испортить, либо унести. А у Марфуши такой порядок велся: когда случалось ребятишек одних оставлять, она хозяйский заказ в сундучок запирала, а свою работу из негорючей-то нитки поднимала на полатный брус, чтоб ребята не достали. Фетинья огляделась, видит, - на брусу коклюшечная подушка, и кружев на ней готовых много наколото. Того не смекнула, что из какой-то небывалой пряжи плетенье. Думала, хозяйский заказ. Сорвала готовое, сунула под шаль и убежала. Прибежала в рукодельню - а зимой дело было, и печи топились - и сразу к печке, будто погреться, да незаметно и бросила что-то в огонь из-под шали. Девчонки, которые поближе сидели, заметили, конечно, только виду не показали, а Фетинья отошла от печки и говорит:
- Теперь пусть-ка вывернется, удачливая.
Пришла Марфуша домой. Старшие ребятишки ей рассказали, что была тетенька из рукодельни и с брусу подушку брала. Марфуше обидно: столько билась над пряжей, а ее нет. Побежала хозяйке жаловаться, да против самой рукодельни и набежала на хозяина. Тот в молотовую шел, и палач Митроха, как привычно, поблизости от хозяина. Марфуша насмелилась, да и говорит:
- Батюшка Акинфий Никитич, заступись за сироту.
Демидов остановился:
- Ну, что у тебя?
Марфуша стала рассказывать. Демидов, как услышал, что разговор о кружевах, зверем заревел:
- Что? Ты ополоумела, девка? Стану я ваши бабьи дела разбирать. Митроха!
Палач по своей собачьей должности тут как тут;
- Что прикажете?
- Волоки эту девку в рукодельню. Дай ей плетью половину начальной бабьей меры, чтоб запомнила, как с хозяином о пустяках говорить, и прочим для острастка!
С Митрохой какой разговор? За шиворот взял да пробурчал:
- Пойдем, девка!
Пришла в рукодельню. Фетинья радуется, что так скоро по ее желанию сбылось. Велела скамейку на средину вытащить. Марфуша, как увидела Фетинью, закричала:
- А все-таки мы с Юрком негорючую пряжу придумали. Тебе и сейчас не дознаться, как она сделана,
Марфуша, видишь, подумала, что Фетинья хочет чужую выдумку за свою выдать. Демидов опять, как про Юрка она помянула, другое подумал: не про тот ли камень разговор, что Юрко тайком от хозяина испытывает? Махнул рукой Митрохе: - погоди! - и спрашивает:
- Какая негорючая пряжа? О чем бормочешь? Юрко тут с которой стороны пристегнулся?
Марфуша и рассказала все по порядку, только того не сказала, как прясть каменную куделю. Демидов тогда и - спрашивает Фетинью:
- Была у нее?
Фетинья зачастила:
- Была, батюшка Акинфий Никитич, была. Узнать хотела, скоро ли заказ сготовит... Да разве ее застанешь. Шатается где-то, а ребята одниодинехоньки. Не мыты, не прибраны. Глядеть тошно, плюнула да скорей из избы.
- Кто посылал?
Фетинья тут замялась. Тогда Демидов и говорит:
- Подавай кружева!
Фетинья заклялась - забожилась, - не ведаю, а Демидов еще строже:
- Подавай, говорю!
Та опять клянется-божится, а Демидов мотнул головой Митрохе:
- Полысай кнутом с полной руки, пока не признается.
Фетинья видит, - не миновать беды, озлилась и завизжала:
- Ее-то негорючие кружева вон в той печке сгорели.
Девчонка, которая видела, как Фетинья что-то в печку бросила, живо отпахнула заслонку и говорит:
- Тут они. Сверху лежат.
Демидов велел вытащить. Оказалось, целехоньки кружева. Демидов тогда и вовсе залюбопытствовал.
- Пойдем, Марфутка. Кажи, из какого камня и как делала. Юрка Шмеля туда же позвать. Без промедления! Митрохе велел:
- Ты доведи Фетинью до полного разума, чтоб навек забыла совать свой нос в большое дело!
Митроха и порадел хозяйской родне: так употчевал, что едва жива осталась. Потом Демидов ворчал на Митроху:
- Вовсе без разума хлещешь. Баба при деле была, а теперь куда ее.
