Эта девочка ходила за матерью с проповедью по домам. В одной руке мать носила большую сумку, набитую брошюрами о Вселенском потопе, а в другой — большой зонтик от солнца. А ее дочка всегда отставала на несколько шагов — шла, стиснув зубы, с бесстрастным лицом. Когда Тэнго обходил с отцом дома неплательщиков за «Эн-эйч-кей», он не раз встречал эту пару на улице. При этом они всегда узнавали друг друга. И в девочкиных глазах неизменно вспыхивал только ему предназначенный, скрытый от всех остальных огонек. Но конечно, до разговоров дело ни разу не доходило. Просто здоровались — и все. Его отец был слишком занят сборами взносов, а ее мать чересчур торопилась объяснить людям близость Армагеддона. Мальчик с девочкой лишь мельком виделись друг с дружкой по воскресеньям, но не успевали их взгляды пересечься, как занятые по горло родители торопливо растаскивали их в разные стороны.
О том, что она сектантка, в школе знал каждый. «По религиозным соображениям» девочка не участвовала в рождественских утренниках и не ездила с классом на экскурсии ни в буддийские, ни в синтоистские храмы. Не выступала на спортивных соревнованиях, а на линейках не пела гимнов школы и Японского государства. Такое, мягко говоря, радикальное поведение быстро привело к тому, что дети в классе стали ее избегать. Да к тому же перед каждым школьным обедом ей приходилось молиться. Причем — в полный голос, чтобы слышали все вокруг. Понятное дело, кому из окружающих детей такое понравится? Сама она, похоже, не горела желанием молиться у всех на глазах. Тем не менее жесткая догма — молиться перед едой! — засела в сознании одноклассницы слишком глубоко, чтобы отрекаться от этой догмы лишь потому, что вокруг нет сторонников той же веры. Ибо как ни увиливай, а слишком высоко сидит наш Отец и слишком отлично все видит…
Отец наш Небесный. Да не названо останется имя Твое, а Царство Твое пусть придет к нам. Прости нам грехи наши многие, а шаги наши робкие благослови. Аминь.
Удивительная вещь — наша память. Двадцать лет прошло, а эти слова он помнил наизусть до сих пор. Царство Твое пусть придет к нам. Еще в школе, повторяя про себя эту молитву, Тэнго постоянно задумывался: что же там за Царство такое? Есть ли там телевидение «Эн-эйч-кей»? Ведь если телевидения нет, значит, не нужно собирать взносы. Тогда бы ему и правда очень хотелось, чтобы это Царство пришло как можно скорее.
В школе они не общались. Вроде и сидели в классе друг от друга недалеко, а случая для нормального разговора не выпадало. Одноклассница держалась обособленно, без особой нужды никого ни о чем не спрашивала. Совсем не похоже, что с этой девочкой можно разговориться без особой причины. И все-таки Тэнго в душе переживал за нее. Уж он-то прекрасно знал, чего это стоит — в воскресный день обходить дом за домом и нажимать на кнопки звонков, И как глубоко это все может ранить детское сердце — неважно, что движет родителями, религия или служебный долг. Воскресенье создано Господом для того, чтобы дети играли и веселились. А вовсе не для того, чтобы собирать с людей деньги или пугать их грядущим концом света. Подобной ерундой — если взрослые думают, что она действительно необходима, — пускай уж они занимаются сами.
Лишь однажды, совсем случайно, Тэнго довелось прийти той девочке на помощь. Случилось это в четвертом классе, осенью, на лабораторной по физике. Ее сосед по столу — и, соответственно, напарник по заданию — грубо обругал ее на всю аудиторию за то, что она перепутала порядок выполнения опыта. В чем там была ошибка, Тэнго уже и не помнил. Но тот парень унизил ее именно за то, что она сектантка. И за то, что она «шныряет по домам нормальных людей со своими дурацкими проповедями и кретинскими книженциями».
— Сектантка недобитая! — бросил он ей в лицо.
В жизни класса подобный случай был редкостью. Обычно «сектантку» не дразнили и не унижали. Просто делали вид, что ее в этом мире не существует, и по возможности выкидывали мысли о странной однокласснице из головы. Но в таких ситуациях, как совместная лабораторная работа, эта практика не срабатывала. Вот почему слова ее напарника сочились ядом. А Тэнго в ту минуту стоял за соседним столом и почему-то не смог пропустить это мимо ушей. Почему? А бог его знает. Не сумел, и все.
