Наступило раннее утро двадцать шестого августа, но по-прежнему французы не подходили ближе, хотя разведчики сообщали, что они уже совсем недалеко.
В английской армии была отслужена месса, после чего оставалось только одно — ждать.
Принц Эдуард не один раз примерял черные доспехи, которыми очень гордился, потому что ни у кого больше таких не было. Его отца, однако, беспокоило, что из-за них сын будет выделяться среди остальных рыцарей, и когда противник узнает, кто скрывается под ними, то, несомненно, устроит охоту на него.
— Но я хочу, чтобы меня узнали! — возражал принц Эдуард. — Я не страшусь врагов и сумею дать отпор. Я презирал бы себя, если бы пожелал быть неузнанным.
Что мог ответить король? Им владели два чувства — страх за сына и гордость за него. Но лучше сын мертвый, чем сын недостойный.
Шотландский король Роберт Брюс всегда шел в бой с золотым кольцом на шлеме, чтобы все знали, кто он такой. Дед короля Эдуарда тоже всячески подчеркивал свой огромный рост, не таясь от противника на поле битвы. Так что принц Эдуард лишь следует примеру великих воинов, и пусть будет так, он будет назван Черный Принц Уэльский и прославит это прозвище!..
Лишь к середине дня французская армия приблизилась к английскому лагерю. И вот противники стоят лицом к лицу.
Час битвы наступил.
Французские военачальники считали, что бой должен быть отложен до следующего дня, потому что солдаты еще не отдохнули после длительного перехода, но брат короля Филиппа отбросил все советы и велел начинать сражение, в исходе которого у него не было сомнений. Чем быстрее наступит час победы, тем лучше, говорил он…
Уже несколько часов не угасает битва, преимущество то на одной стороне, то на другой, но французы сильнее, и, если бы не искусство и упорство английских лучников, победа давно оказалась бы на стороне Франции.
Солнце палит вовсю, но внезапно над полем нависает огромная туча, и начинается гроза. Потемневшее небо прорезают острые молнии, гремит гром, дождь льет, как из ведра.
Место, выбранное королем Эдуардом для его армии, помогало сдерживать значительно превосходящие силы противника и вести, по сути, оборонительный бой, изматывая наступающих и нанося им значительный урон.
Внезапно, когда гроза была уже на исходе, откуда ни возьмись появилась огромная стая ворон и с оглушительным карканьем нависла над французским войском. Это было страшное зрелище. Французы были ошеломлены происходящим, оно внесло смятение в их ряды.
Король Эдуард зычно закричал:
— Воины! Вы видите пророческий знак! Он предсказывает поражение врагам! Само небо на нашей стороне, победа не за горами!
Гроза прекратилась так же неожиданно, как началась, и солнце засияло с еще большей силой. Сейчас оно светило французам в глаза, что давало дополнительное преимущество англичанам.
Принц Эдуард, выделявшийся среди всех черными доспехами, был постоянно в гуще схватки. То и дело его пытались окружить враги, чтобы взять в плен или даже убить, потому что знали, кто этот стройный черный рыцарь, который бьется с завидным юношеским пылом и немалым умением. Но каждый раз молодой принц ускользал от противников благодаря своей сноровке, а также помощи соратников, главным среди которых был Джон Чандос, не спускавший глаз с молодого друга, когда это ему удавалось.
Вечерело, но бой не стихал. Казалось, никто не чувствует ни малейшей усталости. И принц Эдуард тоже. Вдруг он оказался на земле: его коня ранили, и всадник очутился под упавшим животным.
— Это сын короля Эдуарда! — услышал он крики французов.
— Черный Принц!
— Хватайте принца!
Каждый из окруживших его французов хотел, чтобы именно ему досталась честь взять в плен наследника английского престола, и в начавшейся свалке принц выбрался из-под коня и сам атаковал противников, намереваясь сопротивляться до последнего.
К Эдуарду прибежал один из его приближенных:
— Милорд! Милорд! У принца дела плохи!
— Он мертв? — тихо спросил король.
— О нет, милорд. Но ему нужна помощь… Прямо сейчас… Его окружили!
