— Если двое Избранных заговорят с тобой одновременно, которому из них ты ответишь?
— Младшему, — ответил Хью.
— Почему?
— Поскольку Избранные не ошибаются, ничтожный слуга ослышался: в действительности старший из Избранных не говорил, в противном случае младший никогда бы не осмелился прервать его.
— Правильно. А если ты оскопленный садовник и встречаешь в саду Избранного, ранг которого соответствует рангу твоего Повелителя-дядюшки, и он спрашивает у тебя: «Малыш, что это за цветок?»…
— Их Милость, несомненно, знает все сущее несравненно лучше, чем ничтожный слуга, но если глаза последнего не лгут ему, то этот цветок, должно быть, лилия.
— Неплохо. Но при ответе еще следует опустить глаза долу. Теперь о твоем статусе… — в голосе наставника звучала неподдельная боль. — У тебя вообще нет статуса.
— Прошу прощения, учитель?
— О Дядя! Как только не пытался я выяснить это! Никто ничего не мог сказать мне вразумительно. Наверное, знает только наш Лорд-Дядюшка, но Их Милость еще не произнесла своего рещения. Во всяком случае, ты не ребенок, не жеребец, не скопец, ты не принадлежишь ни к одной прослойке. Ты просто дикарь, и это ни в какие ворота не лезет.
— Но какой же стиль мне употреблять в речи?
— Всегда только нижестоящего. О, конечно, не по отношению к детям и жеребцам — они этого не заслуживают.
Хью находил, что изучаемый язык очень прост и логичен, за исключением изменений в интонации согласно статусам. В нем не было неправильных глаголов, а порядок слов в предложении был строго определенным. Возможно, такой строй речи имел искусственное происхождение. Ориентируясь по некоторым знакомым словам, таким как «симба», «бвана», «вазир», «этаж», «трек», «онкл», Хью предположил, что корневая база речи восходит к нескольким основным языкам африканского континента.
Его лингвистический интерес был сугубо абстрактный и, в сущности, уже не имеющим значения: Хью изучал «Речь», и, по словам его учителей, это был единственный язык, который употреблялся во всем мире.
Единственной сложностью в изучении языка было то, что зачастую одно и то же понятие обозначалось в нем двумя словами одновременно. Одно из слов использовалось вышестоящими в разговоре с нижестоящими; синоним же использовался нижестоящими в разговоре с вышестоящими. Нужно было знать оба слова: одно — чтобы использовать самому в разговоре, другое — чтобы распознавать его в речи вышестоящего.
Произношение сначала давалось Хью с трудом, но уже к концу первой недели он довольно сносно чмокал губами, щелкал языком, мог выдержать в середине слова необходимую паузу, определить на слух и произнести настолько малоразличимые звуки, что раньше он и не подозревал об их существовании. На шестнадцатый день он уже свободно болтал и даже начал думать на новом языке, так что хлыст обжигал его довольно редко.
На следующий день к вечеру Лорд-Протектор послал за ним.
Глава двенадцатая
Несмотря на то что утром Хью уже мылся, ему пришлось проделать это еще раз. Затем его умастили ароматным кремом, выдали свежее одеяние и только тогда повели в покои Лорда. Следуя по пятам за Мемтоком, он преодолел несколько приемных с секретарями и наконец оказался в огромной, роскошно отделанной комнате, где увидел Джозефа и Дока Ливингстона. Самого Лорда еще не было.
— Хью! Как здорово! — воскликнул Джо и бросил Главному Управляющему: — Ты свободен.
Мемток поколебался, затем попятился и вышел. Джо взял Хью под руку и подвел его к дивану.
— Как я рад тебя видеть! Садись сюда и поболтаем, пока нет Понса. Ты прекрасно выглядишь.
Док Ливингстон потерся о лодыжки Хью, замурлыкал и улегся рядом с ним.
— Со мной все в порядке. А кто такой этот Понс? — Хью почесал кота за ухом.
— Ты разве не знаешь, как его зовут? Я имею в виду Лорда-Протектора. Хотя, конечно, я мог бы сам догадаться. Так вот, это одно из его имен, которое используется только в узком семейном кругу. Но это все ерунда, лучше расскажи, как с тобой обращались.
— В принципе, неплохо.
— Еще бы! Понс распорядился, чтобы тебе ни в чем не отказывали. Если что-нибудь будет не так, ты мне только скажи. Я все улажу.
