40
В холле гостиницы, где жил Макаров, горел слегка приглушённый свет и светил цветным экраном почти немой по причине убавленного до минимума звука телевизор. Телевизор помещался в дальнем углу холла, под фикусами и пальмами в кадках, среди поставленных для того, чтобы можно было отдохнуть, не поднимаясь в номер, очень уютных на вид мягких кресел и диванов. Из-за спинки одного из таких глубоких кресел виднелась плешивая макушка: дежурный портье коротал летнюю ночь за просмотром телепередач.
Макаров тихо прикрыл за собой высокую стеклянную дверь, плешивый затылок при этом не шевельнулся — похоже, передача была очень интересной.
Но не все в ночном холле гостиницы были так же беспечны, как пенсионер-дежурный: стоило Алексею сделать пару шагов в сторону стойки, как за спиной его раздались твёрдые шаги, и тут же последовал обращённый к нему окрик:
— Эй, чудак, ты ничего не перепутал?.. Тебе куда?
Макаров обернулся. Из открытой двери комнаты, находившейся слева от выхода на улицу, вышел, придерживая рукой бившую его по толстой ляжке дубинку, дежурный здоровяк-милиционер и морской походкой вразвалку направлялся к нему.
Алексея неприятно поразило невежливое обращение коллеги, и он хотел сделать ему поэтому поводу замечание, однако намерения его упредил чей-то голос. Голос донёсся от телевизора, где находился ночной портье.
— Витя, Витя, не трогай человека, это же наш жилец…
Милиционер остановился в нерешительности как раз на полпути к Алексею и (опять через его голову!) спросил:
— А ты уверен, Матвеич?
— Да, я его давно жду, — последовал ответ.
Алексей удивлённо повернулся к вставшему со своего кресла и теперь подходившему к нему дежурному помощнику администратора.
— Ну тогда я пошёл обратно к себе, Матвеич?.. Если ты так уверен, — послышался позади Макарова голос успокоившегося бдительного милиционера. На продолжении всего этого разговора, который вёлся между старичком-портье и милиционером Витей, Алексей чувствовал себя какой-то бессловесной субстанцией. Однако следующие слова седоволосого, лысеющего с макушки портье, одетого в опрятный, чистый, но старого, ещё доперестроечного образца пиджачок и такие же брюки, были обращены наконец-то к нему, и таким образом необычное положение Макарова в качестве неодушевлённого предмета изменилось. И эти слова, обращённые к нему, были весьма интригующими.
— Здравствуйте, а мы вас тут все заждались, с вечера ещё, с девяти часов, — приветливо улыбаясь, сказал пожилой мужчина, обладавший хорошо заметной даже в штатском военной выправкой. Он протянул Макарову для пожатия руку и вопросительно взглянул: — Вы ведь Алексей Макаров, из тридцать седьмого? — И, заметив утвердительный кивок Алексея, радостно улыбнулся: — Ну вот, значит, правильно я вас узнал… Мне администратор гостиницы ваши приметы дала…
— Отлично, — бодро ответил не желавший длинного разговора Алексей, — и что же вы хотели мне сказать?.. Меня ещё не выселяют за постоянное отсутствие на месте? — пошутил он, примерно догадываясь, о чем скажет старик-портье. И был рад, когда его предположение подтвердилось.
— Да нет, что вы, за это никто не выселяет, платите деньги вовремя, а там — гуляйте где хотите, нам какая разница, — улыбнулся пожилой мужчина. — Тут другое дело: вот, — он вынул из кармана и протянул Макарову какой-то сложенный вдвое листок. Затем, видя, что Алексей его тут же разворачивает, счёл возможным пояснить: — Вас, Алексей, очень просили, как только вы появитесь, в любое время позвонить по этому номеру, — он кивнул на листок, который Макаров держал в руках. — Воронцову, там будут ждать. В любое время, — повторил он.
Макаров улыбнулся и взглянул на часы.
— Так что, и даже теперь можно? — спросил он, подыгрывая старику.
— Конечно, — сказал портье, не приняв шутливого тона, очень серьёзно и, повернувшись кругом, молча пошёл к стойке. — У вас тридцать седьмой? — повторил он вопрос, который уже задавал Макарову незадолго до этого, наклонившись над стойкой и просунув руку в окошко.
— Да.
Через несколько мгновений портье протянул Алексею, подошедшему вслед за ним к стойке администратора, сразу два ключа. На прозрачном кружке, прикреплённом к одному из них, был изображён номер тридцать семь, а на аналогичном кружочке другого ключа — буква А.
Алексей удивлённо посмотрел на старика
— Это ключ от комнаты администратора гостиницы, — ответил на его немой вопрос портье, — видите, вон там, за стойкой, дверь?.. Там есть телефон с прямым выходом на междугородную.
— Спасибо, — поблагодарил Макаров и прошёл за стойку. Спать ему больше не хотелось: полковник Воронцов не стал бы передавать ему через администрацию гостиницы свой домашний телефон (который, кстати, Алексей помнил наизусть), если бы у него не было важных новостей. Чрезвычайно важных для него, Алексея.
41
Несмотря на даже не ночной, а уже предутренний час, который наступил, когда в далёкой Москве, в квартире полковника, на Стромынке, прозвенел звонок, Воронцов ответил очень быстро. Голос начальника отдела был бодрым, без каких-либо признаков того, что человек только встал с постели. Алексея это не удивило: он просто не знал полковника другим.
— Алексей, у меня важные новости, — сказал Воронцов после обычного обмена приветствиями. — Никак не мог застать тебя на месте, потому решился прибегнуть к услугам администрации гостиницы… Я не смешал твоих планов?
— Нет, — ответил Макаров.
