Теперь уже скоро. Малышка Карен, правда, точно не знает срока, но предполагает, что знаменательный день наступит примерно через две недели, и ее состояние подтверждает ее слова, насколько он может судить.
Чем скорее, тем лучше! Хью изучил в своей библиотеке все книги, касающиеся беременности и родов. Он приготовился, как только мог. Обе его пациентки как будто пребывали в отличном здравии: у обеих обмеры талии давали прекрасные результаты, обе вроде бы избавились от страхов и поддерживали друг друга дружеским подшучиванием, способствующим сохранению нормального настроения. Если Барбара будет поддерживать Карен, если Карен будет поддерживать Барбару, если они обе будут опираться на опыт материнства Грейс, то им нечего бояться.
Прекрасно все же будет иметь в доме детей!
И в этот момент радостного опьянения Хью Фарнхэм понял, что еще никогда в жизни он не был так счастлив.
— По-моему, нормально, Хью. А эти лишние плитки захватим домой.
— Добро. Возьми ружье, а я понесу инструменты.
— Сдается мне, — сказал Джо, — что мы должны…
Его слова заглушил выстрел. Они замерли. За первым последовали еще два.
Они побежали.
Стоявшая на пороге Барбара подняла ружье, помахала им и вошла внутрь. Когда они подбежали к дому, она вышла навстречу, ступая босыми ногами и двигаясь медленно и осторожно, чтобы не упасть. Ее беременность была уже хорошо заметна. Большой живот покоился в просторных шортах, сделанных из старых джинсов Дьюка. На ней была мужская рубашка, перешитая так, чтобы не стеснять увеличивающиеся груди. Ружья в ее руках уже не было.
Джо подбежал к ней раньше Хью.
— Карен? — быстро спросил он.
— Да. У нее началось.
Джо поспешно вошел в дом.
Подбежавший Хью спросил, задыхаясь:
— Ну, что?
— У нее отошли воды. Затем начались схватки. Тогда я и выстрелила.
— Почему же ты… Впрочем, ладно, что еще?
— С ней Грейс. Но она хочет видеть тебя.
— Дай мне отдышаться, — Хью вытер пот и постарался успокоится. Он сделал глубокий вдох, задержал воздух в легких, затем медленно выдохнул. Восстановив дыхание, он вошел в дом. За ним последовала Барбара.
Койки, прежде располагавшиеся возле двери, были сняты. Кровать частично занимала дверной проем, оставался лишь узкий проход. Одну из коек превратили в диванчик в углу. На кровати лежал травяной матрас, застланный медвежьей шкурой. На ней развалился пестрый котенок.
Хью прошел мимо, почувствовав, как другой котенок потерся о его щиколотку. Он вошел в следующее помещение. Здесь из коек была сооружена кровать, на которой лежала Карен. Грейс сидела возле роженицы и обмахивала ее веером. Джо стоял тут же с выражением молчаливого сострадания на лице.
Хью улыбнулся дочери.
— Привет, толстушка! — он нагнулся и поцеловал ее. — Ну, как ты? Больно?
— Да, сейчас больно. Но я рада, что ты здесь.
— Мы спешили изо всех сил.
Котенок вскочил на постель и улегся на Карен.
— Ах ты! Черт бы тебя побрал, Красотка!
— Джо, — сказал Хью, — собери кошек и отправь их в изгнание.
Вход в туннель был заполнен кирпичом, оставлены, только вентиляционные отверстия и кошачья дверь, которую при желании можно было заложить кирпичом. Кошкам все это не очень нравилось, однако так пришлось сделать после того, как пропал и, видимо, погиб Счастливый Новый Год.
Карен попросила:
— Папа, я хочу, чтобы Красотка была со мной.
— Джо, к Красотке моя просьба не относится. Когда наступит самый ответственный момент, схвати ее и сунь к остальным.
— Ясно, Хью, — Джо вышел, столкнувшись в дверях с Барбарой.
Хью потрогал щеки Карен, пощупал пульс. Затем спросил жену:
— Ее побрили?
— Пока не было времени.
— Тогда вы с Барбарой побрейте ее и вымойте. Детка, когда же разверзлись хляби твои?
— Только что. Я сидела на горшке. Тут-то все и началось. Сижу я себе, никого не трогаю… а потом вдруг — р-раз! — и Ниагарский водопад!