Митроха своим обычаем отговаривался:
- Разум - дело хозяйское. Сколь он укажет, столько и отпущу.
А дело - и верно - с каменной куделей большое оказалось.
Демидов, как разузнал все до тонкости, свою рукодельню повернул на поделку из каменной кудели и накрепко заказал, чтоб на сторону это не выносить.
В рукодельне и пряли, и ткали, плели и вязали из каменной кудели, а как случится Демидову в столицу ехать, он всю эту поделку с собой увозил. Мужик, конечно, хитрый был: знал, кому и зачем подарить диковину, коя в огне не горит. Большую, сказывают, выгоду себе от этих подарков получил.
Марфуше только то и досталось, что свою долю с Юрком Шмелем они получили. Дозволил им Демидов пожениться, усадьбу отвел да сказал:
- Старая изба за ребятами останется, а на этом месте можете строиться.
По времени они и поставили тут избушку. От этого вот Юрка Шмеля да Марфуши Зубомойки и пошла наша фамилия Шмелевых.
Демидовское подаренье, видишь, не больно дорого ему обошлось. Только и разорился, что велел жене:
- Выдай Марфутке полушалок с узорными концами. Пускай все видят барскую награду за старанье.
Нынешнюю награду с демидовской, небось, не сравнишь, потому как только теперь старинная работа в полную силу оценена. Всяк разумеет, что с маленькой Шелковой горки большую видать, и эта самая Марфуша подругому кажется.
Заводские владельцы да царские чиновники, видишь, любили себя выхвалять, про мастеров да мастериц им и заботушки не было. Про иноземцев и говорить не остается. Эти по самохвальству первые мастера. Их послушать, так всегда они вперед других все придумали, а стань раскапывать, и выйдет - придумала итальянская Елена то, что твоя дальняя прабабка крепостная Марфуша умела делать на восемьдесят годов раньше.
Ты эту Шелковую горку и попомни, как случится про старину читать, особенно про нашу заводскую. Она, наша-то заводская старина, черным демидовским тулупом прикрыта да сверх того еще перевязана иноземными шнурками. Кто проходом идет, тот одно увидит, - лежит демидовское наследство в иноземной обвязке. А развяжи да раскрой - и выйдет наша Марфуша. Такая же, как ты, курносенькая да рябенькая, с белыми зубами да веселыми глазами. До того живая, что вот-вот придет на завод, по-старинному низенько поклонится и скажет:
- Здоровенько живете, мои дорогие. Вижу, - на высокую гору поднялись. Желаю еще выше взобраться. При случае и нас с малых горок вспоминайте. Демидовской крепостной девкой звалась, а ведь не так это. Демидов, правда, от моей выдумки поживился, так от того я свое имяпрозванье не потеряла. Хоть Демидов и не подумал в мое имя медаль выбивать, и в запись я не попала, а по сей день мои-то пра-правнуки поминают Марфушу Зубомойку да ее муженька Юрка Шмеля. Выходит, не демидовские мы, а ваши. По всем статьям: по крови, по работе, по выдумке.
ЖИВИНКА В ДЕЛЕ
Это еще мои старики сказывали. Годков-то, значит, порядком прошло. Ну, все-таки после крепости было.
Жил в те годы в нашем заводе Тимоха Малоручко. Прозванье такое ему на старости лет дали.
На деле руки у него в полной исправности были. Как говорится, дай бог всякому. При таких руках на медведя с ножом ходить можно. И в остальном изъяну не замечалось: плечо широкое, грудь крутая, ноги дюжие, шею оглоблей не сразу согнешь. Таких людей по старине, как праздничным делом стенка на стенку ходили, звали стукачами: где стукнет, там и пролом. Самолучшие бойцы от этого Тимохи сторонились, - как бы он в азарт не вошел. Хорошо, что он на эти штуки не зарный был. Недаром, видно, слово молвлено: который силен, тот драчлив не живет.
По работе Тимоха вовсе емкий был, много поднимал и смекалку имел большую. Только покажи, живо переймет и не хуже тебя сделает.
По нашим местам ремесло, известно, разное.
