Любой на его месте вышвырнул бы меня, еще тогда, когда я продала бриллианты… А он меня терпел бог знает сколько. Зачем? Зачем?! Любил?! А я его?..
Любила ли я его хоть когда-то? Нет? Никогда? Почему же мне теперь стало плохо, когда я услышала про любовницу?"
Она ничего не могла понять. Подняла глаза на Юру, тот сидел молча, как-то странно глядя на нее.
— Я что, думала вслух? — спросила она.
— Нет, у тебя просто было такое лицо…
— Какое?
— Не знаю… Нездешнее.
— К сожалению, я здесь, и никуда отсюда не Денешься… — вздохнула она. — Ну, и что теперь делать? Ты расскажешь милиции про эту женщину?
— А ты как считаешь?
— Надо рассказать.
— Надо? — Он как будто встревожился. — Может, сама расскажешь? Только на меня не ссылайся, пожалуйста… У меня диплом горит, я не могу время терять…
— А я тут при чем? Я же ее не видела. Сам расскажешь.
— А как мне с ними связаться?
— Не знаю. Неужели еще не допрашивали соседей?
— А что, должны допрашивать? — удивился Юра.
— Кажется, должны. Кто-то ведь мог увидеть убийцу… А вчера эта женщина здесь не была?
— Я отвечаю только за тот единственный раз, больше я ее не видел.
— Но Игорь ждал ее? Как тебе показалось?
— Да, наверное, ждал. Впустил в дом без всяких вопросов.
— А она звонила обычно или как-то особенно?
— Да нет, один звонок, и все… А почему ты спрашиваешь?
Конечно, Анжелика не собиралась объяснять ему, что на тот же один звонок Игорь не открыл дверь Саше и Лене, и перевела разговор:
— Ты у нас никогда не был?
— Нет, — он оглядел кухню, спросил:
— Недавно сделали ремонт?
— Давно, — она махнула рукой. — Хочешь, покажу комнату, где его убили?
Он хотел, и она провела его, показала. Сосед смотрел растерянно, как-то по-детски оттопырив губы. После паузы вздохнул:
— Ужасно все это.
— Ну, ты еще его не видел, — заметила она. — Знаешь, это было самое страшное в моей жизни.
Уехала из дома часов в девять, все было так мирно, так обычно.. Он смотрел телевизор, только что поужинали.. И вот возвращаюсь — мертвый.
Тот молча кивнул, оглядел комнату. Анжелика подошла к столику, взяла переполненную пепельницу, сказала:
— Мне кажется, отсюда что-то пропало, только я не могу понять что.
Она смахнула пепел со столешницы, подняла глаза и увидела, что Юра смотрит на нее неподвижным тяжелым взглядом Испуганно спросила:
— Ты что?
Не дождавшись ответа, повторила:
— Да что случилось? Привидение увидел?
Он наконец ожил, расклеил губы, пробормотал:
— Здесь душно.
В комнате вовсе не было душно, недавно было открыто окно, и Анжелика ему не поверила. "Что он увидел? — спросила она себя. — А он что-то увидел. Черт возьми, что он видит, чего не вижу я?!
Псих ненормальный! Лягучашьи глаза! Снова на меня уставился!" И решительно сказала:
— Знаешь, уже поздно, то есть рано. Мне спать хочется.
— Да, я пойду, — теперь он стал немного похож на человека, но глаза старался прятать. — Мать, наверное, скоро встанет.
— Маме передай привет, — она выпроводила его и заперла дверь. Этот визит оставил у нее сложные ощущения — удивление, раздражение, досаду. Прошла в комнату, погасила свет. Совсем рассвело, все предметы были отчетливо видны. Она закрыла глаза, постояла так с минуту, потом резко открыла их. Она не ошибалась — в комнате чего-то не хватало.
«Часы встали, — подумала она, взглянув на стеллаж. — Показывают дурацкое время. Не буду их заводить. Назло. Они мне не нравятся. Отдам Саше, вроде он их когда-то одобрил». Какое-то воспоминание скользнуло и оставило после себя только слабый трепет, волнение, и она поняла — это что-то важное, необходимое, но что… И вдруг поняла.
«Часы! Точно — часы! Они же стояли на такой вот квадратной малахитовой подставке, страшно тяжелой и безвкусной! А теперь ее нет! Точно — часы стоят прямо на полке…» Девушка бросилась к стеллажу, приподняла часы, как будто подставка могла где-то затеряться. Потом обшарила все остальные полки, подставила стул, заглянула наверх, и с каждым движением убеждалась — подставки в комнате больше нет. Кто-то ее унес.