— Но схватки-то у тебя были?
— Еще какие!
— Это хорошо. Значит, о схватках можно не беспокоиться, — он улыбнулся. — В принципе, беспокоиться вообще не о чем. Думаю, что большую часть ночи ты проведешь за игрой в бридж. Дети, как и котята, имеют обыкновение появляться на свет под утро.
— Всю ночь? Я хочу, чтобы этот сопляк родился побыстрее, и делу конец.
— Я тоже хотел бы, чтобы все это кончилось поскорее, но у детей на этот счет свое мнение, — сказал Хью и добавил: — Ладно, тебе предстоят кое-какие дела, да и мне нужно кое-чем заняться. Я в грязи с головы до ног, — он собрался уходить.
— Папа, подожди секундочку. А я обязательно должна оставаться здесь? Здесь очень жарко.
— Нет. У двери светлее. Особенно если наш юный Тарзан соблаговолит появиться при свете дня. Барбара, откинь эту потертую медвежью шкуру — будет прохладнее. Возьми вон ту простынку. Или лучше чистую, если есть.
— Стерилизованную?
— Нет. Ее не распаковывай до тех пор, пока не начнутся роды, — Хью похлопал дочь по руке. — Постарайся, чтобы не было схваток, пока я не вымоюсь.
— Папа, тебе нужно было стать врачом.
— А я и есть врач. Самый лучший в мире.
Выйдя из дома, он встретил Дьюка, задыхающегося от долгого бега.
— Я слышал три выстрела. Сестренка?
— Да. Не волнуйся, у нее только начались схватки. Я собираюсь принять ванну. Не желаешь присоединиться?
— Сначала я хочу повидаться с сестренкой.
— Тогда поторопись: ее собираются купать. Мужчины там сейчас помеха. Заодно захвати Джо. Он размещает котов по камерам.
— Может быть, следует накипятить воды?
— Пожалуйста, займись, если это успокоит тебя. Дьюк, я уже заготовил все необходимое, по крайней мере то, что у нас имеется. Уже с месяц, как заготовил. В том числе и шесть бидонов кипяченой воды на то на се. Так что пойди поцелуй свою сестру и постарайся не показывать ей своей обеспокоенности.
— Ну и хладнокровен же ты, отец!
— Сынок, я сам не свой от страха. Я уже сейчас могу перечислить тринадцать возможных осложнений — и ни с одним из них мне не справиться. Я гожусь только на то, чтобы похлопывать ее по руке и уверять, что все идет как по маслу… а ей именно это и надо. Осматривая ее, я сохраняю видимость каменного спокойствия, а сам не знаю, на что обращать внимание. Я хочу одного: чтобы она обрела уверенность, и буду тебе очень признателен, если ты мне в этом поможешь.
— Вас понял, сэр. Буду поддерживать вашу игру, — с готовностью отозвался Дьюк.
— Только не переигрывай. Просто постарайся показать ей, что ты разделяешь ее уверенность в старом доке Фарнхэме.
— Я постараюсь.
— Если Джо слишком разволнуется, вытаскивай его оттуда. Он дергается больше всех. Грейс справляется прекрасно. Ладно, поспеши, а то они не пустят тебя.
Немного позже выкупавшийся и успокоившийся Хью выбрался из воды и направился к дому, неся одежду в руках, чтобы ветерок высушил его кожу. Он задержался у двери, натягивая шорты.
— Тук-тук!
— Нельзя, — отозвалась из-за двери Грейс. — Мы заняты.
— Тогда прикройте ее. Мне нужно вымыть руки перед операцией.
— Мама, перестань. Входи, папа.
Хью вошел, пробрался мимо Барбары и Грейс и зашел в ванную. Там он очень коротко остриг ногти, вымыл руки — сначала проточной водой, а затем кипяченой — и повторил процедуру еще раз. Помахав руками в воздухе, чтобы они высохли, он вернулся в комнату, стараясь ни до чего не дотрагиваться.
Карен лежала на широкой кровати около двери, прикрытая половинкой изношенной простыни. На плечи ее была накинута серая рубаха, которая была на Хью в ночь нападения. Грейс и Барбара сидели на кровати, Дьюк стоял в дверях, а Джо печально сгорбился позади кровати.
Хью улыбнулся дочери.
— Ну, как дела? Еще схватки были?
