Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович 13 стр.


- Ты имеешь в виду Петра Васильевича?..

- Ну, конечно, не Петра Первого. - И снова пауза, скорбная, глубокая, точно пропасть. Матвей понял, что Лика не в состоянии задать следующий вопрос, и он попытался ответить на этот и на следующие возможные вопросы: - Думаю, что отчасти причиной твоя книжка. Она его взбесила. Я ведь тебя предупреждал, что он старомоден и во взглядах и во вкусах.

- Я не думала… А впрочем, рано или поздно, все равно пришлось бы ему показать "Голубое безумство", - оправдывалась Лика.

- Рано или поздно - не одно и то же. Это две большие разницы. Ты показала рано. А нужно было показать поздно. Понимаешь, поздно теперь поднимать шум из-за какой-то книжонки, которой грош цена на одесской толкучке.

- Ты так считаешь или так думает твой шеф? -ощетинилась Лика.

Златов пожалел о сорвавшейся фразе, поспешил успокоить подопечную:

- Он, он, конечно, он.

- Ну так передай своему шефу, что за него я и гроша не дам, даже в старых деньгах и на той же одесской толкучке в самый базарный день! Передай, пожалуйста. - Лика оправилась от первого замешательства, выпустила коготки и ощерила зубы.

- Послушай, крошка, ты же умная женщина, - здраво рассудил Матвей. - Стоит ли огорчаться о потере того, чего не имела?

Вместо ответа послышались короткие гудки: Лика положила трубку.

- Глупо, - вслух произнес Златов и прилег на диван, подложив под голову ладони. Он был один в своей комнате, и никто не мешал ему рассуждать. - Конечно, ее можно понять: сорвалась, можно сказать, золотая рыбка. Ну, а при чем тут я? Я желал им обоим добра. Думал, сойдутся и будут жить, как люди. Мое дело было устроить им встречу. А дальше действуй сама, не могу же я его заставить. Соображать надо. Что, она не знала, кто такой Климов? На него можно влиять, но перевоспитать нельзя. А она сразу - "Голубое безумство"… - Вспомнив надпись на книге: "Я счастлива, что живу с Вами в одном городе", Златов громко расхохотался: - А счастье было так возможно, так близко! Эх, крошка… Ты таки действительно "типичное не то" - чрезмерно очаровательна и чрезмерно глупа. На такую рыбку, как Климов, нужен другой живец.

А жениться Климову необходимо, в этом Златов был убежден. И чем скорей, тем лучше. Жена сделает из этого стихийного бунтаря то, что не всегда удается Златову.

И Златов стал думать о другом "живце". Правда, сам Климов даже не подозревал, что Златов озабочен не только тем, где найти хороший блок мрамора для Емельяна Пугачева, но и поисками подходящей во всех отношениях невесты для скульптора.

Саша Климов, единственный сын Петра Васильевича от первого брака, второй год работал на "Богатыре" и готовился поступать в МГУ на факультет журналистики. Писал стихи, короткие рассказы и печатал их в заводской многотиражке. В других редакциях, куда он раза три-четыре обращался, ему любезно отказывали.

- Значит, как литератор ты еще не созрел, - с улыбкой говорил Петр Васильевич сыну. - Не обрел мастерства. Садись и обретай.

- Но, папа, печатают же и в этих журналах совсем слабые рассказы, стихи и даже целые повести, - огорчался Саша. - Ты же сам говорил. И Алексей Васильевич…

- Да, да. Не отрицаю. Пока ты еще пишешь посредственно, то есть на среднем уровне. А сын Климова обязан писать только хорошо и выше. Понял? Вот потому тебя не печатают, - наставительно объяснял Петр Васильевич.

С сыном он разговаривал всегда полушутя, даже о самых серьезных вещах. Там, где некоторые родители в таких случаях пускаются в глубокомысленные нравоучения, Климов отделывался легкой иронией или мягкой шуткой. Петр Васильевич подозревал, что недоброжелательность к нему части деятелей культуры рикошетом бьет по сыну. Думал об этом и Саша. Поэтому полушутя-полусерьезно он ответил отцу:

- Тогда, может, мне подписываться как-то по-другому? Взять псевдоним?

- Попробуй. Например, Саша Красный. Был же такой поэт - Александр Гликберг, подписывался Саша Черный. И ты попробуй. Но уверяю - ничего не изменится, писать от этого лучше не станешь. Псевдоним никому еще не прибавлял таланта.

