– О Господи! – опять сказал де Боно чуть погромче и снова прикрыл глаза.
– Противник потерял почти пятнадцать тысяч убитыми! – воскликнул кто-то
– Шестидесятитысячная армия наголову разбита славными сынами итальянского отечества – фашистами! Прекрасное предзнаменование!
– Вперед, к окончательной победе!
– Выступаем! Выступаем!
Генерал снова открыл глаза.
– Да, – с печалью в голосе согласился он. – Думаю, теперь нам ничего другого не остается.
Третий батальон чернорубашечного полка «Африка» в полном боевом порядке маршировал по песчаному плоскогорью над Колодцами Халди, словно готовясь к смотру. Светлые брезентовые палатки выстроились ровными рядами, вся площадь лагеря была размечена аккуратными линиями, выложенными из белых камней. За двадцать четыре часа под руководством майора Кастелани лагерь принял ухоженный вид постоянного местопребывания. Если бы у майора в распоряжении был еще день-другой, появились бы здесь и дороги, и здания.
Граф Альдо Белли стоял в «роллс-ройсе», который, несмотря на заботы шофера Джузеппе, выглядел весьма печально. Но Джузеппе поставил машину так, что ее изувеченную сторону солдатам не было видно, уцелевший борт он надраил смесью пчелиного воска и метилового спирта, и теперь в солнечных лучах борт сиял как новенький; разбитое ветровое стекло и фары он заменил.
– Солдаты! Сейчас я прочитаю вам послание, которое получил всего час назад, – прокричал граф, и строй заинтересованно пошевелился. – Это личное послание мне от Бенито Муссолини.
– Ду-че, ду-че, ду-че! – скандировал батальон в унисон, как хорошо сыгравшийся оркестр.
Граф поднял руку, призывая к тишине, и приступил к чтению.
– «Сердце мое переполняется гордостью, когда я думаю о боевых свершениях храбрых сынов Италии, детей фашистской революции, солдат моих…»
На этих словах голос графа слегка дрогнул.
Когда чтение было закончено, солдаты разразились восторженными кликами, многие подбрасывали в воздух каски. Граф вышел из «роллс-ройса» и смешался со своими людьми, он плакал, обнимал одного, целовал другого, пожимал руки направо и налево, потом скрестил свои над головой и, потрясая ими на манер чемпиона в спортивном состязании, кричал: «Победа за нами!» и «Лучше смерть, чем бесчестье!», пока не охрип, после чего и был уведен в свою палатку двумя приближенными офицерами.
Стакан граппы быстро восстановил силы графа, и он излил вслух презрение истинного воина на радиограмму генерала де Боно, полученную вместе с хвалебной песней дуче.
Де Боно был встревожен и глубоко опечален, когда обнаружил, что офицер, которого он почитал за никчемного повесу, оказался настоящим сорвиголовой. Но, учитывая личное послание дуче к графу, он не мог, не совершив чудовищной политической бестактности, отозвать его обратно в главную ставку и взять под свое крыло с тем, чтобы впредь не допускать таких сногсшибательных подвигов.
Графу удалось приобрести репутацию самостоятельного командира. Муссолини упрекал де Боно в медлительности, а действия графа расценил как образец преданности долгу и верного служения. Он прямо приказывал генералу оказать графу поддержку при его выдвижении в ущелье Сарди и выделить ему все необходимые подкрепления.
Поэтому де Боно отправил графу длинную радиограмму, в которой призывал его к осторожности и умолял продвигаться вперед не иначе как после тщательной разведки, а также всемерно укрепить фланги и тыл.
Если бы этот совет пришел на сорок восемь часов раньше, Альдо Белли воспринял бы его с превеликим энтузиазмом. Но теперь, после грандиозной победы у Колодцев Халди и поздравительного послания дуче, граф совершенно преобразился. Он почувствовал вкус воинской славы и узнал, как легко она достается. Теперь он знал, что его противник – племя первобытных чернокожих людей в длинных ночных рубашках с музейными раритетами вместо оружия, и стоило его бравым солдатам открыть огонь, как они покорно обратились в бегство и падали, падали…
– Господа, – обратился он к своим офицерам, – сегодня я получил от де Боно шифрованную радиограмму, в которой он сообщает, что итальянская армия выступает в поход. Сегодня в двенадцать часов, – он взглянул на ручные часы, – то есть ровно через двенадцать минут, ее передовые отряды начнут форсировать реку Мареб и выступят на Аддис-Абебу, столицу дикарей. Мы находимся сейчас на самом острие меча истории. Наша слава зреет там, в горах, и я хочу, чтобы третий батальон успел к сбору урожая.