Он просто подошел к ней и пригласил к своему столу. Особо не задумываясь, без колебаний, совершенно автоматически. А затем объяснил, что именно сделано не так. Она выслушала его очень внимательно, уяснила, что нужно, и больше таких ошибок не делала. За все два года их совместной учебы это был первый и последний раз, когда Тэнго заговорил с ней. Успеваемость у него была отличная, рост огромный, силы не занимать. Хочешь не хочешь, а постоянно у всех на глазах. Поэтому за то, что Тэнго защитил «сектантку», дразнить его не стали. Хотя репутация его уже не была такой чистой, как прежде. Для всех вокруг он словно заразился ее болезнью.
Но самому Тэнго было на это плевать. Кроме самого факта, что ее родители — «очевидцы», никаких отличий между ней и другими он не находил, хоть убей. С этой девочкой наверняка можно было бы отлично дружить. Однако лишь потому, что ее родители были из «очевидцев», она оставалась для окружающих невидимкой. Никто не заговаривал с ней. Не смотрел в ее сторону. И это казалось Тэнго ужасно несправедливым.
После этого и он больше ни разу не заговорил с ней. Необходимости не было, а случая так и не подвернулось. Но с тех пор всякий раз, когда их взгляды пересекались, девочка краснела от смущения. Тэнго хорошо это чувствовал. Может, своей «помощью» на лабораторной он ей помешал? Может, лучше было не лезть, куда не просят? Ответов на эти вопросы Тэнго не находил. Все-таки он был ребенком и читать настроения людей по лицам еще не умел.
Лишь однажды она взяла его за руку.
Стоял ясный декабрьский день, за окном висело высокое небо с перистыми облаками. Как иногда случалось, после уборки класса они остались последними, кто еще не ушел. Один на один. И тут она вдруг решительно подошла к нему. Ничуть не колеблясь, взяла его руку в свою. И подняла взгляд (все-таки Тэнго был сантиметров на десять выше). Удивившись, он заглянул ей в глаза. И буквально провалился в ее черные зрачки — на такую бездонную глубину, какой никогда и нигде не испытывал прежде. А она все сжимала его ладонь. Не ослабляя хватки ни на секунду. Прошло непонятно сколько времени. Наконец она отняла руку, рассеянно поправила складки на юбке и быстро вышла из класса.
Очень долго Тэнго стоял столбом, не в силах ничего вымолвить. Первой его мыслью было: слава богу, этого никто не увидел. Заметь их хоть кто-нибудь посторонний — какой бы поднялся скандал! Оглядевшись, он перевел дух. И понял, что запутался пуще прежнего.
Кто знает — может, та девчонка, что вышла на станции Огикубо, тоже была из «очевидцев»? Просто ехала с матерью заниматься обычным воскресным миссионерством. А сумка мамаши была набита брошюрками о Вселенском потопе. Вот поэтому зонтик от солнца и странное сияние в глазах девчонки и напомнили Тэнго о его странной молчаливой однокласснице. Разве не может такого быть?
Да нет. Та парочка в поезде никак не могла быть «очевидцами». Скорей уж дочка ехала сдавать какой-то важный экзамен, и мать ее сопровождала. А в сумке были самые обычные ноты. Какие-нибудь пьесы для фортепиано. Просто я слишком лично воспринимаю всякие мелочи, подумал Тэнго. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Что ни говори, а в воскресенье время течет не так, как обычно. Да и вокруг все выглядит как-то странно.
Вернувшись домой, Тэнго наскоро сготовил простецкий ужин, поел. Вспомнил, что пообедать сегодня не вышло. Подумал, не позвонить ли Комацу. Уж он-то наверняка ждет не дождется результатов сегодняшнего «собеседования». Но сегодня воскресенье. Значит, в конторе его нет. А номера его личного телефона Тэнго не знает. Ну и бог с ним тогда, решил Тэнго. Сам позвонит, если захочет.
На часах перевалило за десять, и Тэнго уже окончательно собрался в постель, как вдруг телефон затрезвонил. Ну точно Комацу, подумал он, — однако звонила его замужняя подруга.
