Я возобновляю шаг, ускоряясь. Рис мелькает рядом, не отставая. До штаба идти недолго, но с такой компанией я уже знаю: дорога превратится в бесконечное хождение по мукам.
– Неужели будешь молчать? – спрашивает Рис.
Больше он ничего произнести не успевает – у меня в кармане звонит телефон. Я достаю его и вижу на дисплее имя Бена.
– Да, я пропустила занятие по ведению разведки, – говорю вместо приветствия. – Нет, мне ни капельки не стыдно.
– Я тоже не там, – отвечает Бен. – И звоню по другому поводу.
У него обеспокоенный голос. У меня в груди зарождается неприятное чувство.
– В чём дело?
– Эдзе забрал Нину, и теперь весь штаб стоит на ушах. Они считают, что это умышленное похищение.
– Уже в пути, – бросаю я и отрубаю вызов.
А когда поднимаю глаза перед собой, Риса и след простыл.
Десятка слов и трёх секунд разговора Бену хватило, чтобы отвлечь меня от нежелательного видения.
***
Я гляжу на Власа и не могу совладать с эмоциями. Мне страшно хочется обнять его в благодарность и может даже поцеловать… но только не при таком большом количестве свидетелей. Он прикрыл нас. Прикрыл, сам того не понимая. Прикрыл, рискуя не только своим местом в Совете, но и авторитетом в принципе. Прикрыл, несмотря на подозрительность всей ситуации в целом.
Прикрыл.
Славе Романовой из Дуброва чертовски повезло.
Мне чертовски повезло.
– Повтори ещё раз, – просит Даня. – Что ты сказал дяде Диме?
– Что сам перенёс Нину в Академию к профессору, услышавшему о нашей проблеме и изъявившему желание помочь.
– И Дмитрий не потребовал объяснений?
– Потребовал. Я назвал ему пару имён и несколько фактов, которые окончательно убедили его в моей правоте.
– А что, если он захочет связаться с директором Академии? – к сомневающемуся Дане присоединяется и Марк.
Мы на их территории, на территории миротворцев – в медкорпусе, где всё должно быть подчинено только двум истинам: медицине и общественному порядку. И именно их я так варварски перечеркнула, когда позволила Эдзе забрать Нину.
– Это будет значить, что он поставил под сомнение мою компетентность как члена Совета, – Влас самодовольно улыбается. – Не думаю, что он пойдёт на такой поступок.
Несмотря на всю уверенность, с которой Влас это произносит, замолчав, он скашивает на меня немного виноватый взгляд, словно ему стыдно передо мной за то, что он говорит о моём отце в таком контексте. Но ведь так и есть, думаю я. Влас намного старше Дмитрия не только в плане возраста, но и в плане ранга, что уж говорить о знаниях, которыми он обладает.
– Ты лучше всех, – говорю я и легко дотрагиваюсь до руки Власа. – Спасибо.
– Не за что, – отвечает он, расслабляясь под моим прикосновением. – Но мне всё ещё нужны ответы. Я помню, ты говорила о сделке с Миллуони, так что, полагаю, это он забрал Нину?
– Мы ещё вот это нашли на подушке, – Марк протягивает мне какую-то бумажку, но я не хочу привлекать лишнее внимание к своей перебинтованной конечности, а потому прикидываюсь не очень сообразительным человеком и складываю руки на груди. Вместо меня записку принимает Влас. Разворачивать её не приходится – записка представляет из себя буквально жалкий клочок с нацарапанным на нём не менее жалким единственным словом: “Удачи” . И подписью, получившейся не с первого раза: “Э” – зачёркнуто, “М” – смазано и слишком жирно; видимо, кое-кто чересчур сильно давил на ручку.
– Да, – подтверждаю я. – Это определённо Миллуони.
– Он, я надеюсь, знает, что делать? – спрашивает Влас, сминая записку в кулаке.
– Должен. К тому же, я попросила его, чтобы он взял с собой Шиго для контроля. Она уж точно не позволит ему и лишнего шага ступить.
Дверь распахивается, и в медкорпус входят миротворцы во главе с куратором. Сергей уже наверняка знает “правду” Власа, а потому не задаёт никаких вопросов, когда бросает взгляд на опустевшую Нинину койку.
– Вам пора, – произносит Марк, понижая голос. – У Сергея сегодня, как вы можете понимать, уже с утра день не задался.