— Сэр Томас, — ответил король придворному, — пока мой сын жив и у него есть силы, он будет сражаться. И станет достойным золотых шпор рыцаря, которые я надел на его башмаки. Пускай этот день станет днем его славы. Если же нет…
Король опустил голову, и придворный, поняв, что тот больше ничего не скажет, ринулся в бой.
«Что, если мальчика убьют или возьмут в плен? — бились мысли в голове короля. — Что я скажу его матери? Как посмотрю ей в глаза? А ведь она может спросить: отчего ты не спас сына, хотя имел возможность сделать это? И что я отвечу? Хотел, чтобы он стал настоящим воином, почувствовал себя мужчиной, которому будет стыдно перед самим собой, потому что он обошелся без помощи отца…. Но поймет ли Филиппа мои слова? Утешат ли они ее?.. А меня? Меня утешат?..»
— О Бог войны, — молил он, — сделай так, чтобы мальчик остался в живых и стал достоин золотых шпор!..
* * *
К счастью, Джон Чандос был настороже. Он вовремя подоспел с воинами и оттеснил французских солдат от принца, защищавшегося из последних сил. Француз, которому надоели попытки взять принца живым и он уже занес боевой топор, чтобы нанести решающий удар, был убит, остальные разбежались.
— О Джон!.. — воскликнул принц Эдуард, с трудом переводя дыхание. — Вы здесь? Вы…
— Скорей на коня, милорд, — сказал тот, не желая выслушивать слова благодарности. — Враг уже дрогнул. Мы должны преследовать его… Вперед!
Как хорошо снова ощутить под собой седло! Как хорошо видеть закатное солнце, чувствовать тепло его лучей, запах освеженной дождем травы!..
— Я никогда не забуду этот день, Джон, — проговорил Эдуард.
— Никто из нас никогда не забудет день битвы при Креси, милорд, — услышал он в ответ.
* * *
Французы, можно считать, уже потерпели поражение: они понесли огромные потери, но не сумели сдвинуть с места армию противника. Однако они никак не хотели примириться с произошедшим и вновь и вновь бросались в атаку. Их король был ранен, но не желал покидать поле боя и сделал это, только уступая настояниям и мольбам ближайших друзей. Да, говорили они ему, мы проиграли битву, сир, но одна битва еще не вся война, которая впереди… А ему следует выйти из боя, убеждали они, уступить победу англичанам, чтобы залечить раны и, собравшись с силами, победить их и окончательно изгнать из Франции.
Так говорили друзья и соратники, и король Филипп не мог не согласиться с ними. Он приказал отступить.
Победа, как это ни странно при таком соотношении сил, осталась за англичанами. Король Эдуард ликовал, понимая, что произошло чудо.
— Сколько будут жить люди, — говорил он, — им не забыть битву при Креси!
Повернувшись к сыну, стоявшему подле него в черных доспехах, он обнял его и произнес звонким голосом:
— Ты мой истинный сын! Сегодня ты родился заново, родился для того, чтобы стать королем, ибо достоин им быть!
Принц взволнованно отвечал, что обязан жизнью многим людям, которых благодарит, и что все они заслуживают самых высоких почестей и похвал.
Это вызвало одобрение присутствующих, они единодушно вознесли ему хвалу за храбрость, сочетающуюся со скромностью, и заверили, что отныне славная победа при Креси будет навсегда связана с именем Черного Принца.
Глава 14
БЛЕСТЯЩАЯ ПОБЕДА ПРИ НЕВИЛЛ-КРОССЕ
Филиппа узнала подробности о победе при Креси из сообщений самого Эдуарда, который с гордостью писал о выдающейся храбрости сына и что, невзирая на его молодость, многие воины готовы уже сейчас считать юношу военачальником. Не утаил король и самого страшного — поведал об опасности, которой тот подвергся в бою. Читая эти строки, Филиппа содрогнулась от ужаса.
— О Боже, — молила она, — сделай так, чтобы война окончилась на этом! Пусть все они вернутся домой!..
