— Ну, детки, можете вставать.
— Спасибо, — сказала Карен. — Для объятий здесь довольно жарко. — Барбара разомкнула руки, и Карен выпрямилась.
— Ничего не поделаешь. Вы слышали, что произошло?
— Какая-то ссора, — неуверенно ответила Карен.
— Верно. И это последняя ссора. Я — начальник, а Джозеф — мой заместитель. Понятно?
— Да, папочка.
— Миссис Уэллс?
— Я? О, конечно! Ведь это же ваше убежище. Я так благодарна вам, что оказалась здесь. Благодарна за то, что оказалась в живых. И пожалуйста, мистер Фарнхэм, называйте меня просто Барбара.
— Хм… В таком случае называйте меня Хью. Это имя нравится мне больше, чем Хьюберт. Дьюк — и все остальные тоже — отныне пусть называют друг друга просто по имени. Не называйте меня больше «отец», зовите меня Хью. А ты, Джо, оставь этих мистеров и мисс. Понял?
— О'кей, босс. Как вам будет угодно.
— Отныне ты должен говорить: «О'кей, Хью». А теперь, девочки, раздевайтесь до нижнего белья, потом разденьте Грейс и выключите свет. Сейчас жарко, а будет еще жарче. Джо, советую раздеться до трусов. — Мистер Фарнхэм снял пиджак и начал расстегивать рубашку.
— Э… босс, мне вполне хорошо и так, — сказал Джозеф.
— Вообще-то я не спрашиваю, я тебе приказываю.
— Э-э-э… босс, на мне нет трусов.
— Это правда, — подтвердила Карен. — Спросонья он так торопился, что забыл надеть их.
— Вот как? — Хью взглянул на своего экс-лакея и хмыкнул: — Джо, да ты, кажется, еще не созрел для такой ответственной должности. Наверное, мне следовало бы назначить своим заместителем Карен.
— Годится.
— Ладно, возьми на полке запасные трусы и переоденься в туалете. Когда закончишь, покажи Дьюку, где что находится. А ты, Карен, то же самое проделай с Барбарой. А потом мы соберемся.
Собрались они минут через пять. Хью Фарнхэм сидел за столом и тасовал карты. Когда все расселись, он спросил:
— Кто хочет сыграть в бридж?
— Папочка, ты шутишь?
— Меня зовут Хью. Я не шучу: партия в бридж может здорово успокоить наши нервы. Потуши сигарету, Дьюк.
— Э… прошу прощения.
— Думаю, что завтра ты уже сможешь курить. Я впустил много чистого кислорода, поэтому наружный воздух не поступает. Видел баллоны в туалетной комнате?
В промежуточном помещении между отсеками стояли баллоны со сжатыми газами, бак с водой, химический туалет. Там же находились различные запасы и крохотный стоячий душ. Здесь же были входное и выходное вентиляционные отверстия, наглухо сейчас закрытые, и ручная воздухоочистительная установка с уловителями двуокиси углерода и водяных паров.
— Значит, в них кислород? А я думал, там просто сжатый воздух.
— Он занял бы слишком много места. Так что курить слишком рискованно. Я открыл для проверки один из вентиляционных входов — воздух очень горячий, как в смысле температуры, так и в смысле радиации. Счетчик Гейгера трещит как пулемет. Друзья, я не знаю, сколько нам еще придется пользоваться сжатым кислородом. Запас его рассчитан на тридцать шесть часов для четырех человек, так что для шестерых его хватит примерно на двадцать четыре часа. Но это не самое страшное. Я весь в поту, и вы тоже. До ста двадцати градусов[3] мы еще сможем терпеть. Если температура поднимется выше, придется использовать кислород для охлаждения убежища. В таком случае нам останется выбирать между жарой и удушьем.
— Папа… то есть Хью, я хотела сказать. Ты имеешь в виду, что мы или поджаримся заживо, или задохнемся?
— Я этого не допущу, Карен.
— Если дойдет до этого… я предпочитаю пулю.
— Не потребуется. У меня в убежище запас снотворного, достаточный, чтобы безболезненно умертвить человек двадцать. Но мы здесь не для того, чтобы погибать. До сих пор нам везло. И если наше везение продлится еще немного, мы переживем катастрофу. Так что не настраивайтесь на похоронный лад.
— А как насчет радиации? — спросил Дьюк.
— Ты умеешь читать показания счетчика?
— Нет.
