Роберт Хайнлайн, Спайдер Робинсон
Настоящая сенсация для любителей фантастики! Никогда не публиковавшийся роман Роберта Хайнлайна, завершенный после его смерти одним из ведущих современных фантастов Спайдером Робинсоном! Здесь есть все то, за что миллионы читателей всего мира любят Грандмастера Фантастики, – фирменные хайнлайновские приключения, неповторимый стиль, ошеломляющий драйв и безграничный полет фантазии. Итак, Вселенная Роберта Хайнлайна вновь открывает нетерпеливым исследователям свои бескрайние просторы!
Впервые на русском языке!
Глава 1
И был тогда во цвете лет
Славный Гарун аль-Рашид.
Альфред, лорд Теннисон.
"Воспоминания о "Тысяче и одной ночи"
Мне казалось, что я жутко хочу жениться. Больше мне ничего не оставалось, и в итоге пришлось свернуть с намеченной дороги и пропилить несколько триллионов километров. Чертову кучу триллионов километров – и вдобавок пришлось потратить на это несколько лет, что, в конечном счете, оказывается гораздо более серьезным расстоянием.
Началось все так.
Мы с Джинни Гамильтон танцевали.
Для меня, само по себе, это было нечто вроде достижения – я родился на Ганимеде, а на Земле на ту пору прожил всего несколько лет. Если вы никогда не испытывали на себе силу притяжения в три раза больше той, которую считаете нормальной, представьте себе, что вы исполняете свой любимый танец при том, что на обоих ваших плечах восседает человек вашего веса, и проделываете вы это на пьедестале, на несколько метров возвышающемся над бетонной площадкой. Переломанные кости, порванные связки и сотрясения мозга – вот несчастья, с которыми вам придется научиться смиряться.
Но некоторые люди, например, по доброй воле играют в водное поло. Мы с Джинни встречались почти год, и танцы были одним из ее любимых развлечений, поэтому я успел не только заставить себя научиться танцевать, но и отчасти в этом преуспел. То есть я даже начал смутно догадываться, как кто-то, обладающий мышцами, скроенными из стали и бесконечного ветра, получает от этого удовольствие.
Но тот вечер был особенным.
Отчасти, я так думаю, из-за обстановки. Выпускной бал – он ведь и должен быть особенным, волшебным. Было еще не поздно, но бальный зал отеля "Ванкувер" был соответствующим образом украшен и освещен, и группа играла отличная, а уж про солистку и говорить нечего. Джинни была самой красивой и самой интересной девушкой, какую мне только доводилось встречать. Мы с ней наконец-то отучились в колледже первой ступени, носившем имя Ферми – это в городе Суррей, в Британской Колумбии. Выпуск 2286 года (по восстановленному григорианскому календарю) – вперед, лептоны! Осенью мы с ней должны были вместе поступить в университет в Стоун-Брукс – это на другом краю Америки. Ну, в смысле, если бы мне назначили стипендию. А пока что мы были молодые, здоровые и гетеросексуальные. Звучала песня, которая мне страшно нравится, – старинная баллада под названием "На пути к звездам". У меня, стоит мне ее услышать, сразу ком в горле встает, потому что это была одна из любимых песен моего отца.
Для того оторвали мы взгляд от Земли,
Чтобы к звездам отправиться в путь.
Притяженье Земли одолеть мы смогли,
Чтобы к звездам отправиться в путь.
Дух бессмертный и вечный, и смертная плоть
Не со звезд ли пришли к нам с тобой?
У любого спроси: "Где, скажи мне, Господь?"
И на звезды укажет любой.
Но ничто из всего этого не может объяснить, как Джинни танцевала в тот вечер. Я знал, что она отлично танцует, но в тот вечер ее словно бы околдовал призрак Джиллис. Нет, она танцевала не совсем так, как Джиллис хотя та явно ее вдохновляла. Джинни откалывала такие потрясающие па, что я только диву давался. Она выделывала такие комбинации фигур, что стала привлекать внимание остальных, хотя на танцполе было полным-полно ребят. Ее длинные рыжие волосы развевались, словно плащ тореадора, и какое-то время я просто таращился на нее, будто загипнотизированный бык. А потом она встретилась со мной взглядом, и ее глаза
Долог путь до сияющих звезд.
Каждый атом рожден в их глубинах.
Долог путь до сияющих звезд.
Озарен ими космос пустынный.
Свет звезды, дальний свет
К нам летит много лет…
В голове у меня вертелось несколько наполовину существующих, наполовину выдуманных танцевальных шагов, насчет которых я даже не был уверен, возможно ли их выполнить в условиях притяжения силой в один G. Я бы ни за что не рискнул по-настоящему попробовать сделать такие шаги с партнершей при любой силе притяжения. Терпеть не могу выглядеть несуразно. Но Джинни выгнула дугой брови – дескать, что там у тебя на уме? – и я глазом моргнуть не успел, как отколол одно из этих па. А уж Джинни никак не могла знать, что она должна была делать в ответ. Но только что-то она все же сделала, и ей это удалось – и получилось даже лучше, чем то, что я себе представлял. И мало того, что мы с ней в итоге сорвали аплодисменты – вышло так, что от этого па оказалось довольно легко и просто перейти к следующей из моих безумных идей, и эта идея тоже осуществилась, и Джинни сама кое-что придумала…
Мы полетели.