Саша был веселый, общительный паренек, обладавший неистощимой энергией и любознательностью. Уже в пятом классе он редактировал школьную стенгазету, теперь же, на заводе, был душой "комсомольского прожектора".

Их было трое заводил: Саша Климов, комсорг сборочного цеха Коля Лугов и секретарь заводского комитета комсомола Роман Архипов. Заводская библиотекарша Вероника - страстная поклонница ультрамодных стихов и абстрактной живописи - называла их в насмешку "железобетонными близнецами", хотя в общем-то это были разные парни. Саша, худенький, подвижной, за все брался и быстро остывал. В нем жило еще много мальчишеского. Был у них в доме попугай по кличке Пи-пи - зеленый ленивый флегматик, глупый, как все попугаи, но внешне чем-то напоминавший Матвея Златова. И вот однажды Саше взбрела идея разыграть Златова. Для осуществления этого Саше нужен был помощник, чтобы позвонить в мастерскую Климова. Роман Архипов отказался.

- Хорошо, не хочешь, не надо. Позвонит Коля.

И вот они вдвоем стоят у телефона, и Коля Лугов под диктовку Саши говорит подошедшему к аппарату Матвею Златову:

- Алло! Это квартира товарища Климова? Здравствуйте. С вами говорят из ветлечебницы номер девять. У вас есть попугай? Есть? Вам надлежит срочно сделать ему прививку. Сейчас в Москве свирепствует мадагаскарская чума. Разносчики ее - птицы жарких континентов. Да, да. Постарайтесь не позже завтрашнего дня. Это очень, очень серьезно. Наш адрес? Запишите: Новые Черемушки, Восьмая улица Строителей, дом тридцать шесть. С девяти до пяти вечера. Пожалуйста, не забудьте паспорт.

- Мой или владельца птицы? - уточнил Златов. Этого вопроса они только и ждали.

- Нет, нет, паспорт попугая, - давясь смехом, подтвердил Коля.

- А он разве есть? - неуверенно переспросил Матвей.

- Ну, конечно, конечно. Как же - такой редкий экземпляр, и без паспорта.

С бумажкой, на которой был записан адрес лечебницы, Матвей подошел к Климову, стоявшему высоко на лесах и занятому фигурой Лермонтова.

- Извини, пожалуйста, - глядя поверх очков, тихо начал Златов. - Звонили сейчас из ветлечебницы. Требуют завтра привезти Пи-пи на прививку противочумной вакцины. Какая-то мадагаскарская свирепствует, а ее разносчики - тропические птицы. - Матвей смиренно смотрел на шефа.

Климов, мысли которого так внезапно оборвал Златов, не сразу сообразил, о чем идет речь. Продолжая мять сильными руками глину, он бросил через плечо:

- Ну и вези. Я, что ли, повезу?

- Не в этом дело.. Я, конечно, повезу. Но они требуют паспорт.

- Мой?

- Нет, Пи-пи.

Климов остановился и, резко повернувшись, хмуро посмотрел на Златова.

- Матвей, что с тобой? Ты спал сегодня? Или, может, ты уже подцепил мадагаскарскую чуму? Так ты и себе заодно сделай укол.

- Я не шучу, я вполне серьезно. Я еще переспросил их. Они сказали, что у такой птицы, как наш Пи-пи, должен быть паспорт.

- Никакого паспорта нет и не было. Я купил его на птичьем рынке. Там все беспаспортное: рыбы, птицы, собаки, даже сиамские кошки.

Климов вновь принялся за работу. Златов не уходил.

- Как же быть? Сказать, что паспорт утерян?

- Послушай, Матвей. Выбрось ты этого попугая ко всем чертям за ворота! - раздраженно бросил Климов.

- На дворе минус пятнадцать. Замерзнет. Жалко птицу. Может, подарить кому-нибудь?

- Попугая и чуму в придачу? Здорово!..

- Какая чума? Пока ничего нет, но, если не сделать прививку, может быть.

- Делай что хочешь, только отстань. - Климов уже начал сердиться. - Вези хоть к Склифосовскому, хоть к Кащенко. И оставь меня в покое.

На следующий день, взяв попугая, Златов помчался в Черемушки искать Восьмую улицу Строителей. Чертыхаясь, он вскоре возвратился к Климову и, с раздражением швырнув Пи-пи в угол, мрачно проворчал:

- Разыграли, мерзавцы. Не пойму кто: голос незнакомый.