Кто руду добывает, кто ее до дела доводит. Золото моют, платинешку выковыривают, бутовой да горновой камень ломают, цветной выволакивают. Кто опять веселые галечки выискивает да в огранку пускает. Лесу валить да плавить приходится немалое число. Уголь тоже для заводского дела жгут, зверем промышляют, рыбой занимаются. Случалось и так, что в одной избе у печки ножи да вилки в узор разделывают, у окошка камень точат да шлифуют, а под полатями рогожи ткут. От хлебушка да скотинки тоже не отворачивались. Где гора дозволяла, там непременно либо покос, либо пашня. Одним словом, пестренькое дело, и ко всякому сноровка требуется, да еще и своя живинка полагается.
Про эту живинку и посейчас не все толком разумеют, а с Тимохой занятный случай в житье вышел. На примету людям.
Он, этот Тимоха, - то ли от молодого ума, то ли червоточина какая в мозгах завелась, - придумал всякое здешнее мастерство своей рукой опробовать да еще похваляется:
- В каждом до точки дойду.
Семейные и свои дружки-ровня стали отговаривать:
- Ни к чему это. Лучше одно знать до тонкости. Да и житья не хватит, чтобы всякое мастерство своей рукой изведать.
Тимоха на своем стоит, спорит да по-своему считает.
- На лесовала - две зимы, на сплавщика - две весны, на старателя - два лета, на рудобоя - год, на фабричное дело - годов десяток. А там пойдут углежоги да пахари, охотники да рыбаки. Это вроде забавы одолеть. К пожилым годам камешками заняться можно, али модельщиком каким поступить, либо в шорники на пожарной пристроиться. Сиди в тепле да крути колеско, фуганочком пофуркивай, либо шильцем колупайся.
Старики, понятно, смеются:
- Не хвастай, голенастый! Сперва тело изведи.
Тимохе неймется.
- На всякое, - кричит, - дерево влезу и за вершинку подержусь.
Старики еще хотели его урезонить:
- Вершинка, дескать, мера не надежная: была вершинкой, а станет серединкой, да и разные они бывают - одна ниже, другая выше.
Только видят, - не понимает парень. Отступились:
- Твое дело. Чур, на нас не пенять, что во-время не отговорили.
Вот и стал Тимоха ремесла здешние своей рукой пробовать.
Парень ядреный, к работе усерден - кто такому откажет. Хоть лес валить, хоть руду дробить - милости просим. И к тонкому делу пропуск без отказу, потому- парень со смекалкой и пальцы у него не деревянные, а с большим понятием.
Много Тимоха перепробовал заводского мастерства и нигде, понимаешь, не оплошал. Не хуже людей у него выходило.
Женатый уж был, ребятишек полон угол с женой накопили, а своему обычаю не попускался. Дойдет до мастера по одному делу и сейчас же поступит в выученики по другому. Убыточно это, а терпел, будто так и надо. По заводу к этому привыкли, при встречах подшучивали:
- Ну, как Тимофей Иванович, все еще в слесарях при механической ходишь али в шорники на пожарную подался?
Тимоха к этому без обиды. Отшучивается:
- Придет срок - ни одно ремесло наших рук не минует.
В эти вот годы Тимоха и объявил жене: хочу в углежоги податься. Жена чуть не в голос взвыла:
- Что ты, мужик! Неуж ничего хуже придумать не мог? Всю избу прокоптишь! Рубах у тебя не достираешься. Да и какое это дело! Чему тут учиться?
Это она, конечно, без понятия говорила. По нонешним временам, при печах-то, с этим попроще стало, а раньше, как уголь в кучах томили, вовсе мудреное это дело было. Иной всю жизнь колотится, а до настоящего сорта уголь довести не может. Домашние поварчивают:
- Наш тятенька всех на работе замордовал, передышки не дает, а все у него трухляк да мертвяк выходит. У соседей вон песенки попевают, а уголь звон-звоном. Ни недогару, ни перегару у них нет и квелого самая малость.
Сколько ни причитала тимохина жена, уговорить не могла. В одном обнадежил:
- Недолго, поди-ко, замазанным ходить буду.
Тимоха, конечно, цену себе знал. И как случится ремесло менять, первым делом о том заботился, чтоб было у кого поучиться. Выбирал, значит, мастера.
По угольному делу тогда на большой славе считался дедушко Нефед. Лучше всех уголь доводил. Так и назывался - нефедовский уголь. В сараях этот уголек отдельно ссыпали. На самую тонкую работу выдача была.