Офицеры издали какие-то вежливые, впрочем невнятные звуки. Их уже начинала тревожить неожиданная перемена в графе. Им хотелось думать, что в его словах больше риторики, нежели истинных намерений.
– Наш уважаемый командир требует от меня особой осторожности при продвижении в ущелье Сарди…
Офицеры дружно заулыбались и усиленно закивали, но граф театрально нахмурил брови, и его голос зазвенел:
– …но я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, чтобы слава прошла мимо нас!
Как деревья содрогаются от первых порывов зимнего ветра, так содрогнулись в замешательстве славные офицеры третьего батальона, и, когда граф запел «Ла Джовинеццу», они присоединились к нему отнюдь не от всего сердца.
* * *
Ли Микаэл дал согласие на то, чтобы один броневик доставил Сару в город Сарди, расположенный в ущелье; там находилась католическая миссия, которую возглавлял пожилой немецкий врач. Пулевое ранение не заживало, жар у Сары не спадал, запах и желтая жидкость, сочившаяся из раны, вызывали у Вики большое беспокойство.
Горючее для автомобилей доставили из Аддис-Абебы по узкоколейной железной дороги до Сарди, откуда по крутым горным тропам его перевозили на мулах и верблюдах. Теперь оно ожидало их в самом начале ущелья, где река Сарди из акациевой рощи вытекала в треугольную долину, которая в самом широком месте достигала двадцати четырех километров, а потом плавно переходила в пустыню. В конце долины река исчезала в сухой земле, и оттуда начиналось ее длинное путешествие к Колодцам Халди, где она снова выбивалась на поверхность.
Ли Микаэл отправился в Сарди на автомобиле Вики: он договорился встретиться там с расом народа галла, чтобы попытаться убедить его скоординировать усилия в борьбе с итальянскими агрессорами. Кроме того, за ним должны были прислать туда самолет и доставить его на берег озера Тана, где намечался большой военный совет с императором во главе.
Перед отъездом он доверительно переговорил с Джейком и Гаретом. Беседовали они на ходу, прогуливаясь по ухабистой дороге, круто взбиравшейся вверх по ущелью вдоль порожистой реки Сарди.
Наконец они остановились, глядя на поток, который низвергался вниз вспененным водопадом. Над ним стоял туман из водяной пыли, окружавшие его скалы поросли зеленым мхом.
– Ну и дорога здесь! Просто крокодилья спина, – сказал Джейк. – Как тут проедет Вики?
– С тех пор как я узнал о броневиках, я поставил здесь на работы тысячу человек. Так что, хотя дорога плохая, но проехать по ней, думаю, можно.
– Хотелось бы верить, – прошептал Гарет. – Из этой миленькой ловушки, в которую мы сами себя загнали, есть только один выход. Если эритрейцы перекроют вход в долину… – Он повернулся и широким жестом обвел долину и горы, лежавшие перед ними, а потом дружески улыбнулся князю: – Вот что, старина Ириска, нас здесь сейчас трое. Давай-ка послушаем, что ты скажешь. Чего именно ты хочешь от нас? Неужели ты надеешься, что мы разобьем эту сволочную итальянскую армию до того, как ты расплатишься с нами?
– Нет, майор Суэйлз. – Князь покачал головой. – Я полагал, что высказался достаточно ясно. Мы здесь для того, чтобы прикрывать армию императора с тыла и с фланга. Мы должны ожидать, что итальянцы попытаются проложить себе путь по ущелью на плоскогорье, к Дэссе и Аддис-Абебе. Остановить их мы не сможем, но сумеем задержать до тех пор, пока на севере не состоится генеральное сражение. Если император победит, итальянцы сами уберутся отсюда, если же потерпит поражение… Что ж, тогда нашей миссии конец.
– И когда император даст генеральное сражение?
– Кто может это знать?
Джейк покачал головой, а Гарет с горестной миной разглядывал окурок, вынутый изо рта.
– Я начинаю думать, что мы продешевили, – сказал он.
