— Это просто совпадение.
Валя устроилась поудобнее у него на коленях, мечтательно закрыла глаза.
— Нет, я правда уйду оттуда. Надоело! Знаешь, что я буду делать?
— Что ты будешь делать? — Илья поцеловал ее в шею. — Моя девочка, моя принцесса…
Кажется, приближался очередной его приступ нежности. Бурный и короткий, словно летний ливень. А Вале хотелось, чтобы Илья всегда был таким, как в эти минуты.
— Я буду писать романы, — сказала она.
— Что? — удивился он.
— У меня кое-что набросано, даже довольно много… Ты же знаешь, я люблю придумывать всякие истории. Люблю придумывать о любви…
— Валентина!
— Да, а что? Ты вот, такой-сякой, — она шутливо ущипнула его за щеку, — ты ведь совершенно мной не интересуешься! Ты, наверное, думаешь, что я отчеты всякие строчу на твоем компьютере, а я…
— А ты? — заинтересованно спросил он.
— А я занимаюсь творчеством. Это, если честно, моя мечта с детства.
— Кажется, я что-то припоминаю, — Илья вдруг нахмурился. — Ты всегда страдала какой-то ерундой. Излишек фантазии, от которого надо избавиться. Что ж, пиши, если хочется!
— Я отдала одну свою работу Юлию Платоновичу, — призналась Валя. — Не знаю, что он скажет. А вдруг у меня все-таки есть способности… Собственно, чем я хуже Гликерии Климантович?
— Это ты про ту толстую глупую тетку, которая вечно таскает за собой своего мужа, словно на веревочке? — насмешливо спросил Илья.
— В общем, про нее…
Илья задумался. Какие-то тени пробежали по его лицу — он нахмурился, страдальчески сдвинул брови, потом усмехнулся.
— Забери рукопись обратно, — сказал он.
— Что?
— Я говорю, пусть Истомин вернет тебе твою рукопись. Нечего страдать ерундой — все равно ничего не выйдет. Только лишнее расстройство тебе.
— Я и так знаю, что ничего не выйдет! — с отчаянием закричала Валя. — Но попробовать-то стоит!
Она не понимала, почему он настроен столь враждебно.
— Не стоит бессмысленно тратить время и силы. Ты такая слабенькая… Представь — этот старый хрыч похвалит тебя, заявит, что ты новая Франсуаза Саган или русская Маргарет Митчелл — с него станется, с любителя громких слов… И что тогда?
— Ну… — пожала плечами Валя. — Тогда я попытаюсь пристроить свою рукопись в какое-нибудь издательство.
— А ее там не возьмут! Потому что других таких писательниц полно, да еще со специальным образованием. И будешь ты переживать, бегать из одного издательства в другое, плакать мне каждый день в жилетку, что люди не понимают твоего творчества, — с раздражением произнес Илья. — Нечего и начинать! Лучше займись каким-нибудь макраме, или вышивай гладью…
«Он жесток, но в его словах есть здравый смысл. Нет, он даже не жесток, он просто беспокоится обо мне…»
— Хорошо, — кротко произнесла Валя. — Я, в общем, тоже о чем-то подобном уже думала. Знаешь, я решила так — если Истомин меня раскритикует, я забуду о своих фантазиях.
— Да? — с интересом переспросил Илья. — Это интересно… А ты не передумаешь?
— Нет, — печально произнесла Валя. — Я и словечка тогда больше не напишу.
Ночью на нее опять навалилась бессонница.
Уже давно она приходила к Вале, садилась у изголовья, держала ей веки холодными пальцами, не давала им сомкнуться. Обычно в таких случаях Валя вставала и шла в соседнюю комнату, и руки ее стремительно порхали по клавишам ноутбука, и печаль превращалась в слова.
Но Илья беспокойно ворочался рядом. Валя точно знала, что он ее не отпустит, она могла уйти только тогда, когда он крепко спал.
«Почему мне так плохо? — подумала она, глядя в темноту. — Вроде бы все хорошо, а мне не по себе… Почему я не чувствую себя счастливой, а только пытаюсь убедить себя в том, что я счастлива?»
Она вдруг вспомнила свою юность и Ваню. Вот тогда она точно была счастлива. Абсолютно, до конца, без тени сомнения.
…Он пришел к ней третьего декабря — накануне ее восемнадцатилетия. На следующий день они собирались подать заявление в ЗАГС — уже давно все было условлено и обговорено до мелочей. Он уже учился на первом курсе юридического.
«Валя… — нерешительно произнес он. — У меня проблемы».