— Слушай, у меня будет не очень-то много времени, но… ничего, если я заеду послезавтра ближе к вечеру? спросила она.
В трубке слышалось фортепиано. Похоже, муж еще не вернулся с работы, подумал Тэнго.
— Конечно, давай, — ответил он ей.
С одной стороны, для этой встречи ему придется оторваться от работы над «Воздушным коконом». С другой стороны, от голоса подруги Тэнго почувствовал, как сильно он ее хочет. Повесив трубку, он прошел на кухню, налил себе «Wild Turkey» и выпил, ничем не закусывая, перед кухонным краном. А уж потом залез в постель, прочел несколько страниц какой-то книги и заснул мертвым сном.
На этом его долгое и очень странное воскресенье, слава богу, закончилось.
Глава 13
АОМАМЭ
Прирожденная жертва
Проснулась Аомамэ с дикого похмелья. Что само по себе странно. До сих пор, сколько бы она ни пила, уже на следующее утро ничто не мешало ей заняться делами. И этим она гордилась. Однако нынешним утром ее веки опухли так, что глаза не хотели открываться, а любые попытки достучаться до сознания оканчивались провалом. Казалось, ее мозг посадили в железную клетку, запретив общаться с телом. На часах перевалило за десять. Яркие лучи утреннего солнца иголками впивались в глаза. Тишину комнаты взорвал надрывный рев мотоцикла, что пронесся по улице за окном.
Она лежала в постели нагишом. Как же ей вчера удалось добраться до дому? На полу у кровати разбросана вчерашняя одежда. Как же, черт побери, у нее получилось раздеться? Аомамэ с трудом поднялась с кровати, переступая через одежду, прошла на кухню и жадно выпила то ли два, то ли три стакана воды из-под крана. Затем поплелась в ванную, сполоснула холодной водой лицо и осмотрела себя голую в зеркале. К ее огромному облегчению, никаких следов вчерашней гулянки на теле не обнаружилось. Слава богу. Разве что ощущение внизу живота, как и всяким утром после бурного секса, напоминало о прошедшей ночи. Вязкая истома будто старалась вывернуть ее чрево наизнанку. Не говоря уже о странном ощущении в прямой кишке. Черт меня побери, подумала Аомамэ. И кончиками пальцев помассировала веки. Неужели добрались и дотуда? Жуть какая. Ни черта же не помню…
Теряясь в мутном сознании, точно в тумане, она оперлась о стену, кое-как забралась в ванну и приняла горячий душ. Намыливая каждый уголок тела так остервенело, словно хотела отдраить свою память от последних обрывков вчерашних воспоминаний. С особой тщательностью подмылась — сначала спереди, потом сзади. Извела на волосы чуть ли не всю бутыль шампуня. Выдавила на щетку мятную пасту и долго чистила зубы, пока неприятный привкус во рту не исчез. Затем выбралась из ванной, подобрала с пола трусики с чулками и, стараясь на них не глядеть, швырнула в корзину с грязным бельем.
Вернувшись в комнату, она проверила содержимое сумки. Кошелек на месте. Банковские карточки и кредитки не тронуты. Денег вроде меньше не стало. Похоже, за вчерашний вечер она потратилась разве что на такси домой. Недостача обнаружилось только в купленной загодя пачке презервативов. Она посчитала: недоставало четырех штук. Четырех? Во внутреннем кармашке обнаружилась сложенная пополам записка. Номер токийского телефона. Чей именно — дьявол разберет.
Снова забравшись под одеяло, Аомамэ попыталась вспомнить о вчерашней ночи все, что могла. Аюми прошла к столику с мужчинами, улыбаясь, завязала разговор. Вчетвером еще что-то выпили, всем стало весело и хорошо. Дальше все было расписано как по нотам. Мужчины заказали два номера в ближайшем бизнес-отеле. Как и договорились, Аомамэ пошла с лысоватым, Аюми — с моложавым спортсменом. По крайней мере, у нее самой все приключилось удачно. Сначала они оба залезли под душ, и она сделала мужику минет. И тогда же надела ему презерватив.
Примерно через час в их номер позвонили.
— А давайте мы к вам? — предложила Аюми. — Еще чего-нибудь выпьем, ты как?
— Давай, — согласилась Аомамэ.