— Ни единой, черт бы их побрал. Хоть бы он родился до обеда.
— Обязательно родится. Потому что никакого обеда тебе не видать как своих ушей.
— Чудовище! Мой отец просто чудовище.
— Доктор Чудовище, с вашего позволения, а теперь, друзья мои, прошу вас очистить помещение. Мне нужно осмотреть пациентку. Все свободны, кроме Грейс. Барбара, пойди и приляг.
— Я не устала.
— Возможно, нам всю ночь придется провести на ногах. Так что лучше вздремнуть заранее. Я не испытываю ни малейшего желания принимать преждевременные роды.
Он откинул простыню, осмотрел Карен и ощупал ее живот.
— Ты чувствуешь толчки?
— Еще бы! Когда он родится, его непременно нужно записать в команду Грин Бей Пэкерз. У меня такое впечатление, что на ногах у него бутсы.
— Ничуть не удивлюсь, если это так. Ты была обута, когда зачинала его?
— Что? Папа, что за гадости ты говоришь! Да.
— В следующий раз перед этим обязательно разуйся.
Беседуя с дочерью, Хью одновременно пытался определить, в каком положении находится ребенок — головкой вниз или, боже избави, поперек. Как оказалось, сделать это он был не в состоянии.
Поэтому он улыбнулся Карен и солгал:
— Прекрасно, бутсы нас не побеспокоят, поскольку он расположен головкой прямо вниз, именно так, как надо. Надо думать, роды будут очень легкими.
— Откуда ты знаешь, папа?
— Положи руку вот сюда, где моя. Вот его выпуклая головка, вниз которой он и нырнет. Чувствуешь?
— Кажется, да.
— Если бы ты была на моем месте, посмотрела на себя со стороны, то могла бы даже и увидеть.
Он попытался определить, начало ли расширяться влагалище. Имело место небольшое кровотечение, поэтому он не решился произвести обследование руками: во-первых, он все равно не знал, как должно было все это быть на ощупь, а во-вторых, боялся занести инфекцию. Кое-что могло поведать ректальное обследование, но он опять же не знал, что именно, поэтому не было никакого смысла подвергать Карен этой малоприятной процедуре.
Хью поднял голову и встретился взглядом с женой. Сначала он хотел посоветоваться с ней, но потом решил, что не стоит. Несмотря на то, что дети у Грейс были, о деторождении она знала не больше его самого, а дав понять Карен, что он не уверен в себе, он может пошатнуть ее уверенность в благоприятном исходе.
Поэтому он взял свой «стетоскоп» (три последних чистых листа из энциклопедии, скатанные в трубочку) и стал прослушивать сердцебиение плода. Но и здесь его ожидала неудача: он услышал множество различных шумов, которые определил про себя как «бурчание в кишках».
— Тикает, как метроном, — заключил он, откладывая трубку и снова укрывая дочь, — Твое дитя в отличном состоянии, девочка, и ты сама тоже. Грейс, вы, кажется, завели журнал: когда начались первые боли?
— Им занималась Барбара.
— Будь добра, сохрани его. А сейчас скажи Дьюку, чтобы он снял ремни со второй кровати и принес их сюда.
— Хьюберт, ты уверен, что они понадобятся? Ни один из моих врачей не советовал мне ничего подобного.
— Это самое последнее новшество, — заверил он ее. — Теперь его применяют во всех больницах, — Хью где-то читал, что некоторые акушерки заставляют рожениц тянуть во время потуг ремни. Он просмотрел все книги, ища подтверждения, но не нашел. Тем не менее здравый смысл подсказывал ему, что это действительно правильно — женщине так легче тужиться.
У Грейс на лице отразилось сомнение, но возражать она не стала и вышла из убежища. Хью собрался встать, но Карен схватила его за руку.
— Не уходи, папа!
— Больно?
— Нет. Я хотела сказать тебе одну вещь. Я попросила Джо взять меня в жены. На прошлой неделе. И он согласился.
— Рад слышать это, дорогая. Тебе достанется настоящее сокровище.
— Мне тоже так кажется. Конечно, в моем положении выбирать особенно не приходится, но Джо мне действительно нравится. Разумеется, мы не поженимся до тех пор, пока я полностью не оправлюсь после родов и не стану сильной и здоровой, как прежде. Сейчас я и подумать боюсь о разговоре с матерью.