Климов раскатисто захохотал. Он смеялся до слез, багровея, приговаривал:

- Я ж говорил: тебе надо прививку сделать. От кретинизма. На такую дешевую покупку клюнул.

Роман Архипов казался полной противоположностью Саше Климову. Сдержанный, по-военному всегда подтянутый, этот светлоглазый парень был не по годам серьезен. Техника - его родная стихия. Общественно-комсомольская работа оставляла ему мало свободного времени. В спорах о современном стиле в литературе, которые нередко вспыхивали в среде заводской молодежи, он участвовал пассивно. Стихов и романов, о которых обычно дискутировали, Архипов не читал - не трогали они его. На художественные выставки ходил редко. Но зато много времени отдавал институту. Он учился на вечернем отделении механического факультета. Его отец, советский дипломат, жил с матерью за границей, а Роман с братом обитали в трехкомнатной московской квартире. Иногда к нему заходили Саша Климов и Коля Лугов или товарищи по институту, крутили магнитофон, смотрели телевизор, обсуждали очередной номер "комсомольского прожектора".

Однажды в соседнем доме обворовали квартиру. Днем. Все возмущались. Роман сказал мрачно:

- Эх, сделать бы так, чтобы воры попадались, как лиса в капкан.

И недели через две капкан-"вороловка", сконструированный Романом, был установлен в квартире Архиповых. Принимала его авторитетная комиссия в лице Александра Климова и Николая Лугова. Втроем они поднялись на пятый этаж, где жили Архиповы. Роман достал связку ключей, сунул длинный с крючком штырь в замочную скважину, повернул его дважды и негромко пояснил:

- "Вороловка" выключена.

Без каких бы то ни было происшествий ребята вошли в квартиру. Затем они возвратились на лестничную площадку, и Роман захлопнул дверь на замок.

- Теперь предположим, вы подобрали ключи или отмычку от нашего замка. Вот тебе, Саша, ключ, открывай дверь и входи.

- И что будет? - насторожился Климов.

- Да ты не бойся, останешься цел и невредим, - успокаивал Роман.

- Да ну тебя: знаю я твои штучки, - Климов отдал ключи Лугову. - Пусть откроет дверь Коля.

Тот молча взял ключ, неторопливо сунул его в замок и резко открыл дверь. И тут же в квартире взвыла сирена, откуда-то сверху ударили упругим пучком струи воды. Коля отпрянул от двери и чертыхнулся, больше от изумления.

- Ну как?! - восторженно спросил Роман.

- Безотказно!

- Впечатляюще!

- Так это для вас я зарядил водой. А вообще - заливаю красными чернилами, - пояснил Роман. - Представляете состояние вора, вдруг под вой сирены окропленного красным. Точно кровью меченный.

- Убежит, - определенно решил Коля.

- Но его запомнят лифтерша, дворник, соседи и прохожие. Словом, больше сюда он не сунется и другим закажет дорогу, - сказал Роман.

- А может, не закажет, а только укажет? - заметил скептически Саша и добавил: - Аппарат не соответствует своему назначению. Какая же это, к черту, "вороловка", когда она никого не ловит, а только отпугивает?

- Предупреждает воровство, - компромиссно уточнил Коля, второй член комиссии.

Изобретение было принято с оценкой "удовлетворительно" без рекомендации в серийное производство и внедрения в быт.

А потом как-то однажды Романова мама возвратилась из-за границы, не предупредив сыновей о своем приезде. С вокзала она приехала на такси днем, ребят дома не было, и она стала первой жертвой изобретательства сына. Аппарат действовал безотказно.

Таков был Роман Архипов.

Что же касается Коли Лугова, то, по мнению заводских ребят, он был в этой тройке своего рода буфером, выполняющим роль арбитра. Когда Архипов говорил "да", а Климов - "нет", решающее слово принадлежало Лугову. А если говорить о его профессиональном мастерстве, то в сборочном цехе таких, как Коля Лугов, было раз, два - и обчелся. Все звали его там "профессором".

Саша пришел с работы без четверти пять и возле своего дома столкнулся с Посадовым. Алексей Васильевич, подняв бобровый воротник зимнего пальто, стоял монументом у крыльца, о чем-то" раздумывая.

- Вы к нам или от нас? - спросил Саша, не поздоровавшись.