Она опустилась в кресло, тупо глядя на пепельницу, из которой так и не вытряхнула окурки. «Подставка… Никакой ценности не имеет. Хоть и малахитовая, но грош ей цена. Тяжелая и совершенно ненужная. Без нее часы даже лучше смотрятся. Как я сразу не заметила? Да я вообще старалась не обращать внимания на это убожество!»
Анжелика бросилась к телефону, подняла трубку и с грохотом положила ее на место. Потом, решившись, снова сняла и набрала номер. Ей ответили не скоро. В трубке раздался заспанный голос Лены:
— Да?
— Это я, — Анжелика уже приготовилась отмести все возражения по поводу раннего, да и вообще, небезопасного звонка, но Лена неожиданно терпимо отнеслась к ней, только спросила:
— Случилось что?
— Да. Я кое-что нашла, то есть потеряла…
В трубке послышался другой голос — Саша спрашивал жену: «Что нужно этой дуре в такое время?!» Анжелика с досадой ответила ей:
— Скажи, чтобы придержал язык, сам дурак.
— Да что такое? — окончательно испугалась Лена. — Что-то серьезное? Отвяжись! — Это явно относилось к Саше.
Анжелика осторожно сказала:
— Помнишь, я заметила, что в комнате чего-то не хватает?
Ответом было напряженное молчание, в котором можно было различить дыхание Лены.
— Так вот, я поняла, чего нет. Это так нелепо, что я ничего не понимаю. Пропала малахитовая подставочка для часов, не знаю, помнишь ты ее или нет?
— Нет… — деревянным голосом ответила та. — Какая подставочка?
— Часы, часы стояли на малахитовой подставочке, — торопливо объясняла Анжелика. — Уродливые часы под старину, они и теперь здесь. А подставочка пропала. Она была не приклеена, понимаешь? Вот кто-то ее и унес. Не вы?
— Не мы, — так же заторможенно ответила Лена. Рядом с ней снова завозился Саша, видимо, он опасался, что разговор коснется опасных тем и хотел вырвать у жены трубку, но та не давала.
— Да скажи ты ему, пусть не играет в сыщиков и воров, — закричала Анжелика. — Скажи, что ты об этом думаешь?
— Не знаю.
— Я тоже не знаю, кому была нужна эта каменная чепуха! Но ее украли.
— Мы ничего не унесли, — ответила Лена. — Мы растерялись.
— Слушай, еще вопрос! — вспомнила Анжелика. — Когда вы вошли, свет в комнате горел?
— Нет, — сразу ответила Лена. — Во всех окнах было темно. Мы потому и вошли.
— Ясно.
— Что ясно? — Голос ее собеседницы высоко и истерично зазвенел.
— Да ничего не ясно, — вздохнула девушка. — Просто в первые два раза свет у него был, а в третий — нет Не в темноте же его… Значит, когда тот уходил, он погасил свет.
Лена в ответ промолчала.
— Зачем погасил? — Анжелика спрашивала скорее саму себя. — Из аккуратности? Решил сэкономить электричество?
— Может, чтобы внимания не привлекать, — замогильно откликнулась Лена.
— Чье внимание?
— Соседей. Наше внимание. Чтобы мы не зашли на огонек, чтобы никто не зашел, чтобы тело попозже обнаружили… Ну, или просто так погасил свет. Я бы тоже погасила.
— Ты тут при чем?
— Я всегда гашу свет за собой. — Лена как-то неестественно рассмеялась, и только теперь Анжелика отметила всю странность ее голоса, он был почти неузнаваем.
— Лен, что с тобой?
— Я пьяная…
— А Сашка?
— Он — нет.
— Как же он тебе разрешил напиться? — растерялась Анжелика.
Лена пьяно рассмеялась и отчетливо ответила:
— А я его не спросила. Он хочет с тобой говорить. Будешь?
— Буду. — И когда в трубке раздался резкий голос Саши, прошипела:
— Ты зачем мне ее подсунул? Она лыка не вяжет.
— А ты зачем сюда звонишь? — сорвался в свою очередь тот. — Уговаривались же! Тебе что в лоб, что по лбу мои уговоры! Это опасно!