Тогда она не боялась никаких проблем. Для нее все было легко и просто. Только любовь — а все остальные мелочи не имели никакого значения. Она обняла его, затормошила:
— Ванечка, чего скуксился… Ну, рассказывай!
— Валя, свадьбы, наверное, не будет.
— Гуров тебе мало заплатил? Ну брось, обойдемся мы без этих денег…
— Нет, ты не понимаешь… Дело не в Гурове. И не в тебе, и не во мне…
— В чем же тогда? — удивилась она, еще не чувствуя никакого беспокойства.
— Марьяна…
— А при чем тут Марьяна?
— Она не хочет, чтобы мы с тобой были вместе. Она хочет, чтобы я был только с ней, — без всякого выражения произнес он.
— Мало ли что она хочет! — возмутилась Валя. — Что за самодурство… Что, она в тебя влюбилась, да? Влюбилась? Вот глупая… Надеюсь, ты ей все разъяснил.
— Валя, я… Словом, она мне тоже нравится, — сказал он и отвернулся. Дивный профиль молодого героя восемьсот двенадцатого года…
Кажется, он сказал все понятно — сердце у Вали вздрогнуло, и она опустила руки. Темный, беспросветный декабрь за окном.
— Ванечка, как же мы теперь?
— Я не знаю. Правда, я ничего еще пока не знаю… Но ты сама посуди — какая нас с тобой ждет жизнь? Если я останусь с тобой, у Гурова мне уже не работать — это условие Марьяны.
— Ну и что? Обойдемся без твоего Гурова! — пробормотала она, сама не понимая, что такое говорит.
— Валька, без его помощи я погибну! Ты посмотри вокруг — нищета, разруха, продукты по каким-то дурацким карточкам…
— Ты меня не любишь?
— Я не знаю… Наверное, все-таки люблю еще, — вздохнул он. — Но и Марьяну я тоже люблю!
— Почему ты мне не сказал об этом раньше? — потерянно спросила Валя.
— Потому что я не знал, что все так получится!
Я и сейчас еще ничего толком не могу понять… Что ты мне посоветуешь?
— Я должна тебе что-то советовать?!
— Да. Да! Ты должна удержать меня. Скажи, что жить без меня не можешь…
Она не могла без него жить — и Ваня знал об этом.
Валя молчала, не в силах что-либо произнести.
Позже, всего день спустя, она последними словами ругала себя за то, что не удержала его. Ваня бы остался с ней — ушел бы от Гурова, бросил бы Марьяну. Но Вале было так больно, так обидно, что она не стала удерживать своего Ванечку.
— Уходи, — сказала она. — Уходи к своей Марьяне…
И он ушел.
А Валя погрузилась в такую беспросветную, кромешную тьму, что жизнь потеряла для нее всякий смысл. Следующим летом она случайно оказалась на даче — всего на один день, по каким-то там делам, и воспоминания о прошлом навалились на нее с новой силой. Она пошла на пруд, тот самый пруд, на берегу которого они оказались как-то с Ваней, Ильей и Лидой.
Заросшая ряской поверхность воды, полет стрекоз над кувшинками, заходящее за лес солнце…
То был самый страшный момент в ее жизни — еще чуть-чуть, и она бросилась бы в воду, чтобы никогда не видеть этого солнца. До сих пор Валя не знала, что же удержало ее от последнего безумного шага. Какие-то остатки здравого смысла, надежда на то, что ее милый, обожаемый Ванечка, может быть, еще когда-нибудь вернется к ней? Да, именно надежда и остановила ее. Она убежала. Уехала на ближайшей электричке в Москву. Потом потребовала, чтобы дачу продали.
Она была уверена, что если еще раз увидит этот проклятый пруд, то непременно бросится в него. Потому что чем дальше, тем меньше оставалось у нее надежды на то, что Ваня вернется.
И он действительно не вернулся. С тех пор она его больше не видела.
— Вот и девочка моя приехала! — довольно произнес Арсений Никитич. — Как же я по тебе соскучился… Как дела?
— Неплохо. Слушай, дед, а ты не хотел бы перебраться к нам? — спросила Валя, привычно чмокнув его в блестящую лысину.
— Зачем это? — насупился Арсений Никитич.
— Возраст твой…
— Самый лучший возраст на свете! — раздраженно произнес дед. — Я умру здесь. Уже недолго осталось.
Сколько Валя себя помнила, он всегда говорил о своей скорой смерти — в конце концов она даже перестала в нее верить.
— Ты опять! — с досадой воскликнула она.