– Уходим, – соглашается впервые произнёсший хоть что-то после моего прихода Бен.
Мы с Власом последними покидаем медкорпус, и это позволяет нам ненадолго остаться одним в маленьком коридорчике между оставленным помещением и общей комнатой миротворцев. Я не успеваю придержать дверь перед нами, когда Влас кладёт на неё свою ладонь, прикрывая. Так спина Бена и лицо Дани становятся недоступными моему взгляду.
– Что такое? – спрашиваю я.
Влас берёт меня за руку, чуть выше локтя, и дёргает вверх, заставляя вытащить ладонь из кармана куртки.
– Это… – начинаю я, готовая оправдываться, но Влас тут же перебивает меня:
– Ты спрашивала о ритуале изъятия. Я знаю, как он проходит и что для него нужно. – Влас хмурит брови. – Ты должна быть в кровати, а не на ногах, пить много жидкости и восстанавливаться.
– Я в порядке.
– Когда раны стража достаточно сильные, клятва создаёт обманный эффект, благодаря которому её носитель чувствует себя хорошо, несмотря на замедленное заживление. Похоже на действие наркотических средств.
– Влас, – я произношу его имя с нажимом. – Я в порядке. Правда.
– Зачем ты терпишь, когда я могу помочь?
Влас подкатывает левый рукав своей чёрной водолазки до локтевого сгиба, демонстрируя мне два шрама от заклинаний. Один, маленький и тонкий, он использовал когда-то давно, чтобы излечить мою сломанную в двух местах ногу, а другой, жирный, выпуклый, напоминающий слизня, совсем свежий. Именно он помог нам выиграть время, чтобы спасти Ваню.
Я знаю, что имею право воспользоваться помощью Власа. И какая-то часть меня настойчиво хочет этого, но другая не перестаёт твердить о том, что боль – это напоминание.
Напоминание о том, что произошло и только произойдёт. Напоминание о том, что за каждым моим шагом, каждым действием и каждым принятым решением следует вереница последствий.
– Можешь, – соглашаюсь я, кивая. Берусь за край рукава Власовой водолазки и тяну его обратно, скрывая предплечье. – Но не должен. Оно того не стоит.
Влас глядит на меня непонимающе. В его голове, могу поспорить, ещё никогда не появлялось так много нерешённых вопросов разом.
– Последние недели меня не покидает странное ощущение, что когда я смотрю на тебя, вижу абсолютно незнакомого мне человека, – задумчиво произносит он.
Это откровенное заявление не должно причинять мне боль, но именно это оно и делает. И хотя слова Власа имеют разный смысл для нас обоих, они приводят к одному итогу: и Власу, и мне становится внезапно неуютно рядом друг с другом.
От возникшей неловкости нас спасает Бен. Он приоткрывает дверь вместе с тем, как Влас шумно вдыхает, чтобы сказать что-то ещё.
– Вы чего? – спрашивает Бен, с любопытством нас разглядывая.
– Ничего, – отвечает Влас вместо того, что планировал.
Бен шире открывает дверь, ведущую в общую комнату миротворцев, намекая на то, что нам пора выдвигаться. Влас, стоящий ближе, идёт первым. Я ещё секунду топчусь на месте, прежде чем двинуться следом.
– Что-то вы какие-то кислые оба, – шепчет Бен мне на ухо. – Проблемы в постели?
– Ещё один такой вопрос, и проблемы с постелью будут у тебя, потому что встать с неё без помощи врача ты уже не сможешь.
Бен отклоняется в сторону синхронно с тем, как моя рука поднимается в воздух в агрессивном взмахе.
– Боже мой, какие мы нервные! – Бен качает головой. – Хоть спросить, идёшь ли ты на занятия, могу, или тоже лучше не стоит?
– А что сейчас?
– Военная топография.
На секунду я задумываюсь, не скрывает ли Бен под этим позывным дела, касающиеся только нас, но его вид совершенно не похож на заговорщицкий, а выражение лица, с которым он это произносит, и вовсе отдаёт усталостью.
– Да, кстати, – Даня, идущий перед нами, притормаживает, чтобы что-то достать из рюкзака за спиной. – Вот, держи.
Он протягивает Бену скрученный в рулон лист. Когда Бен стягивает с него резинку и разворачивает, я вижу начерченную от руки карту местности.