- А-а, ты уже с работы, - будто обрадовался Посадов, подавая руку Саше. - А я, понимаешь, дошел до вашего дома и вдруг вспомнил, что мне к пяти надо быть на заводе, в парткоме… Значит, опоздал. Ну ладно - переживем.

Вошли в дом, разделись. Посадова Петр Васильевич встретил обычным вопросом:

- Где ты пропадал? Сто лет я тебя не видел. И тот, как всегда, ответил:

- Дела, брат, дела.

- А что, и до вас добрался новенький?

- Что за новенький? - нахмурился Посадов, не поняв Сашу. - Ты о ком?

- О Глебове. Он вас вызывает?

- Не вызывает, а приглашает. Просили зайти, - поправил артист, приглаживая серебристую шевелюру. - Меня, братец мой, вызывать не могут. Это вот таких шересперов, как ты, надо вызывать, да почаще, чтобы помнили и не забывали.

- Что помнили, Алексей Васильевич? - Саша стоял перед сидящим на диване артистом и лукаво улыбался.

- Что человек должен быть человеком, иметь честь, достоинство, совесть, наконец, порядочность. - И Посадов нахмурился.

- Это обязательно для всех людей или только для рядовых, так сказать, для масс? - Сашины глаза сузились, а на беспокойных губах играла улыбка.

- Ты эти штучки брось, - погрозил Посадов Саше толстым пальцем.

Саша частенько донимал отца и Посадова "щекотливыми" вопросами. И всегда с колючей улыбочкой.

- Ты вот что, сходи распорядись насчет обеда, - повернулся Петр Васильевич к сыну.

Обедали все вместе. Петр Васильевич рассказал Посадову о визите к нему Лики и о "Голубом безумстве".

- Вы не хотите иметь Энциклопедический словарь? - спросил Посадова Саша. И этот вопрос задан неспроста, а с тайным смыслом. Он уже много слышал об этом словаре от Вадима Ключанского, дескать, там - торжество истины и справедливости.

- Есть такой словарь? - заинтересовался Петр Васильевич.

- Говорят, скоро выйдет из печати. Вокруг него уже идет сенсационный шум.

- Догадываюсь, - сказал Климов-старший. - Сами себя небось расхваливают до небес, в гении друг друга возводят.

- А зачем мне нужно собрание дифирамбов? По энциклопедии нетрудно догадаться, что это такое будет, - добавил Посадов и помрачнел. - Я воевал в 33-й армии. Командовал ею генерал Ефремов, тот самый, которому памятник в Вязьме стоит. Между прочим, первый памятник герою Отечественной войны. Вучетич, кажется, делал. А попробуйте найдите имя генерала Ефремова в энциклопедии. Нет его.

- Мы многих, к сожалению, не помним, кем по праву должна бы гордиться Россия, - с грустью заметил Петр Васильевич. - Возьмите Савву Мамонтова. Ведь сколько он сделал для русского искусства! Горькому и Шаляпину помог на ноги стать. А скольких художников поддержал!

- Да-а, Савва Мамонтов - это человек! - согласился Посадов и, выпрямившись, сжал тяжелые кулаки. - Вот о ком книгу писать надо! Был богатый человек, это верно. Но куда он, Савва Иванович, свои капиталы вкладывал? В искусство, в таланты народные. Россию любил. И не драпал за рубеж, как рябушинские. Помню, в первые годы Советской власти зашел я как-то к нему на квартиру. Жил он тогда в какой-то хибарке на Красной Пресне. Шел я к нему и думал: "Вот сейчас встречу лютого врага революции". Дескать, станет в позу, начнет ругать Советскую власть. Ничего подобного. Сидит передо мной старикашка и спрашивает: "Ну как там Федька поживает?" Это он о Шаляпине, вот о ком думал! - Окинув взглядом Климовых, Посадов смолк.

Саша заторопился на завод.

- У нас сегодня во Дворце культуры вечер поэзии. Выступают самые молодые, самые популярные, самые-пресамые: Артур Воздвиженский и Новелла Капарулина. Пойдемте, Алексей Васильевич?

Посадов поставил на стол чашку с чаем, посмотрел на Сашу.

- А что я там не видел? Комедиантов?

- Они поэты, Алексей Васильевич. - Лукавые глазки Саши улыбались. - Знаменитые, всемирные. Их стихи даже "Голос Америки" цитирует.

- Вот и пускай едут в Америку. А вам, заводским ребятам, они к чему? - рокотал ворчливо Посадов.

Назад Дальше