— Так брось трубку! — выпалила Анжелика. — Чего боишься? Мы ничего не делали!
— Послышался ясно различимый женский вскрик.
Потом затишье. Саша объяснил:
— Ушла. Противно на нее смотреть, пьяная, вся опухшая. Не думал, что она так сдаст. Вроде шла на такое дело, и ничего. А ведь она даже ни к чему не прикоснулась. И вот — истерики…
— Я нашла тот самый окурок.
— Ты его не выбросила, надеюсь?
— Он при мне, я его в бумажку завернула.
— Принесешь, покажешь.
— А еще я поняла, что украли малахитовую подставку, ту самую…
Саша сразу понял, о чем идет речь, и удивился:
— Из-под страхолюдных часиков? Зачем?
— Хорошо бы ты мне это объяснил, — вздохнула она. — И еще… У него была женщина.
— В смысле? — невероятно оживился Саша.
— Не знаю, в каком смысле, может, любовница, может, знакомая Факт тот, что она зашла к нему накануне его смерти. Сейчас какое число?
— Шестое наступило.
— Он умер пятого…
— Нашла ты его пятого, — перебил ее Саша.
— Что? — запуталась Анжелика.
— Нашла ты его пятого числа, на рассвете. А когда он помер — четвертого, пятого или вообще в полночь — пока неясно.
— Что ты болтаешь, вы же там были в полночь!
— Тем более, умер он четвертого, незадолго до полуночи.
— Боже мой… — вздохнула она. — А он какой был, теплый или нет?
— Уже не помню. Холодный, скорее. Какой-то комнатной температуры.
— Значит, умер он четвертого вечером… А третьего приблизительно в то же время, около полуночи, к нему пришла женщина.
— Кто тебе сказал?
— Сосед.
— Юрка, что ли?
— Ты его знаешь? — удивилась Анжелика, и он презрительно ответил:
— Мартышка к старости слаба мозгами стала?
Я же там прожил всю жизнь, пока Игорь квартиру нам с матерью не купил. И мы с Юркой вообще в одном классе учились.
— А-а-а… — протянула она и тут же неприлично удивилась:
— Юрка твой ровесник?!
— Ему тридцатник, как и мне, просто он все учится. Поздно поступил. Да ты что, решила со мной о Юрке поговорить?! Как он вообще ту бабу заметил?
— Случайно. Неважно как заметил, только он ее внешность описал.
— Какая из себя?
Анжелика добросовестно пересказала, Саша помолчал и наконец вымолвил:
— Нет, не знаю.
— И я тоже. Что делать будем?
— А что тут сделаешь? Гулял Игорек.
— Не это меня волнует.
— Не ревнуешь? А что тебя тогда волнует? Думаешь, она его убила?
— А почему нет? Юра сказал — мускулистая, высокая. Могла справиться. Тем более по голове дать, это же не драка. А ударили сзади, неожиданно.
— Не верю, чтобы женщина била по голове… — засомневался он. — И вроде бы интеллигентная, по описанию. Белый плащ…
— Ты по цвету плаща судишь об интеллигентности? — изумилась Анжелика. — А у кого плащ темный — тот, по-твоему, придурок?
— Ладно, чепуха, не слушай меня. Женщина — это интересно.
— Вот я и говорю — должна о ней милиция знать?
— А почему нет? Расскажи. Тебя, кстати, должны будут вызвать.
— Представь, я это уже поняла. И это страшно неприятно.
— Но еще неприятней знать, что деньги взяла, а отдать нечего? — усмехнулся он. — Кто мне говорил — в воду кинусь? Расплатилась, должна быть счастлива, а ты теперь капризничаешь? Это ей плохо, это неприятно…
— Да, теперь капризничаю, — убито ответила она. — Я сделала глупость.
— Запомни, ты ничего не сделала, — его голос стал твердым. — И бояться нечего. Намерение — это еще не деяние.
— Красиво говоришь.
— Красиво говорить будешь ты, в милиции. Поплачь там, что ли. Для правдоподобия. А то слишком хорошо держишься для молодой любящей вдовы.
— Заткнись. — Она произнесла это устало, без злости. — А про подставку им сказать?
— Говори про что угодно, только давай закончим этот разговор. Ты хотя бы знаешь, который час?
— Скоро семь.
— Ты что — не ложилась?
— Мне не удалось уснуть.
— Ты вторую ночь не спишь! Тебе нужна свежая голова.