Но она чувствовала, понимала — это далеко не конец, а только лишь начало новой, большой и кровопролитной войны и что еще не один раз дорогие ей люди будут лицом к лицу встречаться со смертью, которой не страшатся, но которая тем не менее может настичь их в любой момент. Конечно, она станет молить Господа, чтобы сохранил им жизнь, но всегда ли Он ответит на ее молитвы? И как же ей, жене и матери, перенести все страхи и тяготы?.. И эту страшную неизвестность?..
Ей не слишком долго пришлось вволю отдаваться горьким мыслям о том, что произошло и происходит сейчас во Франции, потому что события, разворачивающиеся в Англии, потребовали к себе ее внимания.
Началось с того, что к ней во дворец прибыл молодой граф Кент, весьма взволнованный и возбужденный.
Новости, которые он сообщил, были в самом деле тревожными.
— Шотландцы во главе с королем Давидом, — сказал он, — перешли границу и повели наступление в глубь страны!
— Значит, еще одна война! — воскликнула Филиппа. — Что же нам делать?
Она была временным правителем королевства при малолетнем сыне Лайонеле, а граф Кент — ее соправителем, поэтому решение принимать им обоим.
— Что же делать? — повторила она.
— Во всяком случае, не терять времени, — отвечал Кент. — Французский король после поражения при Креси наверняка обратит внимание и надежды на Шотландию и попытается атаковать нас ее руками. Тем более что король Давид пляшет под его дудку… Думаю, необходимо немедленно отправить столько солдат, сколько наберем, на север. Я возглавлю войско и буду сообщать вам, как идут дела.
— Не нужно мне ничего сообщать, — сказала Филиппа. — Я поеду с вами.
Граф Кент воззрился на нее в удивлении, но она продолжила:
— Когда король отправлялся в Шотландию, я бывала рядом с ним. Я знаю, что такое война, и ненавижу ее всей душой, но не боюсь… Увы, короля сейчас нет с нами, и, значит, я должна занять его место. Хотя бы быть вместе с его солдатами, с моими солдатами. О нет, я не питаю надежд, что смогу так же вдохновлять людей на бой, как он, но хочу думать, им не будет неприятно видеть меня рядом…
Граф Кент не мог не согласиться.
Когда король Давид услышал, что родственница его жены, королева Филиппа, собралась на войну, веселью его не было предела.
— Ох и забавно будет! — во всеуслышание потешался он. — Вот повеселимся! Приятно встретить эту вечно беременную леди на поле боя. — Потом он сделался серьезным. — Победить армию, во главе которой женщина, не стоит труда, — говорил он. — Ничто меня не остановит на моем пути к югу, пока я не упрусь в ворота Вестминстера!
Он предвкушал скорую и легкую победу. Считал, что наступил час расплаты за все, что причинил ему брат жены, король Эдуард: за то, что поддержал его врага — Бейлиола, за вынужденное долгое изгнание, за все унижения… За нелюбимую жену, наконец…
Интересно, что скажет Эдуард, когда шотландские войска войдут в Лондон? Хорошенькую новость узнает он, воюя во Франции за королевский трон! Не только французскую корону не получит, но и английскую потеряет!..
Король Давид был полон самых радужных мстительных надежд и с еще большим рвением отдавался любовным утехам с наперсницами, которые сопровождали его в походе.
А жена Джоанна, как и все эти годы, жила в тисках страхов и колебаний. Противоречивость чувств угнетала ее. Она по-прежнему любила брата, короля Англии, но не могла не видеть, как много плохого сделал тот для ее новой страны, для народа, который она успела полюбить. Эта двойственность была болезненней всего. Куда меньше трогали взаимоотношения с мужем: она не полюбила его с самого начала, и любовь к нему так и не пришла. Ее мало волновали его измены, которые он не только не скрывал, но явно бравировал ими, полагая, что таким образом мстит ее брату Эдуарду. Куда больше беспокоила ее война с Англией и этот затеянный Давидом поход на Лондон.
— Может быть, — говорил он ей, посмеиваясь, — я возьму и тебя с собой в ваш Лондон. Ты ведь давно там не была, не так ли? Вспомнишь детство, дорогого братца и мать, убившую твоего отца.