Хью поколебался.
— Джо, тебе приходилось хоть раз испытать на своей шкуре действие их хлыста?
— Мне? — удивился Джо, — Конечно, нет. Хью, неужели они наказывали тебя? Ну-ка скинь этот дурацкий балахон и дай мне взглянуть на тебя.
Хью покачал головой.
— На мне нет никаких следов. И все же… мне это не нравится.
— Но ведь если тебя секли без причины… Хью, понимаешь, Понс как раз совершенно не выносит произвола. Он очень гуманный человек и требует только одного — дисциплины. Если же кто-нибудь — любой человек, даже Мемток, — был несправедливо жесток по отношению к тебе, то он получит свое.
Хью задумался. Учителя вызывали у него симпатию. Они упорно трудились над тем, чтобы с ним стало можно разговаривать, и не слишком злоупотребляли хлыстом.
— Нет, Джо. Мне не причинили вреда. Я немного погорячился.
— Рад слышать это. Да и вообще, наверное, жаловаться особенно было не на что. Я еще понимаю тот жезл, который носит Понс, — им можно убить человека на расстоянии в тысячу футов, и чтобы научиться использовать его с умом, нужно долго тренироваться. А игрушки, которыми пользуются слуги, — это просто погонялки, ни на что большее не годные.
Хью решил не выяснять, можно ли их считать «просто погонялками»; ему необходимо было узнать кое-что более важное.
— Джо, а как остальные? Ты видел их?
— О, с ними все в порядке. Кстати, ты слышал насчет Барбары?
— Ни черта я не слышал! Что с ней?
— Не волнуйся, не волнуйся. Я хотел сказать, насчет ее детей?
— Ее ребенка?
— Ее детей. У нее близнецы, совершенно одинаковые. Родила неделю назад.
— Ну и как она? Как она себя чувствует? Отвечай!
— Полегче, полегче. С ней абсолютно все в порядке, лучше и быть не может. Само собой. Ведь они тут в медицине намного опередили нас. Здесь и слыхом не слыхивали, чтобы при родах умирали и мать и дитя, — Джо внезапно помрачнел. — Просто позор, что они не наткнулись на нас еще несколько месяцев назад, — затем он оживился. — Барбара говорила мне, что если у нее будет девочка, она назовет ее Карен. А когда оказалось, что у нее мальчики, она того, что постарше на пять минут, назвала Хью, а младшего — Карл Джозеф. Здорово, правда?
— Я польщен. Так, значит, ты видел ее, Джо? Я тоже должен повидаться с ней. И немедленно. Как бы это устроить, а?
Джо был удивлен.
— Но это невозможно, Хью. Да ты и сам должен знать.
— А почему это невозможно?
— Ты же не оскоплен, вот почему. Просто невозможно, и все.
— О господи!
— Очень жаль, но таково положение вещей, — Джозеф внезапно улыбнулся. — До меня тут дошли слухи, что ты едва не получил это право. Понс чуть не умер со смеху, узнав, как вы с Дьюком заорали, когда поняли, что вас ждет.
— Не вижу в этом ничего смешного.
— Понимаешь, Хью, просто у него большое чувство юмора. Он смеялся, когда рассказывал мне об этом. А я не смеялся, и тогда он решил, что у меня совсем нет чувства юмора. Разные люди смеются по разному поводу. Карен обычно любила поговорить с псевдонегритянским акцентом, при одном только звуке которого у меня сводило челюсти. Но она же не желала никому причинить зла. Карен… что толку вспоминать об этом, верно? А ты знаешь, если бы ветеринар зашел с вами дальше, чем следовало, это стоило бы ему обеих рук. Понс так и передал ему. Ну, конечно, он позже, может, и смягчился бы — хороших хирургов не хватает. Но, в принципе, намерения врача относительно вас были оправданы, поскольку ты и Дьюк слишком велики и стары для жеребцов. Однако Понс не выносит небрежной самодеятельности в работе.
— Ладно, ладно. Я все-таки не понимаю, что плохого в том, если я повидаюсь с Барбарой и взгляну на детишек. Ты же, например, виделся с ней? А ведь ты тоже не оскоплен.
Джо начал слегка раздражаться.
— Хью, но ведь это разные вещи. Неужели ты не понимаешь?