— Нет, это ты опять… Кстати, я вспомнил, о чем хотел тебе сказать в прошлый раз. И не перебивай меня, а то я опять забуду. Я решил оставить тебе эту квартиру. То есть я не то говорю… Я всегда знал, что оставлю ее тебе, но надо же оформить все это каким-то образом, чтобы у тебя потом меньше хлопот было. Я жду нотариуса…
— Зачем мне твоя квартира? — искренне удивилась Валя. — У нас своя неплохая — целых три комнаты.
Недвижимость всегда в цене, — раздраженно произнес Арсений Никитич, опираясь на свою палочку — резной дракон угрожающе скалил зубы. — Тоже мне, бессребреница нашлась… Что ж, вам с Ильей деньги не нужны? Деньги всегда нужны — квартиру можно продать, если что. Хотя нет… — вдруг переполошился дед. — Ни за что не продавай! Пусть она будет только твоя — будет куда уйти, если что.
— Что-о? — вытаращила глаза Валя. — О чем это ты?
— Ну я не знаю, как в дальнейшем сложится твоя жизнь с Ильей. Всякое бывает… Вот Светлана Викторовна — ну, социальный работник, который меня посещает, — рассказала мне недавно ужасную историю. Ее знакомая прожила с мужем двадцать лет, а потом тот ее бросил, женился на молоденькой. И жилплощади ее каким-то образом лишили…
— Дед, ты что, думаешь, Илюшка меня бросит? Боже, что за бред, — застонала Валя, схватившись за голову. — Ладно, черт с тобой, оставляй мне свою квартиру, но не говори глупостей!
— Это не глупости, а правда жизни, — недовольно забубнил Арсений Никитич. — Всякое бывает…
— Пусть знакомая твоей Светланы Викторовны обратится к хорошему адвокату. В конце концов, есть же закон!
— А что, если ты решишь бросить Илью? — вдруг озарила деда очередная идея.
— С какой это стати?
— Ну надоест он тебе. Устанешь ты от его тяжелого характера… А? Разве такого не может быть?
— Не может! — закричала Валя. — С чего он мне надоест, такой хороший? Жила-жила с ним четырнадцать лет, и вдруг здрасте — надоел он мне! Дед, я его люблю, я буду жить с ним до самой смерти. Да, характер у него не сахарный, но где ты сейчас найдешь человека с идеальным характером?
Арсений Никитич задумался.
— Валя…
— Что? — со вздохом спросила она.
— Ты веришь в предчувствия?
— Нет.
— Я, в общем, тоже не верю. Но ты знаешь… — Он вдруг оживился и заерзал в кресле, в котором сидел. — Есть гипотеза, что вся информация от сотворения мира зашифрована в капле воды…
— В одной капле? В какой?
— Да в любой! Вернее, в каждой молекуле воды содержится информация.
Когда Арсений Никитич садился на своего любимого конька, он моментально забывал обо всем прочем.
— Ты, кажется, собирался мне о каких-то предчувствиях рассказать? — напомнила Валя.
— Нет, это ерунда… Я лучше о гипотезе — зарождение жизни на земле, появление человека, войны и падение империй, людские страдания и радости — все-все зашифровано в структуре воды. Она — своего рода матрица. Правда, расшифровать заложенную в ней информацию довольно сложно. Но, я думаю, в ближайшее время ученым удастся справиться с этой задачей.
— Как интересно, — вздохнула Валя. — Вот выпила я стакан воды и… стала умной.
— Напрасно ты иронизируешь, — сурово начал Арсений Никитич, но Валя его перебила:
— Дед, а правда, почему ты не хочешь переехать ко мне?
— Не хочу вас стеснять! — гордо произнес он.
— Ты думаешь, мне удобно пилить к тебе через весь город?
Разве? — искренне удивился тот, но тут же забыл Валин вопрос и снова переключился на любимую тему: — Ты лучше послушай — большая ошибка называть воду просто жидкостью. На самом деле характерное для жидкостей хаотичное движение не проявляется в полной мере у воды. Многие исследователи всякое отклонение от хаоса приписывали ее аномальным свойствам. Большая ошибка! Это ведь все равно что рассматривать действия людей, спешащих в разные стороны по делам (то есть действующих вполне обоснованно и закономерно), как бессмысленную толкотню, движение в которой полностью определяется случайными столкновениями. Вот и получалось по такой аналогии, что вполне закономерно происходящие в воде движения легко принять за случайные. А у нее есть особое состояние — информационно-фазовое! Открытие информационной системы воды — этакой разумной гармонии самых, казалось бы, простых образований из молекул — стало прикосновением к миру первооснов жизни! Вода вдруг оказалась почти готовым биокомпьютером…