— Хорошо, тогда сразу к делу. Главная новость касается курортной подруги Гостенина. Впрочем, вся информация взаимосвязана. Но начнём, пожалуй, с Элины. Вчера она сообщила нашему сотруднику, что и в самом деле в прошлом году, в августе, приобрела в Янтарном ожерелье из янтаря в оправе из золота высокой пробы.
— Приобрела? — уточнил Макаров, с удовлетворением припоминая то, о чем узнал не давно в фотомастерской.
— Да, именно приобрела, — подтвердил Воронцов. — Она отдала за вещь три тысячи двести долларов, потому что украшения подобного качества — женщина справлялась в местном ювелирном магазине — действительно стоят таких, если не больших, денег. Одна ко затем с ней случилась очень большая неприятность: на границе с Литвой поезд проверяли таможенники и, видимо, получив от кого-то сигнал о провозе без специального разрешения через границу столь дорогой вещи, потребовали, чтобы она отдала им ожерелье. Составили протокол изъятия, проинформировали, куда она сможет обратиться, если пожелает, с претензиями и, как говорится, пишите письма!
— И что она? — заинтересовался Алексей. — Писала туда, куда они ей сказали, выясняла?
— Конечно, не писала, даже не думала этого делать.
— Почему? Это же три тысячи долларов!.. Даже для такого большого военачальника, как её муж, думаю, это — потеря, — удивился Макаров. — Она же не знала, что вещь не подлежит вывозу без разрешения… Хотя бы того человека, который продал ей ожерелье, найти, деньги вернуть, если получится.
— Ну, слишком много вопросов и предложений… Интересно другое: почему тот, кто продал ей музейное — так ты говорил в прошлый раз? — ожерелье, не предупредил о возможных осложнениях на границе?.. Или боялся, что она его в этом случае не купит?
— Или он сам связан с таможенниками и ожидал, что вещь все равно непременно вернётся к нему, — сказал Макаров, припоминая разговор, который подслушал в фотомастерской. — И все-таки, почему Элина не обратилась никуда с претензиями, как вы думаете?
— Разве ты не догадался? — усмехнулся Воронцов. — Ты же только что высказал предположение, которое подразумевает ответ… Ей предъявили документ, что это ожерелье украдено из музея города Янтарный и числится в розыске… Чего молчишь?
— Здорово, просто здорово придумано, — искренне восхитился Алексей. — Интересно, сколько раз они такие дела проворачивали? Сколько раз в год? Или в месяц?
— А вот с этим, мне кажется, пока не стоит торопиться, — заметил полковник. — Нас с тобой интересует главным образом не это, нам важно знать, как все эти интересные дела связаны с гибелью Паши Гостенина.
— А вы думаете, связаны?
— Похоже, да. Видишь ли, наш товарищ нашёл подход к Элине, сумел разговорить её. Она призналась, что ожерелье ей сначала предложил, а потом и помог купить Иваненко. Он вёл по этому поводу все переговоры с местными, а она — во всяком случае, так она утверждает, — даже когда её фотографировали, не знала, что вещь музейная.
— Как это так?
— Говорит, с фотографом разговаривал Павел, а после он и уговорил её сходить в ателье (при слове «ателье» Макаров невольно улыбнулся, вспомнив фотостудию пляжного фотографа) и сфотографироваться.
— Но вы же сказали, что купить ожерелье ей предложил Красавчик?
— Да, совершенно верно. Фотографироваться её водил Павел — ведь именно он ухаживал за ней, — а затем Красавчик, увидев снимок, намекнул, что вещь, хотя и очень дорого, можно купить… С деталями их отношений нужно ещё разбираться — Элина тоже могла кое о чем умолчать, но главное, имеет место связь между ожерельем, Красавчиком, Пашей и Элиной, и связь эта вполне могла в дальнейшем послужить причиной гибели Гостенина.
— Согласен. Непонятно только, как женщина могла довериться такому фрукту, как Красавчик? — спросил Алексей.
Полковника беспечность легко поддавшейся на обман красавицы не слишком удивила.
— Ну, во-первых, — сказал он, — прими во внимание то, что Элина не знала, кто такой на самом деле Красавчик. Он ведь не какой-нибудь примитивный татуированный уголовник, внешность у него, как у университетского профессора, да и язык подвешен будь здоров… А во-вторых — это должно тебя заинтересовать, — перед отъездом, после того, как ожерелье было уже куплено, она побывала с Гостениным и Красавчиком в музее янтаря и видела там точно такое же, очень похожее на приобретённое ею. Поэтому до встречи на границе с таможенниками Элина была уверена, что купила по-настоящему ценную вещь, что муж одобрит покупку, и никак не могла предположить, что ожерелье краденое…
— Кто пригласил её в музей? От кого исходила инициатива?
— Она не помнит точно, но вроде бы от Паши. Но этот факт может ни о чем не говорить, — понял Алексея полковник, — ведь мысль осмотреть редкой красоты экспонаты местного музея мог подать Гостенину, например, Иваненко.
— Или кто-нибудь ещё, по просьбе Красавчика, — согласился Макаров.
— Да. И оправданием для Паши в данном случае служит то, что Элина подтвердила его слова об обещании подарить ей следующим, то есть уже этим летом, другое ожерелье, ещё более дорогое.
— Из королевского янтаря? — удивлённо спросил Макаров, вспомнив свой давнишний разговор ещё в Москве, перед командировкой, с другом погибшего студента.
— Представь себе. Элина полностью подтвердила эту историю, которую мы приняли за обман ради получения крупной суммы, — сказал Воронцов. — Она поведала, что Паша был очень расстроен и уязвлён тем фактом, что не он, а Красавчик помог ей приобрести украшение, и обещал сделать на следующий год подарок, очень дорогой. Так что насчёт ожерелья с королевским янтарём…