— Почему же разные?
Джо вздохнул.
— Хью, не я устанавливаю правила. Но, согласно им, я Избранный, а ты — нет, и все тут. Я же не виноват, что ты белый.
— Хорошо, хорошо. Забудем об этом.
— Нужно радоваться, что хоть один из нас, в данном случае я, находится в положении, когда может помочь остальным. Ты понимаешь, что все вы были бы просто уничтожены, если бы с вами не было меня?
— Да, мне это уже приходило в голову. Хорошо, что ты говорил по-французски. И он тоже.
Джо покачал головой.
— Французский здесь ни при чем. Он просто сэкономил нам время. Дело в том, что там был именно я… только поэтому вы были освобождены от всякой ответственности. Единственное, что требовалось установить, — это меру моей виновности. Надо мной нависла опасность, — Джо нахмурился, — я до сих пор еще не совсем оправдан. То есть я имею в виду, что Понс уже окончательно убежден в моей невиновности, но дело обязательно должен рассмотреть Верховный Лорд-Владетель. Меня еще могут казнить.
— Джо, но за какие же грехи тебя могут казнить?
— О, их множество! Сам суди. Если бы белые вчетвером были без меня, то Понс приговорил бы вас, даже не удостоив взглядом. Два основных преступления очевидны. Беглые. Слуги, которые сбежали от своего повелителя. Плюс бродяжничество, наносящее ущерб личному имению Лорда-Владетеля. Дело совершенно ясное в обоих случаях, и в обоих случаях приговор один — смертная казнь. Не убеждай меня, что все было не так, я сам это прекрасно знаю, но ты не представляешь себе, какого труда мне стоило убедить в нашей невиновности Понса, да еще на языке, который толком оба не знаем. И опасность меня все еще не миновала. Тем не менее, — он просиял, — Понс сказал мне, что Лорд-Владетель затратит еще многие годы на то, чтобы рассмотреть все те дела, по которым должен вынести обвинительные заключения, и что он уже на протяжении многих лет не только не посещал своих владений здесь, но и даже и не приближался к ним. Так что к тому времени, когда очередь дойдет до меня, следов нашего пребывания в районе убежища не останется. Деревья там сажают уже сейчас, а подсчета количества медведей, оленьей и прочей живности никто не производил. Поэтому Понс советовал мне не беспокоиться.
— Что ж, это хорошо.
— Ты думаешь, мне не составило труда убедить Понса? Как бы не так! Дать своей тени коснуться Лорда-Владетеля — серьезный проступок, не говоря уже о том, чтобы чихнуть в его присутствии. Поэтому, сам понимаешь, что незаконное вторжение в его личные земли — это тяжелейшее преступление. Но раз Понс говорит «не беспокойся» — я не беспокоюсь. Он относится ко мне как к гостю, а не как к пленнику. Ну ладно, теперь расскажи о себе. Я слышал, что ты учился Языку. Я ведь тоже: как только выдавалось свободное время, тут же являлся преподаватель.
Хью продемонстрировал свои познания:
— С благосоизволения Их Милости, ничтожный слуга, как, вероятно, прекрасно известно Их Превосходительству, не осмеливался посвящать свое время ничему иному.
— Ого! Ты говоришь на нем лучше, чем я.
— Мне в этом немало помогли, — ответил Хью, перейдя на английский. — Джо, а ты виделся с Дьюком? Или с Грейс?
— С Дьюком нет. И не пытался. Понс почти все время был в разъездах и постоянно брал меня с собой. Так что я был ужасно занят. А Грейс я встречал. Возможно, тебе удастся свидеться с ней. Она часто бывает в этих покоях. Это единственный для тебя шанс поговорить с ней. Только здесь. И только в присутствии Понса. Следует отдать ему должное: он не ревнитель протокольных предрассудков. В узком кругу, я имею в виду. На людях он старается соблюдать лицо.
— Хм… Джо, в таком случае не мог бы ты попросить его позволить мне увидеться с Барбарой и близнецами? Здесь, в его присутствии?
Джо стал раздражаться.