— Тогда поверь мне на слово, что с этой стороны опасность нам пока не грозит. Теперь насчет сна. В отсеке, где лежит Грейс, — женская половина, другой отсек — для мужчин. Коек только четыре, но этого вполне достаточно: один из нас постоянно должен наблюдать за температурой и воздухом, другой, которому тоже не хватает места, должен заботиться о том, чтобы дежурный не уснул. Тем не менее сегодняшнюю вахту я беру на себя, и напарник мне не понадобится — я принял декседрин.
— Я буду дежурить.
— И я с тобой.
— Мне совсем не хочется спать.
— Тише, тише! — сказал Хью. — Джо, тебе со мной дежурить нельзя, потому что тебе придется сменить меня, когда я выдохнусь. Мы с тобой будем дежурить попеременно до тех пор, пока ситуация не перестанет быть опасной.
Джо пожал плечами и промолчал.
Дьюк сказал:
— Тогда, видно, я буду удостоен этой чести.
— Вы что, считать не умеете? Две койки для мужчин, две — для женщин. Что остается? Нужно сложить этот стол, и тогда еще одна женщина сможет спать на полу. Джо, доставай одеяла. Пару брось здесь на пол и пару — в туалетной комнате, для меня.
— Уже несу, Хью.
Обе девушки настаивали на том, чтобы им тоже разрешили нести вахту. Хью оборвал их:
— Довольно.
— Но…
— Довольно, я сказал, Барбара. Одна из вас спит на койке, другая здесь, на полу. Дьюк, дать тебе снотворное?
— Никогда не имел такой привычки.
— Не строй из себя железного человека.
— Ну… пусть это будет проверка на ржавчину.
— Хорошо. Джо? Секонал?
— Дело в том, что я так рад тому, что завтра не нужно писать эту контрольную…
— Приятно слышать, что хоть кто-то из нас чему-то рад. Хорошо.
— Я еще хотел сказать, что сна у меня ни в одном глазу. Вы уверены, что вам не понадобится моя помощь?
— Уверен. Карен, достань Джо одну таблетку. Знаешь, где они лежат?
— Да, и себе я тоже, пожалуй, возьму. Я не железный человек, и милтаун очень кстати.
— Прекрасно. Барбара, вы пока не пейте снотворное. Может быть, мне еще придется разбудить вас, чтобы вы не давали мне заснуть. Впрочем, милтаун можете принять. Это обычное успокоительное.
— Пожалуй, ни к чему.
— Как хотите. А теперь — всем спать. Сейчас ровно полночь, и через восемь часов на вахту заступят следующие двое.
Через несколько минут все улеглись. Барбара легла на полу. Свет выключили, оставив только одну лампочку для дежурного. Хью расположился на одеялах и принялся сам с собой играть в солитер[4], причем довольно плохо.
Пол снова вздрогнул, послышался раздирающий уши рев. Карен вскрикнула.
Хью мгновенно вскочил. На сей раз удар был не очень силен, и он смог удержаться на ногах. Хью поспешил в женский отсек.
— Дочка! Где ты? — он пошарил по стене и нащупал выключатель.
— Я здесь, папа. Боже, как я испугалась! Я уже почти заснула, как вдруг это! Я чуть не свалилась на пол. Помоги мне спуститься.
Он поддержал ее, и она, спустившись, прижалась к нему и зарыдала.
— Ну-ну, — приговаривал он, ласково похлопывая ее по спине. — Ты же у меня смелая, не бойся, все будет хорошо.
— И вовсе я не смелая. Я все время боюсь без памяти. Просто я стараюсь не показывать этого.
— Карен… я тоже боюсь. Так давай не будем поддаваться страху, а? Выпей-ка еще таблетку. Можешь запить чем-нибудь покрепче.
— Хорошо. И то, и другое. Но мне в этом бункере не уснуть. Здесь слишком жарко и страшно, когда трясет.
— Ладно. Мы можем постелить тебе на полу, там попрохладнее. А где твое белье, девочка? Лучше надеть его.
— Оно там, наверху, на койке. Но мне это безразлично. Мне просто нужно, чтобы кто-нибудь был рядом. А впрочем, нет. Лучше я оденусь, а то Джозеф будет шокирован, когда проснется.
— Сейчас, подожди. Вот твои трусики. А куда же девался лифчик?
— Может быть, свалился на пол?
Хью пошарил внизу.
— Нет, и здесь нету.
— Ну и черт с ним! Джо может и отвернуться. Я хочу выпить.