— Сначала тебе придется выиграть не одну битву, — отвечала она, стараясь сохранять хладнокровие, что ей, к счастью, удавалось.
— О, конечно! Воображаешь, даже надеешься, что кто-то остановит меня. Так вот что я скажу тебе: твой благородный брат увяз по уши во Франции, чей король мой друг. Всегда был другом. Еще когда мы так прекрасно жили в его замке Гейяр. Помнишь?
Она молча отвернулась от него и направилась к выходу. Он заорал ей вслед:
— Это конец твоему Эдуарду! И окончательное поражение Англии! Навсегда! Даже мой отец не сумел сделать того, что вскоре сделаю я! Час пробил, слышишь?.. Час пробил!
— Не будь так самоуверен, Давид, — бросила она через плечо и вышла.
— Проклятая англичанка! — пробормотал он.
Король Давид собрал трехтысячный отряд кавалерии и около тридцати тысяч пеших воинов, большинство из которых никогда не воевали. В распоряжении пехоты было некоторое количество крепких низкорослых лошадок, но всадниками этих людей нельзя было назвать.
Уильям Дуглас, один из его военачальников, предупредил Давида, что откладывать поход нельзя, коли он вообще задуман: лето на исходе, и, если дело затянется и наступит зима, воевать будет трудней.
— Обещаю тебе, Дуглас, — отвечал король, — наш поход не будет долгим. Еще до зимы я окажусь в Лондоне.
Тот покачал головой.
— Вы не ожидаете никакого сопротивления, милорд? У англичан еще есть кому воевать.
— Чепуха! Все они вместе с королем ведут безнадежную войну во Франции.
— Но вы слышали о битве при Креси?
— Дорогой Дуглас, если кто-нибудь еще хоть раз вспомнит при мне о Креси, ей-Богу, я велю отрубить ему голову!
Тот молча поклонился и ушел. Ему было чем заняться перед походом, который он не одобрял, так как не считал шотландскую армию достаточно подготовленной, но изменить ничего не мог: король так решил, и король был уже давно не мальчик. Как все-таки отличается сын от отца, с горечью думал Уильям Дуглас. Кто мог предположить, что у великого Роберта Брюса вырастет такой ничтожный сын — хвастун и распутник? Но — король, которому должно повиноваться…
Через неделю шотландская армия перешла границу с Англией и двинулась на юг, разоряя, грабя и сжигая все на пути. Дикие горцы не чтили даже храмов и монастырей, изгоняя оттуда священников и монахов, превращая постройки в руины. Напутствуемые проклятиями страждущих и обездоленных, они продолжали поход по Англии.
Некоторых шотландских воинов это угнетало и даже пугало, но король Давид только посмеивался над сыпавшимися на его войско проклятиями и предсказаниями всевозможных бед и разрешал солдатам делать все, что им заблагорассудится.
Мы — люди войны, говорил он, а не святые. Исход битвы должен быть в руках решительных и жестоких людей.
Филиппа, посоветовавшись с графом Кентом, решила послать навстречу наступающим шотландцам войско, которое было недавно набрано по повелению короля Эдуарда для отправки к нему во Францию, где тот вознамерился начать осаду города Кале. Эдуарду придется подождать: он воюет на чужой земле, а здесь появилась угроза земле собственной.
Английская армия двинулась навстречу Давиду.
В тех местах, по которым продолжали продвигаться шотландцы, сопротивление англичан становилось ожесточеннее с каждым днем. Владельцы северных графств, Невилл и Перси, быстро собрали ополчение, а когда подошла армия во главе с Филиппой, влились в ее ряды. Вместе они уже составили значительную силу, достаточно обученную и послушную военачальникам.
Шотландские же воины, не уступая англичанам в мужестве и упорстве, были расхлябаны, не привыкли, а вернее, давно отвыкли слушать приказы и выполнять их. И были наскоро, плохо обучены.
Когда армия достигла Дарема, Филиппа обратилась к воинам. Она сказала, что король мог бы только гордиться теми, кто собрался сейчас под его знаменами.