– Чувак, ты лучший! – благодарно присвистывает Бен.
Карта выполнена идеально. Без смазанных черт, без неровных штрихов. Ни один цвет, в который окрашены объекты, не выходит за его грани.
– Ты что, заставляешь Даню делать за тебя домашку? – уточняю я, не забывая о возмущённых нотках в голосе.
Бен, не отвлекаясь от разглядывания карты, пожимает плечами. Даня, тем временем, достаёт из рюкзака ещё один такой же рулон.
– А это для тебя, – произносит он, улыбаясь немного виновато. – Я подумал, что тебе сейчас не до этого.
Не знаю, как, но Дане удалось начертить одинаковые карты двумя разными почерками.
Мне стоило бы остаться гордой, – (и в итоге получить от Юрия Геннадьевича “неуд” за невыполненное задание), – но чем дольше я разглядываю Данину работу, тем сильнее начинаю убеждать себя в том, что та уже выполнена, и хуже точно не станет, если я приму её.
Ведь не зря же Даня сидел за столом, сгорбившись, чёрт знает сколько часов подряд?
– Ты и правда лучший, – соглашаюсь я, не в состоянии скрыть восторг.
Даня скромно улыбается и дёргает лямку рюкзака в быстром, нервном жесте.
– Ладно вам, мне не сложно, – отвечает он. А когда Бен, сияющий и предвкушающий хорошую оценку, чуть отдаляется от нас, уходя вперёд, полушёпотом добавляет, глядя точно мне в глаза: – Спасибо, что была с Ваней вчера. Я… – Даня трёт лоб. Краем глаза я замечаю остановившегося и внимательно нас разглядывающего Власа. – Я ночевал у Амелии, звонков не слышал. – Даня сильно хмурится. – Скажи мне честно, я плохой брат?
– Ну что ты, – я качаю головой. – Ты ведь не знал.
Даню такой ответ явно не устраивает. Возможно, ему было бы легче, если бы я сейчас в чём-нибудь его обвинила, но как я могу, если к тому, что случилось вчера вечером между Леной и Ваней, никто не был подготовлен?
– Я должен был, наверное, почувствовать, или что-то типа того, – Даня так сильно кусает губы в паузах между предложениями, что я начинаю не на шутку волноваться за его состояние. – Это разве не фишка близнецов?
– Понятия не имею. Но то, что ты так себя мучаешь, делу явно не помогает.
Даня кивает, но, скорее, на автомате, нежели действительно в качестве согласия на сказанное мною. И тогда я тянусь, чтобы крепко обнять его за шею.
– У тебя будет ещё уйма времени, чтобы быть рядом с Ваней в нужные для него мгновения, – тихо сообщаю я ему на ухо. – Так что не переживай о том, что уже случилось.
Взгляд скользит по продолжающему стоять неподалёку Власу. Я вижу, что он напряжён, и, кажется, пытается подслушать наш разговор, даже несмотря на обратившегося к нему миротворца.
“Не переживай о том, что уже случилось” , – говорю я Дане, чтобы ему стало легче.
“Прошлые ошибки – это то, что будет преследовать тебя до конца твоих дней” , – говорю я себе, чем делаю только хуже
Как это вообще работает?
***
Юрий Геннадьевич словно сошёл с худших анекдотов про студентов и преподавателей, которых те ненавидят. Одним своим видом лысоватый худой мужчина в круглых очках и по форме, которая болтается на нём мешком, вызывает у меня раздражение на клеточном уровне. А стоит ему только рот открыть – так вообще трясти начинает.
– Передаём, начиная с задних парт, свои карты мне на стол, – у Юрия Геннадьевича скрипучий, как старые дверные петли, голос. – Я проверю их, пока вы будете писать проверочную работу по основным элементам содержания карт.
Мысленно я переворачиваю стол и в панике выбегаю из кабинета, но фактически я лишь тяжело вздыхаю и гляжу на Бена по левую руку. Его потерянное выражение лица даёт мне немного успокоиться.
– Кое-кто, я так понимаю, не готовился? – спрашивает Лейла, склоняясь к столу, чтобы переманить внимание Бена, сидящего между нами, на себя.
Волосы Лейлы, заплетённые в толстую причудливую косу, спадают с плеча на столешницу. Я не могу долго смотреть ей в глаза: её полупрозрачные радужки вызывают у меня смешанные ощущения. Они напоминают мне чистые глади озёр и противных рыб-стекляшек одновременно. Это сбивает с толку.