— Я ей ничего не скажу.
— И Дьюку тоже не говори. А Барбара все знает и считает, что это прекрасно.
Схватки у Карен начались, когда Дьюк прилаживал ремни. Она вскрикнула, застонала и ухватилась за концы ремней, которые торопливо протянул ей Дьюк. Хью положил руку ей на живот и почувствовал, как сильно он напрягается одновременно с приступами боли.
— Тужься, детка, — посоветовал он, — и старайся дышать глубже — это помогает.
Она глубоко вздохнула, но только застонала вновь.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Карен немного расслабилась, выдавила улыбку и сказала:
— Ну, наконец-то прошло. Искренне сожалею о звуковых эффектах, папа.
— Если хочешь, кричи на здоровье. Но лучше глубоко дышать. Отдохни немного, пока мы тут разберемся. Джо, тебя придется использовать в качестве повара: я хочу, чтобы Барбара отдохнула, а Грейс будет исполнять обязанности медсестры. Поэтому тебе придется приготовить обед и заодно что-нибудь холодненькое на ужин. Грейс, ты занесла в журнал, когда начались схватки?
— Да.
— Заметила, сколько времени они длились?
— Я засекла, — сказала Барбара. — Сорок пять секунд.
Карен возмутилась:
— Барбара, да ты в своем ли уме! Они длились никак не менее часа.
— Ладно, пусть будет сорок пять секунд, — сказал Хью. — Засекайте время появления схваток и сколько они длятся.
Семь минут спустя начался следующий приступ. Карен постаралась последовать совету отца и дышать глубоко. На сей раз она только слегка вскрикнула. Но когда боль отошла, она уже не в состоянии была шутить и только отвернулась лицом к стене. Схватки были долгими и сильными. Хотя страдания дочери потрясли Хью, он все же немного приободрился: роды как будто обещали быть непродолжительными.
Но получилось совсем наоборот. Весь этот жаркий и трудный день женщина на кровати старалась избавиться от своей ноши. Лицо ее побелело, то и дело она вскрикивала, с каждой потугой живот ее напрягался, мышцы на руках и шее вздувались. Затем, когда схватки отпускали, она откидывалась на подушки, усталая и дрожащая, не в состоянии разговаривать и обращать внимание на что-либо, кроме происходящего с ней.
Дальше стало хуже. Схватки теперь шли с трехминутными интервалами, причем каждая следующая была длиннее предыдущей и, казалось, более мучительной. Наконец Хью посоветовал ей не пользоваться ремнями: он не заметил, чтобы от них был какой-нибудь толк. Она тут же попросила дать их, как будто не слыша, что он сказал. Похоже, ремни помогали ей чувствовать себя немного удобнее.
В десять часов вечера началось кровотечение. Грейс заметалась, она слыхала много рассказов о том, как опасно кровотечение. Хью объяснил то, что так и должно быть и что это свидетельствует о скором появлении ребенка. Да он и сам поверил в это, потому что вскоре кровотечение прекратилось. Казалось невероятным, что роды могут затянуться еще.
Грейс на что-то рассердилась и встала. Барбара тут же плюхнулась в освободившееся кресло. Хью надеялся, что Грейс решила отдохнуть — женщины дежурили по очереди.
Но через несколько минут его жена вернулась.
— Хьюберт, — сказала она высоким срывающимся голосом, — я собираюсь вызвать врача.
— Пожалуйста, — согласился он, не сводя глаз с Карен.
— Послушайте меня, Хьюберт Фарнхэм! Вам следовало вызвать врача с самого начала. Вы убиваете ее, слышите? Я намерена вызвать врача, и вам меня не остановить!
— Конечно, Грейс, о чем речь! Телефон вон там, — он указал пальцем.
Казалось, Грейс была слегка озадачена, но затем она резко повернулась и вышла.
— Дьюк!
В комнату торопливо вбежал сын.
— Да, отец?..
Хью многозначительно произнес:
— Дьюк, твоя мать решила вызвать врача по телефону. Пойди помоги ей. Ты меня понял?
У Дьюка расширились глаза.
— Где у нас иглы?
— В маленьком пакетике на столе. Большой не трогай — он стерилизован.
— Ясно. Сколько ей ввести?
— Два кубика. Только смотри, чтобы она не видела иглы, а то может дернуться.