Нам не вечно дремать в колыбели земной,
Повзрослев, доберемся до звезд.
В этом дальнем пути буду рядом с тобой.
Смерть поправ, доберемся до звезд.
Возвращенье к истокам нам станет судьбой -
Наши пращуры родом со звезд.
Рассказывать о танце так же глупо, как пытаться выразить танцем архитектуру. Не знаю, какими словами лучше передать то, как мы танцевали в тот вечер и что такого особенного было в нашем танце. С трудом представляю себе, как это у нас получилось. Скажу только, что, когда музыка наконец стихла и мы завершили наш танец крепкими объятиями, мы сорвали настоящую овацию. Наверное, в тот миг впервые с тех пор, как я прибыл на Землю, я не чувствовал себя тяжеленным, слабым и хрупким. Я чувствовал себя сильным… изящным… мужественным…
– После такого танца, Стинки[1], пара просто обязана пожениться, – прозвучал голос Джинни примерно в двух сотнях миллиметров ниже моего уха.
Я почувствовал себя четырнадцатилетним сосунком.
– Черт, Джинни… – проговорил я и отстранился от нее.
Я взял ее за руки и попытался превратить происходящее между нами в фигуру танца, но Джинни не позволила мне это сделать. Вместо этого она присела в реверансе, одарила меня поцелуем, крутанулась на каблуках и под бурные аплодисменты стремительно направилась к выходу из зала.
Я побежал за ней. Аплодисменты зазвучали громче.
Джинни была ростом в сто семьдесят восемь сантиметров, что для землянки не так уж и много, а я был двухметровым жердяем с Ганимеда, и следовательно, ноги у Джинни были покороче моих. Но зато она с рождения привыкла к силе притяжения в один G – более того, она привыкла заниматься спортом при такой силе притяжения. Я догнал ее только на автостоянке, да и то лишь потому, что она сама решила позволить мне догнать ее.
В общем у нас обоих было время продумать свою линию поведения.
Джинни начала вот с чего:
– Джоэль Джонстон, если ты не хочешь на мне жениться…
– Джинни, ты прекрасно знаешь, что я собираюсь на тебе жениться…
– Через пять гадских лет! Боже, Стинки, да ведь я же к этому времени стану дряхлой старухой!
– Скинни[2], ты никогда не станешь старухой! – возразил я, и это заставило ее на секунду замолчать. Бывает, мне приходят в голову такие вот удачные мысли. Правда, нечасто такое случается. – Послушай, не надо так. Прямо сейчас я не могу на тебе жениться. Ты знаешь, что не могу.
– Я ничего такого не знаю. Знаю, что ты не сделаешь этого. Вот только не пойму, что тебе мешает. Тебе даже не нужно переживать насчет согласия родителей.
– При чем тут это? Тебе насчет этого тоже переживать не нужно. Да мы бы и не позволили родителям нам помешать, если бы захотели пожениться.
– Вот видишь? Я была права. Ты не хочешь!
Я начал волноваться. Джинни всегда казалась мне необычайно здравомыслящей – насколько девушка может быть здравомыслящей. Уж не грянула ли одна из гормональных бурь, про которые я кое-что читал? Я искренне надеялся, что нет, потому что все авторитеты в этой области утверждали, что при такой погоде мужчине остается только покрепче привязаться канатом к мачте и молиться. Я предпринял последнюю упрямую попытку плеснуть немного логики в разбушевавшиеся воды.
– Джинни, пожалуйста, – будь благоразумна! Я не позволю тебе выйти замуж за безработного недоучку, даже если он – это я!
– Но…
– Я собираюсь стать композитором. Ты знаешь об этом. Это значит, что у меня уйдет по меньшей мере несколько лет, чтобы хотя бы начать утверждаться. Ты знала об этом, когда мы начали встречаться. Если – я повторяю: "если" все быки, которых я принес в жертву Зевсу, будут приняты и я действительно получу стипендию имени Калликанзароса, следующие четыре года мне суждено будет радоваться супчику из пакетиков и пустому холодильнику. Я буду так беден, что даже кошку прокормить не смогу. Если – повторяю: "если" я окажусь таким талантливым, каким себя считаю, и если мне повезет больше, чем везет обычно, я окажусь по другую сторону этих испытаний в таком положении, которое может позволить мне через год-другой предложить тебе что-нибудь более достойное, чем половина жалкого номера в мотеле. Пока же тебе самой надо волноваться о собственной стипендии и дипломе юриста, чтобы как только моя музыка начнет приносить серьезные деньги, никто не сумел их у нас отобрать.