— Хорошо. Джо настоящий джентльмен.
Дьюк и Барбара сидели на полу на одеяле. Оба выглядели очень неважно. Хью спросил:
— А где Джо? Он не ранен?
Дьюк усмехнулся.
— Хочешь посмотреть на «спящую невинность»? Вон там, на нижней койке.
Хью обнаружил своего заместителя лежащим на спине, громко храпящим и таким же нетранспортабельным, как Грейс Фарнхэм. «Если не ошибаюсь, доктор Ливингстон» свернулся калачиком у него на груди. Хью вернулся в первый отсек.
— На сей раз взрыв был гораздо более удален от нас. Я очень рад, что у Джо есть возможность выспаться.
— А по мне, так взрыв был чертовски близко. И когда только у них кончатся эти проклятые ракеты?
— Я думаю, скоро. Друзья, мы только что с Карен организовали клуб «Я тоже боюсь» и собираемся отпраздновать его учреждение небольшим возлиянием. Еще кандидаты в члены клуба есть?
— Я почетный член!
— И я тоже, — поддержала Барбара.
— Еще бы!
Хью извлек откуда-то бумажные стаканчики и бутылку шотландского виски, а также секонал и милтаун.
— Принесите кто-нибудь воды.
— Я не хочу, чтобы какая-то вода мешалась со столь благородным напитком.
— А я, пожалуй, разбавлю, — сказала Барбара. — Как все-таки жарко!
— Отец, какая у нас сейчас температура?
— Дьюк, в туалетной есть термометр. Будь добр, сходи и посмотри.
— Конечно. А можно мне потом тоже принять снотворное?
— Ради бога, — Хью дал Карен одну капсулу секонала и таблетку милтауна, посоветовав Барбаре тоже принять успокоительное. Затем он и сам принял милтаун, решив, что декседрин слишком возбудил его. Вернулся Дьюк.
— Сто четыре градуса, — объявил он. — Я еще немного отвернул вентиль. Правильно?
— Скоро нам придется отвернуть его еще больше. Вот твои таблетки, Дьюк, — двойная доза секонала и милтауна.
— Спасибо, — Дьюк проглотил лекарства и запил их виски. — Пожалуй, я тоже лягу на полу. Кажется, это самое прохладное место в доме.
— Логично. Ну хорошо, давайте ложиться. Дадим таблеткам возможность проявить себя.
Хью сидел с Карен до тех пор, пока она не уснула, затем осторожно убрал руку, которую она продолжала сжимать во сне, и вернулся на свой пост. Температура поднялась еще на два градуса. Он еще больше отвернул вентиль на баллоне с кислородом, но уловив прощальное шипение остатков газа, покачал головой, взял гаечный ключ и перешел к другому баллону. Перед тем как отворачивать вентиль, он присоединил к нему шланг, который тянулся в жилой отсек. Отвернув вентиль, он уселся на одеяло и опять начал притворяться, что раскладывает пасьянс.
Через несколько минут на пороге появилась Барбара.
— Что-то мне не спится, — сказала она. — Можно составить вам компанию?
— Вы плакали?
— А что, заметно? Прошу прощения.
— Садитесь. Хотите сыграть?
— Давайте сыграем. В общем-то, мне просто не хочется быть одной.
— А мы с вами поговорим. Выпьете еще?
— С удовольствием! А может быть, не стоит тратить виски понапрасну?
— У нас его очень много. Да к тому же, когда его и пить-то, если не в такую ночь? Помните одно: мы оба должны следить за тем, чтобы другой не уснул.
— Хорошо. Буду стараться не дать вам заснуть.
Они выпили, разбавив скотч водой из бака. Было так жарко, что им показалось, что виски выходит с потом быстрее, чем они успевают пить его. Хью еще немного увеличил количество кислорода и тут заметил, что потолок слишком горяч.
— Барбара, должно быть, над нами горит дом. Потому что над потолком слой бетона толщиной в тридцать дюймов да еще два фута почвы.
— Как вы думаете, какая температура там, снаружи?
— Трудно сказать. Вероятно, мы находимся недалеко от эпицентра взрыва, — он еще раз пощупал потолок. — Я сделал эту штуку более чем прочной: потолок, стены и пол представляют собой сплошную бетонную коробку, усиленную стальной арматурой. И правильно. У нас еще могут быть затруднения с дверями. Этот жар… да и от взрывной волны все могло перекосить.
— Так мы в ловушке? — тихо спросила она.