— Ты же сказал — я совершенно равнодушна и держусь даже слишком хорошо, — усмехнулась Анжелика. — Ничего со мной не будет. Упаду в обморок у следователя в кабинете, для правдоподобия.
Он, видимо, хотел что-то сказать, но вместо этого вдруг положил трубку.
* * *
Саша как в воду смотрел — в одиннадцатом часу утра раздался телефонный звонок. Анжелика, встрепанная, очумелая (не успела поспать и трех часов), подскочила к телефону и сперва не понимала, что говорит со следователем и ее просят подъехать по такому-то адресу к такому-то часу. Ложиться досыпать было уже поздно, она умылась холодной водой, выпила крепчайшего кофе, но проснуться по-настоящему ей так и не удалось. На столе в кухне валялась яркая упаковка чая, и она долго не могла сообразить, откуда та взялась. Наконец вспомнила Юру. Его нелепый утренний визит оставил в ней глухое чувство раздражения. Благодарности к нему соседка не испытывала. "Сплетник, — сказала она себе, одеваясь. — Да еще и трус.
Чего он так испугался? Почему сбежал?" Когда она вышла из подъезда и зажмурилась от ослепительного весеннего солнца, ей в голову пришло, что этот двухметровый широкоплечий парень — обыкновенный неврастеник, к тому же подкаблучник и маменькин сынок, отсюда все странности в его поведении…
…Следователь рассматривал ее руки. Вдова сама не знала, зачем так расфрантилась для визита в милицию — нацепила новый брючный костюм, оба бриллиантовых кольца, вдела в уши серьги. За семь лет Игорь сумел приучить ее, что одеваться надо дорого и элегантно, во всяком случае, когда идешь «в люди». На пароходе, в казино, Анжелика предпочитала одежду своей юности — джинсы и свитерок. Теперь же она складывала руки на коленях, то так, то этак, стремясь прикрыть блещущие кольца, потом разозлилась на себя и прямо посмотрела на следователя. Пронзительного взгляда не получилось — глаза от недосыпа опухли, слезились, то и дело закрывались сами собой.
— Я веду ваше дело, зовут меня Кочетков Владимир Борисович, — представился он.
Она кивнула, сразу оробев, пошевелила губами, стараясь запомнить его имя.
— А вы, значит, Прохорова Анжелика Андреевна? — полуутвердительно спросил он.
Анжелика ответила, что именно так.
— Анжелика или Ангелина?
— Анжелика. Могу паспорт показать, — удивилась она.
— Не надо, я просто поинтересовался, у меня дочь Ангелина, требует, чтобы ее звали Анжеликой.
Следователь был в летах, почти полностью седой, очень полный, с пронзительным бабьим голоском. Анжелика постепенно переставала робеть перед ним, расслабилась, села свободнее.
— Прохорова вы по мужу?
— Да.
— А ваша девичья фамилия?
— Стасюк.
— Давно вы замужем?
— Семь лет. — Она сцепила и тут же расцепила пальцы, поймала себя на том, что вдруг разволновалась. Сонное состояние прошло, только вот раздражал солнечный свет в глаза и духота в грязноватом кабинете с обшарпанной мебелью. Постоянно кто-то входил, выходил, говорил по телефону в другом углу, и в воздухе стоял какой-то мужской запах — то ли казармы, то ли спортивного зала.
— Ну, и как жили? — спросил он, закуривая.
Она обратила внимание на марку сигарет — «Петр I». Дым был крепкий, ядреный, она едва удержалась, чтобы не поморщиться.
— Нормально, — сдержанно ответила она.
— А поподробнее?
— А что вас интересует?
— Ну, все же у вас такая разница в возрасте.
— Десять лет с хвостиком, — пожала она плечами. — Разве это разница..
— Сейчас — да. Но замуж-то вы вышли в восемнадцать, так я понял? Тогда разница больше бросалась в глаза.
— Ну да, бросалась…
— Он к вам хорошо относился?
— Всегда очень хорошо, — ответила она и не покривила душой. Исключая разборки насчет ее походов в казино и продажи бриллиантов, он никогда на нее не накричал и пальцем не тронул.
— А вы к нему?
— Я, конечно, тоже хорошо… Мы не ссорились.
— Никогда?
— Почти никогда.
— Анжелика Андреевна, может, все же припомните что-нибудь из вашей семейной жизни?