– Это что, так очевидно? – уточняет Бен, поворачивая голову в её сторону. – Я слишком обильно потею?
– От твоего дёрганья ногой шатается парта.
Бен успокаивается, правда тут же находит замену в том, чтобы стучать пальцами по столу.
– Почему это вообще так тебя беспокоит? – спрашиваю я.
– Потому что военная топография – профильный предмет, – за Бена отвечает Лейла, и произносит это она таким тоном, что я сразу начинаю жалеть о проявленном любопытстве. – И Юрий Геннадьевич может передать результаты проверочной Антону, чтобы он взял их во внимание на экзамене. И если тебе уже всё равно, то нам – нет.
Я одариваю Лейлу прищуренным взглядом, на который она отвечает улыбкой, вызывающей у меня желание перегнуться через Бена и вмазать ей по лицу.
Кстати, о Бене. Это что за самодовольное выражение у него на физиономии?
– Лучше бы в конспекты заглянул, пока есть возможность повторить, – говорю я.
Но Бен не успевает и руку к тетради протянуть, когда Юрий Геннадьевич громко сообщает:
– Убрать с парт всё, кроме ручек, линеек и карандашей.
Вскоре перед нами с лёгкой руки Юрия Геннадьевича оказываются листы с заданиями. У каждого свой вариант – это мы с Беном понимаем, когда быстро глядим на листы друг друга.
– Мне конец, – шепчет Бен, пока Юрий Геннадьевич в последний раз обходит кабинет, внимательно исследуя своих учеников на предмет первых попыток списывания.
– Не тебе одному, – отвечаю я, пробегая глазами по заданиям.
Из всего я смогу ответить лишь на пятую часть. Кое-что, возможно, сумею поставить наугад. А всё остальное – полный провал.
Юрий Геннадьевич занимает место за учительским столом и приступает к проверке карт. Все защитники вокруг, включая даже Бена, который ещё секунду назад, округлив глаза, пялился в лист с заданиями как баран на новые ворота, начинают что-то лихорадочно писать. Я же подпираю подбородок кулаком, принимаюсь выводить на полях бумаги ничего не значащие узоры и раздумывать о том, не сымитировать ли обморок, чтобы получить уважительную причину не сдавать работу.
– Ты планируешь хоть что-то делать? – шёпотом спрашивает Бен спустя некоторое время.
– Я делаю, – отвечаю я, не отрывая взгляда от круглых линий, оставленных синей ручкой. – Видишь, рисую.
Бен выхватывает у меня ручку и чиркает что-то в первом задании.
– Этот вариант правильный, – поясняет он под мой вопрошающий взгляд.
– Спасибо, но я не просила…
– Вторая парта! – разносится предупреждение на весь кабинет. Бен вжимает голову в плечи и утыкается в свой листок. У меня вспыхивают щёки. – Первое и последнее предупреждение.
Едва я решаю, что Бен прав и пора бы мне хотя бы попытаться немного поразмыслить над заданиями, как в кармане джинсов раздаётся жужжание. Я быстро достаю телефон и, не глядя, сбрасываю вызов. Ставлю беззвучный режим. Поднимаю глаза на Юрия Геннадьевича, но в этот раз, похоже, пронесло. Любопытство берёт верх, и я решаю проверить, кто же это всё-таки был, но не успеваю – звонок повторяется. Уже секунду спустя сбрасывается и повторяется ещё раз. Я не понимаю, что происходит, но меня пугает то, что абонент – Лия.
Меня бросает в жар.
Я едва ли думаю о последствиях, когда вскакиваю с места и вылетаю из кабинета, готовая принять следующий звонок сразу, как только он поступит.
Так и выходит, стоит мне только захлопнуть за своей спиной дверь кабинета.
– Слава, – шепчет Лия в динамик.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Что-то происходит… Что-то странное. Первый этаж весь в дыму, и сильно пахнет гарью. Мне кажется, где-то пожар, но я не уверена…
Предложение обрывается, хотя по интонации ясно, что Лия ещё не закончила. Я вздрагиваю, как если бы за шиворот попали холодные капли дождя.
– Лия? – зову я, когда на другом конце провода паузу держат слишком долго. – Лия, ты здесь?
– Да, – шёпот становится совсем тихим, мне его почти не разобрать.