И чуть погодя в их номер заявилась Аюми с партнером. Позвонили в круглосуточный сервис, заказали еще бутылку виски со льдом, которую очень скоро опустошили.
О том, что случилось дальше, Аомамэ помнила лишь обрывочную белиберду. Вроде как вчетвером они набрались будь здоров. И то ли от виски (который Аомамэ обычно не пила), то ли из-за того, что каждую раззадоривала напарница, девушек понесло. Поменяв партнеров, они снова занялись сексом. Аомамэ на кровати со спортсменом, Аюми на диване с лысоватым. Кажется, так. Ну а потом… А потом все словно ухнуло в какой-то туман, и дальше не вспоминалось уже ничего. Ну и ладно. Черт с ним, решила Аомамэ. Забуду, так и не вспомнив. Да и было бы что вспоминать: подумаешь, отвязалась по безумному сексу. Уж с этими ребятками ее дорожка наверняка больше ни разу не пересечется.
Вот только — доставала ли она во второй раз презерватив? Вопрос не давал ей покоя. Не хватало еще забеременеть или заразиться по такой нелепой случайности. Хотя наверняка все в порядке, сказала она себе. Все-таки в какой бы драбадан я ни напивалась, как бы ни отключала мозги, но контрацепция у меня всегда под контролем.
Так. Есть ли у нее на сегодня какая-нибудь работа? Ответ отрицательный, работы нет. Сегодня суббота, и она никому ничего не должна. А впрочем — как же! Сегодня в три ей нужно быть в «Плакучей вилле», делать хозяйке растяжку. Тамару звонил ей пару дней назад и специально уточнял, нельзя ли перенести занятия на субботу, поскольку в пятницу мадам собралась в больницу. Как она могла об этом забыть? Впрочем, не страшно. До встречи еще четыре часа. Есть время избавиться от головной боли, проветрив мозги как следует.
Аомамэ сварила крепкого кофе, через силу залила в желудок одну за другой три чашки. А затем в распахнутом халатике на голое тело снова завалилась в постель и принялась убивать время, разглядывая потолок. Делать ни черта не хотелось. Только смотреть в потолок — и все. Ничего интересного на потолке она не видела, но тут уж ничего не попишешь. Все-таки потолки созданы не для того, чтоб людей развлекать. Стрелки часов подползали к обеду, но есть не хотелось. Рев мотоциклов и машин за окном по-прежнему отдавался в голове болезненным эхом. Настолько серьезное, основательное похмелье у нее было впервые в жизни.
Тем не менее ощущение от вчерашнего секса сказывалось на ее самочувствии благотворно. Физическое воспоминание о том, как мужчины обнимали ее, раздевали, ласкали, вылизывали, с удовольствием вставляли в нее свои члены и заставляли кончить, все еще оставалось внутри. И даже несмотря на дикое похмелье, великое освобождение переполняло ее существо.
И все-таки, подумала Аомамэ. До каких пор я буду искать себе на голову таких приключений? Ведь мне уже скоро тридцать. А там, глядишь, и сороковник не за горами…
Но об этом она решила сейчас не думать. Как-нибудь потом. Срок истекает не сейчас. Если начать всерьез задумываться об этом прямо сегодня, меня же просто…
Но тут зазвонил телефон. Точнее сказать — загрохотал. Уши заложило так, будто резко въехали в тоннель на скором поезде. С большим трудом Аомамэ встала и взяла трубку. Часы показывали полдень с небольшим.
— Аомамэ? — с трудом просипели в трубке. Аюми, кто ж еще.
— Она самая, — просипела Аомамэ.
— Эй, как ты там? — послышалось в трубке. — Судя по голосу, тебя только что переехал автобус.
— Типа того.
— Бодун? — уточнили на том конце.
— Есть немного, — ответила Аомамэ. — Откуда ты знаешь мой номер?
— Ты что, забыла? Сама же мне написала. Типа, давай еще как-нибудь встретимся. Я тебе тоже свой номер оставила, проверь в кошельке!
— Да ты что? — поразилась Аомамэ. — Ни черта не помню.
— Нуда! — защебетала Аюми. — Ты еще сомневалась, взяла я или нет. Вот я и звоню, чтобы уточнить! Ты домой-то нормально вернулась? Я ведь на перекрестке Роппонги тебя в такси погрузила, ты сказала водителю адрес — и бай-бай…