Но князь, казалось, не услышал его и продолжал говорить ровно, однако с такой внутренней силой, что невольно приковывал к себе внимание.
– Броневики мы используем здесь, на открытой местности, перед входом в ущелье. Здесь от них будет наибольшая польза, войска моего отца поддержат вас.
Он умолк на минуту, и все трое устремили взгляд на обширный лагерь воинства раса, разбитый в акациевой роще.
Отставшие все еще тянулись от Колодцев по равнине, вьючных верблюдов и всадников окружали беспорядочные толпы пехотинцев.
– Если галла к нам присоединятся, это даст нам еще пять тысяч человек. Тогда всего будет двенадцать тысяч или около того. Я посылал своих разведчиков в расположение итальянцев, и они говорят, что у противника солдат меньше тысячи. Даже принимая во внимание их вооруженность, мы в состоянии удерживать их здесь много дней…
– До тех пор пока они не получат подкрепление, а так оно и будет, или пока их не усилят бронетехникой, а так оно и будет, – сказал Гарет.
– Тогда мы отойдем в ущелье. Отступая, мы будем разрушать дорогу, построенную нами, и оказывать сопротивление повсюду, где представится такая возможность. В этом случае до прибытия в Сарди мы не сможем использовать броневики, но там среди гор есть открытое пространство, где удобно маневрировать. Кроме того, это последнее место, где мы можем успешно преградить итальянцам дорогу.
Они помолчали. До их слуха донесся стук работающего мотора. Они наблюдали, как броневик добрался до ущелья и начал медленно, тыкаясь носом, взбираться вверх со скоростью пешехода, а иногда – если ему приходилось давать задний ход и набирать обороты, чтобы преодолеть какое-нибудь препятствие, – и еще медленнее. Ли Микаэл встряхнулся и глубоко вздохнул, и этот вздох, казалось, отражал глубинную усталость его души.
– Еще одно я хотел сказать вам, джентльмены. Мой отец – воин старомодный. Он не знает, что такое страх, и не представляет себе, что такое современное оружие, не понимает, какой урон оно – особенно пулеметы – способно нанести пехоте. Я полагаюсь на вас и надеюсь, что вам удастся сдержать его пыл.
Джейк вспомнил, как во Франции тела убитых висели на колючей проволоке, словно грязное белье, и его охватил озноб. Больше никто не сказал ни слова, пока броневик с красными крестами не поравнялся с ними.
Из люка показалась голова Вики. Она явно нашла возможность ополоснуться, потому что ее свежевымытые волосы, перехваченные шелковой лентой, так и сияли. Они выгорели на солнце и стали как белое золото, а нежная кожа под тем же солнцем загорела до цвета темного меда. Джейк и Гарет одновременно рванулись вперед – никто из них не хотел оставить другого с Вики ни на минуту.
Но она была с ними резка, потому что думала только о бедной девушке, лежавшей в кабине на импровизированном ложе из одеял и шкур. Вики попрощалась с обоими рассеянно и небрежно, Ли Микаэл забрался в броневик через задние дверцы, и машина снова покатила вперед по крутой дороге в сопровождении эскадрона телохранителей князя, которые, сидя верхом на косматых горных лошадках, больше смахивали на головорезов, обвешанных винтовками, мечами и пулеметными лентами. Они ускакали вслед за автомобилем, и Джейк провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду. Его очень тревожило, что там, в горах, Вики будет одна, и он ничем не сможет ей помочь.
– Давай приходи в себя, – грубо сказал Гарет. – Теперь голова тебе понадобится для эритрейцев.
От начала ущелья до того места, где в чашеобразной долине стоял город Сарди, по прямой было несколько десятков километров, но, поскольку дорога круто карабкалась на высоту в полтора километра, Вики добиралась до города шесть часов.
Люди князя продолжали расчищать дорогу, черные люди в грязных шамма старательно скалывали крутые откосы в узких местах, разбирали завалы камней. Дважды эти люди веревками перетаскивали автомобиль в особо опасных местах, где на тридцать метров ниже дороги ревел горный поток и колеса чуть ли не свисали над страшной пропастью.