— Хью, ну как ты не понимаешь, что я всего-навсего гость? Я здесь на птичьих правах. У меня нет ни одного собственного слуги, нет денег, нет титула. Я сказал, что ты, возможно, встретишься с Грейс, но не утверждал, что ты обязательно ее увидишь. Если это произойдет, то только потому, что Понс пошлет за тобой и не сочтет нужным удалять ее из покоев — но ни в коем случае не ради тебя. А что касается того, чтобы попросить его устроить тебе свидание с Барбарой, я просто не могу и заикнуться об этом. И все тут! И тебе не советую. Иначе ты на своей шкуре убедишься, что его жезл — не игрушечная погонялка.
— Но я только хотел…
— Тихо! Он идет.
Джо устремился навстречу патрону. Хью стоял потупив глаза, с опущенной в поклоне головой и ждал, когда на него обратят внимание. Понс вошел большими шагами, одетый почти так же, как и при первой встрече, только шлем заменяла на этот раз небольшая красная шапочка. Он приветствовал Джо, тяжело уселся на диван и вытянул ноги. Док Ливингстон тут же вскочил ему на колени. Понс погладил его. Неизвестно откуда появились две служанки, сняли обувь со своего хозяина, обтерли ему ноги мокрым горячим полотенцем, затем вытерли их, помассировали, обули шлепанцы и исчезли.
Пока завершались эти манипуляции, Лорд-Протектор о чем-то беседовал с Джозефом. Смысл Хью полностью не понимал, выхватывая из разговора лишь отдельные слова. Но он обратил внимание, что вельможа в разговоре с Джо использует форму равенства и что тот отвечает ему тем же. Поэтому Хью решил, что положение Джо упрочилось так, что лучше и не надо — почти так же, как и положение Дока Ливингстона. Что ж, Джо и в самом деле довольно симпатичный парнишка.
Наконец Лорд обратил внимание и на Хью:
— Садись, бой.
Хью сел на пол. Лорд продолжал:
— Ну что, ты выучил Язык? Нам сказали, что ты владеешь им.
— С позволения Их Милости, ничтожный раб посвящал все свое время этой благородной цели, хотя результат и довольно плачевен, о чем Их Милость имеет, видимо, честь судить несравненно лучше, чем Их слуга.
— Что ж, неплохо. Произношение бывает и хуже. Но ты пропустил инфикс. Как тебе нравится погода?
— С позволения Их Милости, погода стоит именно такая, какой установил ее Дядя Всемогущий. И ежели любимейший племянник Всевышнего довольствуется ею, то что же может осмелится сказать по этому поводу его ничтожнейший слуга?
— Хорошо. Акцент есть, но понять можно легко. Поработай еще над произношением. Передай своим учителям, что так распорядились мы. А теперь оставь этот глупый стиль. У меня нет времени выслушивать все эти обороты. Отныне в разговоре со мной всегда используй речь равных. Наедине, естественно.
— Хорошо, я… — Хью запнулся, так как вернулась одна из служанок и подала Повелителю какое-то питье на подносе.
Понс посмотрел на Хью, затем перевел взгляд на девушку.
— Это? Не обращай внимания, они глухонемые. Так что ты там говорил?
— Я хотел сказать, что не успел составить представления о погоде, так как просто не имел возможности судить о ней с тех пор, как попал сюда.
— Само собой. Я отдал распоряжение, чтобы тебя как можно быстрее выучили Языку, а мои слуги воспринимают приказы буквально. Никакого воображения. Ладно, с нынешних пор тебе дадут возможность гулять каждый день по часу. Скажи об этом тому, кто занимается тобой. Просьбы имеются? Как кормят? Как обращаются?
— Питание неплохое. Вообще я привык есть три раза в день, но…
— Можешь питаться хоть четыре раза. Опять же: скажи об этом кому следует. Ну, довольно. Перейдем теперь к другим вопросам. Хью… тебя ведь так зовут, да?
— Совершенно верно, Их Милость.
— Ты что? Не слышал, что я сказал? Я сказал: «Пользуйся речью равных». Мое частное имя — Понс. Так меня и называй. Хью, если бы я сам не нашел вас, если бы я не был ученым и если бы я не видел тех забавных вещиц в строении, которые вы называете домом, я бы не поверил в вашу историю. Но теперь я просто не могу не верить в то, что видел собственными глазами. Я человек без предрассудков. Пути Дяди неисповедимы, но чудес он не творит… И я не побоюсь сказать то же самое в любом из его храмов на земле, как бы неортодоксально это ни звучало. Но… так сколько времени прошло, Джо?