– Стинки, ты думаешь, меня интересуют деньги!
Последнее слово она произнесла так, словно оно было синонимом протухших какашек.
Я вздохнул. Ну точно – гормональная буря.
– Перезагрузись, и начнем сначала. Зачем люди женятся?
– Какой романтический вопрос!
Она отвернулась и направилась к своей машине. Я не тронулся с места.
– Хватит кипятиться. И серьезно. Почему бы нам просто не жить вместе, если мы хотим, чтобы все было романтично? Для чего нужен брак?
Машина сообщила Джинни, что она идет не в ту сторону, и она, сменив направление, прошагала мимо меня к тому месту, откуда доносился голос машины и где мигал маячок.
– Для того, чтобы иметь детей, естественно.
Я пошел за ней.
– Пять баллов. Брак нужен для того, чтобы плодить веселых детишек, потом растить из них преуспевающих хищников, а потом восторгаться ими до тех пор, пока они не подрастут и не наградят тебя внуками, которых затем можно будет баловать.
Джинни добралась до своей машины, проверила ее на безопасность и открыла дверь.
– Мое оборудование для производства детей в наилучшей форме именно сейчас, – объявила она и уселась в машину. – Каждую минуту оно будет работать все хуже и хуже.
Она закрыла дверь – правда, закрыла тихо, не хлопнула.
Я сел с другой стороны и пристегнулся.
– Для того чтобы ухудшение стало заметным, должно пройти несколько десятков лет, – благоразумно заметил я. – Возможно, твоя аппаратура для производства детишек и вправду сегодня пребывает в оптимальной форме – но вот мой агрегат для выращивания и воспитания детей пока даже не работает.
– И что?
– Джинни, ты что, всерьез предлагаешь вырастить нашего необыкновенного и одаренного ребенка в кредит?
Мы оба питали необычайное отвращение к долгам. Сироты большую часть своего детства кому-то что-то должны – и этот долг невозможно вернуть.
– По-моему, тут никто никому серьезных предложений не делает, – язвительно выговорила Джинни.
Похоже, разгулялся гормональный ураган. Давным-давно все ураганы называли женскими именами. На Ганимеде женскими именами до сих пор называли все землетрясения.
– Послушай…
Она слушать не стала.
– "Сильвер"[3], домой. Торопиться не надо.
Машина ответила:
– Хорошо, Джинни, – и ожила, готовясь к старту. Как всегда, я гадал, почему она так назвала машину.
Уж если выбирать вещество, почему не выбрать водород? В протоколе адреса я не заметил никаких изменений. Несмотря на низкий приоритет, долго ждать нам не пришлось, поскольку пока больше никто не ушел с выпускного бала, а до часа пик было еще далеко; "Сильвер" почти сразу поднялся над стоянкой и вошёл в систему почти что как по маслу. Было не поздно, и большая часть транспорта летела в противоположном направлении, к центру Ванкувера. Как только машина набрала скорость, Джинни затемнила окна, повернула свое сиденье ко мне и сложила руки на груди. Уверен, по чистой случайности мое внимание привлекло то, что находилось чуть выше ее рук. Я тоже верю в Зубную Фею[4].
– Извини, я тебя прервала, – сказала Джинни.
Она выглядела просто потрясающе. Ее бальное платье скорее было похоже на волшебные чары, чем на одежду. И мягкий теплый свет в салоне машины ей был очень к лицу. Ясное дело – ведь это была ее машина.
Вот черт! Мне хотелось жениться на ней почти так отчаянно, как ей хотелось выйти за меня замуж. Я смотрел на нее – и задыхался от страсти. Всем сердцем и не впервые мне захотелось, чтобы мы сумели вернуться в то время, когда неженатые пары могли открыто жить вместе. Говорили, будто бы в то время было невозможно стабильное общество. Но даже если те, кто утверждал подобное, были правы на все сто, что такого распрекрасного в этом самом стабильном обществе?
Мой папа, бывало, говорил: "Джоэль, никогда не упускай шанса заткнуться". Что ж, некоторые люди учатся чему-то, слушая других, другие читают, а третьи наблюдают и анализируют – а кое-кому просто приходится время от времени писать на ограду, по которой пропущен электрический ток.
– Джинни, ты же знаешь, когда речь заходит о долгах, я превращаюсь в отсталого колониста.
– Ты прекрасно знаешь, что я к этому отношусь точно так же!
Я часто заморгал.
– Это верно. Мы об этом не раз толковали. Мне плевать, кто что говорит; становиться беззубым рабом чего-то настолько сострадательного и милосердного, как банк, просто неразумно.
– Совершенно с тобой согласна.
Я развел руками.
– Тогда что не так? Для того чтобы вырастить ребенка, нужны деньги – толстые пачки, целые ящики денег. У меня их нет. Заработать их я не в состоянии. Брать в долг не стану. А украсть храбрости не хватит.
Она отвела взгляд.
– Это не все способы добывания денег, – негромко пробормотала она.