Во второй половине дня солнце уже не освещало каменные своды ущелья, и оно погрузилось в тень. Вики дрожала от промозглой сырости, хотя справляться с тяжелой машиной было очень нелегко. Они поднимались все выше, атмосферное давление менялось, и двигатель работал с перебоями. К тому же видимость становилась все хуже. Когда Вики сделала короткую остановку, чтобы размять онемевшие мышцы рук и спины, она обнаружила, что Сару сильно лихорадит, ее кожа стала сухой и горячей, а глаза странно блестели. Вики сократила свой отдых и снова взялась за руль.
Дальше ущелье резко сужалось, от неба оставалась лишь узенькая полоска голубизны, а скалы, казалось, вот-вот сожмут свои челюсти над пыхтевшей из последних сил машиной. Дорога теперь еще круче забирала вверх, хотя круче было уже вроде бы и некуда, большие черные колеса буксовали и вращались вхолостую, из-под них вылетали камни размером с кулак и, как артиллерийские снаряды, обстреливали телохранителей, следовавших за машиной в непосредственной близости.
Потом автомобиль внезапно оказался на перевале и через узкие скалистые ворота выкатил на обширную чашеобразную равнину, со всех сторон окруженную каменными стенами гор. Равнина шириною примерно в тридцать километров была разделена на лоскутки возделываемой земли, то тут, то там виднелись кучки круглых обмазанных глиной и крытых соломой хижин, в которых жили крестьяне. Домашние животные – козы и несколько Молочных коров – паслись в пойме реки Сарди, где росла сочная зеленая трава и где на скалистых берегах были разбросаны густые кедровые рощи.
Город представлял собой скопление кирпичных оштукатуренных и побеленных домов с трубами из рифленого оцинкованного железа, в которых играли, отражаясь, последние лучи солнца, уходившего своей дорогой на запад.
Там, на западе, горы отступали, земля постепенно поднималась еще на шестьсот метров до уровня плоскогорья. Вниз по склону, с крутыми поворотами, спускалась узкоколейная железная дорога, она упиралась в нагромождение скотных дворов и сараев и там заканчивалась.
Католическая миссия находилась западнее города, на пологом склоне. Несколько полуразвалившихся мазаных домишек под железными крышами сгрудились вокруг церкви, выстроенной из того же материала, только она была «недавно побелена. Проезжая мимо открытых дверей церкви, Вики заметила, что, хотя на старых расшатанных скамьях никого нет, на алтаре горят свечи, а в вазах стоят свежие цветы.
Отсутствие прихожан и жалкое состояние миссии свидетельствовали о том огромном влиянии, которое имела здесь коптская христианская церковь. В этих краях не слишком-то приветствовали миссионеров других конфессий, но это не мешало местным жителям обращаться в миссию за медицинской помощью.
Человек пятьдесят больных, подпирая стены, сидели на корточках на длинной веранде, огибавшей все здание больницы, но броневик с Вики за рулем не вызвал у них практически никакого интереса.
Доктор оказался крепко сбитым мужчиной с кривыми короткими ногами, светло-голубыми глазами и толстым загривком. Его серебристо-белые волосы были коротко пострижены. По-английски он не говорил. На Вики только взглянул, невнятно пробурчал что-то и все свое внимание целиком сосредоточил на Саре. Когда двое его помощников осторожно положили Сару на носилки и понесли на веранду, Вики хотела было последовать за ними, но Ли удержал ее.
– Она в хороших руках, а нам надо заниматься своим делом.
Телеграфная контора на железнодорожной станции была заперта, но князь покричал, и на его зов явился начальник станции. Он сразу же узнал Ли Микаэла.
Передача сообщения Вики по телеграфу оказалась долгим и хлопотным делом, почти непосильным для начальника станции, которому нечасто доводилось передавать более дюжины слов за один раз. Работая, он морщил лоб, что-то бормотал себе под нос, и Вики оставалось только спрашивать себя, в каком плачевном виде ее журналистский шедевр ляжет на стол редактора в Нью-Йорке. Князь оставил ее там и в сопровождении своего эскорта направился в официальную правительственную резиденцию, находившуюся за пределами этой большой деревни. Лишь к девяти часам начальник станции закончил работу – всего в репортаже было пять тысяч слов, и Вики вдруг обнаружила, что от усталости ноги у нее подгибаются, а голова словно набита ватой. Она вышла в непроглядную тьму горной ночи. Звезд не было, их закрывал опустившийся на равнину туман, который едва прорезали фары броневика, когда Вики наконец проехала через город и нашла правительственную резиденцию.