— Нет-нет. В полу этой комнаты есть люк, ведущий в туннель, защищенный бетоном. Он выходит в канаву за садом. В случае чего мы пробьемся. У нас есть ломы и домкрат. Даже если выход завален и покрыт вулканическим стеклом — это меня не тревожит. Меня тревожит другое: сколько мы еще продержимся здесь, внутри… И будет ли безопасно выйти наружу?
— А как с радиоактивностью?
Он поколебался.
— Барбара, какая вам разница? Вам что-нибудь известно о радиации?
— Конечно. В колледже я в основном занималась ботаникой. И в генетических экспериментах мне приходилось пользоваться изотопами. Хью, мне легче будет узнать самое худшее, чем пребывать в неведении, — из-за этого-то я и плакала.
— М-м-м… Положение гораздо хуже, чем я сказал Дьюку, — он указал большим пальцем через плечо. — Счетчик вон там, за бутылями. Сходите посмотрите.
Барбара отправилась к счетчику и некоторое время оставалась возле него. Вернувшись, она молча села.
— Ну, как? — спросил он.
— Можно я выпью еще немного?
— Конечно! — он налил ей виски и разбавил его.
Она глотнула и тихо сказала.
— Если радиация не начнет уменьшаться, то к утру дойдет до красной черты, — она нахмурилась. — Конечно, эта предельная цифра из перестраховки занижена. Если я правильно помню, тошнить нас начнет не раньше, чем на следующий день.
— Излучение скоро начнет спадать. Поэтому меня больше беспокоит жара, — он взглянул на термометр и еще немного приоткрыл вентиль. — Сейчас работает батарейный поглотитель. Не думаю, что нам стоит в такой жаре крутить ручной воздухоочиститель. Одним словом, о це-о-два начнем беспокоиться только тогда, когда станем задыхаться.
— Резонно.
— Давайте не будем больше говорить о подстерегающих нас опасностях. О чем бы вы хотели поговорить? Может быть, расскажите немного о себе?
— Да мне и рассказывать-то почти нечего, Хью. Пол женский, белая, двадцати пяти лет от роду. Учусь, вернее, училась в колледже, после неудачного замужества. Брат — военный летчик, так что, может быть, он уцелел. А родители мои живут в Акапулько — возможно, и они живы. Домашних животных, слава богу, нет. Я очень рада, что Джо спас своего кота. Я ни о чем не жалею, Хью, и ничего не боюсь. Только как-то тоскливо… — она тяжело вздохнула. — Все-таки это был очень хороший мир, даже несмотря на то что в нем я была несчастлива.
— Не плачьте.
— Я не плачу. Это не слезы. Это пот.
— О да. Конечно.
— В самом деле, просто невыносимо жарко, — она вдруг завела руку за спину. — Вы не против, если я сниму эту штуку, как Карен? Он буквально душит меня.
— Пожалуйста, дитя мое, если вам так будет легче, снимите. Я на своем веку насмотрелся на женщин, не говоря уже о Грейс. Так что вид обнаженного тела не шокирует меня, — он встал, подошел к счетчику радиации. Проверив его показания, он взглянул на термометр и еще больше отвернул вентиль на баллоне.
Вернувшись на свое место, Фарнхэм заметил:
— В принципе, я мог бы запасти вместо кислорода сжатый воздух. Тогда мы могли бы курить. Но я не думал, что кислород придется использовать для охлаждения, — он, казалось, совсем не обратил внимания на то, что она последовала его приглашению чувствовать себя как ей удобнее. — Наоборот, я беспокоился о том, как обогреть убежище. Хотел придумать печь, в которой использовался бы зараженный воздух. Без какой-либо опасности для обитателей убежища, что вполне возможно, хотя и трудно.
— Я и так считаю, что вы все замечательно оборудовали. Я никогда не слышала об убежище с запасом воздуха. Ваше, вероятно, единственное. Вы настоящий ученый. Верно?
— Я-то? Боже, конечно, нет! Единственное, что я закончил, — это школу. А то немногое, что я знаю, я почерпнул за свою долгую жизнь. Кое-что во время службы на флоте, кое-что на заводе, кое-что из книг. Потом я некоторое время работал в одной строительной конторе и там узнал кое-что о строительстве и трубах. После этого я стал подрядчиком, — он улыбнулся. — Нет, Барбара, я просто нахватался всего понемногу. Ненасытное любопытство слоненка. Вроде нашего «Если не ошибаюсь, доктора Ливингстона».