Атребаты по обе стороны от надвратной башни устало опустились на караульную тропку, и только несколько часовых остались стоять, бдительно всматриваясь во тьму и напрягая слух на тот случай, если вдруг дуротриги схитрили и все же собираются попытать счастья, нагрянув из мрака. Царь Верика, вышедший из-под арки, выглядел очень усталым и двигался неуверенно, положив руку на плечо самого могучего из своих стражей. В мерцающем свете единственного факела маленькая процессия медленно направилась по главной улице к царскому чертогу, и когда она приближалась к толпящимся там и сям кучками горожанам, те умолкали, а на их освещаемых колеблющимся пламенем угрюмых лицах читалась немая обида. Съестного в городе почти не осталось, и если сам Верика со своими придворными, домочадцами и охраной нужды пока что не знал, то его подданные уже голодали. Большая часть хранилищ Каллевы опустела, по городским загонам бродило считаное число свиней, коз и овец. Окрестные хутора были заброшены или начисто сожжены, а те их владельцы, каким посчастливилось уцелеть, укрылись в столице.
Союз с Римом не принес обещанных выгод. Легионы вовсе не обеспечивали атребатам защиты, зато потворство захватчикам навлекло на них гнев всех племен, поддерживавших Каратака. В их страну, грабя растянувшиеся по длинным дорогам римские обозы, а заодно разоряя владения презренных приспешников чужаков, теперь постоянно вторгались не только дуротриги, но и дубонны, и катувеллауны, и даже дикие силурийцы.
В результате этих опустошительных рейдов атребаты лишились собственных источников пропитания, а зерна, обещанного Римом, так и не получили, поскольку целые вереницы подвод становились добычей сторонников Каратака и его не хватало теперь самим римлянам. То немногое, что удавалось доставить из Рутупия, оседало на базе Второго легиона, и жители Каллевы уже начинали роптать, что легионеры отъедаются и жиреют, в то время как им — их союзникам — не набрать вдоволь муки на ячменную размазню.
Все эти настроения не были тайной для обоих центурионов, которые, возвращаясь в больницу, задержались у винной палатки. Предприимчивый нарбоннский торговец раскинул ее возле самых ворот римской базы, отлично зная, что каждый легионер всегда при случае не прочь промочить горло. Когда два приятеля опустились на грубо сколоченную деревянную лавку, установив между коленями кожаные посудины с купленным Макроном мулсумским вином, очень забористым и довольно дешевым, мимо проследовал сопровождаемый стражей царь атребатов. Часовые у ворот вытянулись в струнку, но Верика лишь скользнул по ним холодным взглядом и двинулся дальше.
— Не очень-то он приветлив для союзника, — буркнул Макрон.
— Может, и так, но вправе ли мы упрекать его в этом? Похоже, атребаты ненавидят своего государя еще больше, чем вражеские племена. Он был навязан им Римом, и сам в свою очередь втянул их в очень невыгодную игру. Союз с нами принес его подданным только страдания, а мы пока что способны заботиться лишь о себе. Не удивительно, что он ожесточен против нас.
— И все равно, сдается мне, этот мерзавец мог бы вести себя и повежливей. Сам ведь небось кинулся к императору, хныча, что катувеллауны сбросили его с трона. Клавдий, послав войско в Британию, первым делом вернул Верике царство, и рассчитывать на что-то большее просто наглость.
Вместо ответа Катон задумчиво посмотрел в свою чашу. Макрон, как обычно, весьма упрощенно судил о вещах. Спору нет, лично Верика только выиграл от обращения к Риму, но, с другой стороны, его просьба о помощи оказалась удивительно своевременной и сыграла на руку как самому Клавдию, так и многим из сплотившихся вокруг него римлян. Новой власти был нужен триумф, а легионам война, чтобы отвлечь их командиров от участия в политических дрязгах. Вопрос о захвате Британии волновал правителей Рима с тех пор, как Цезарь предпринял первую попытку расширить границы империи, присоединив к ним туманные острова, населенные самыми дикими кельтскими племенами. И вот Клавдию представился замечательный повод снискать себе славу завоевателя свершением, достойным деяний своих великих предшественников. Разумеется, закрыв глаза на то, что промозглая, окруженная морем страна уже давно утратила ореол той таинственной и манящей земли, которую так красочно живописал в своих комментариях Цезарь. Еще в правление Августа римские путешественники и купцы исходили ее вдоль и поперек, тем самым дав всему миру понять, что и этому последнему оплоту друидов и кельтов рано или поздно суждено пасть и превратиться в одну из имперских провинций.
Верика, чуть ли не первым склонившийся перед Римом, невольно развеял миф о неистребимом свободолюбии гордых и непокорных островитян, и сейчас Катон поймал себя на мысли, что ему жаль этого старика, а еще пуще — все его племя. Атребаты волею обстоятельств оказались зажатыми между неудержимой наступательной мощью золоченых Орлов и мрачной отчаянной стойкостью Каратака с его шаткой конфедерацией бриттов, готовых пожертвовать всем, лишь бы отбросить проклятых пришельцев обратно за море, туда, откуда они вдруг явились.
— Наш Веспасиан, похоже, спятил! — хмыкнул Макрон, удивленно покачивая головой. — Странно, что он до сих пор еще жив. Ты видел, как он набросился на бриттов? Словно какой-нибудь долбаный гладиатор. Этот малый безумен.
— Да, ухватки у него грубоватые, — нехотя согласился Катон. — А уж где драка, туда его и несет, будто шилом в зад колет.
— И что же, по-твоему, это за шило?
— Ну… на мой взгляд, ему все еще хочется утвердиться. Ведь он с его братом первыми из их рода сумели выбиться в сенаторское сословие. А сенаторы — это высшая знать, это даже не всадники, из которых выходит большинство командиров. Должно быть, наш легат пытается доказать, что он достоин этого звания.
— Ну, не знаю. Видал я сенаторов, служил у некоторых под началом и могу сказать, что чуть ли не все из них нос воротят от всяких там стычек, особенно с дикарями.
— Но не наш легат.
— Наш легат совсем другой, — кивнул Макрон и одним духом опустошил свою чашу. — Правда, это не очень-то ему на пользу. Без припасов Второй легион быстро выдохнется, и к зиме его действия не приведут ни к чему. А ты знаешь, что происходит с легатами, не добивающимися успеха? Их, бедолаг, спроваживают наместниками в какую-нибудь дыру. В Африку, например, или куда-нибудь еще в этом роде. Во всяком случае, к тому все идет.
— Возможно. Но я рискнул бы предположить, что с переводом Веспасиана проблема не разрешится. Если снабжение не будет налажено, Африка соберет всех легатов, которых примутся тут заменять.
Оба центуриона примолкли, задумавшись, чем чревата для них перемена в стратегии бриттов. С точки зрения Макрона, это сулило в дальнейшем одни неудобства: сокращение пайка и расширение земляных нудных работ, ибо откатившимся легионам придется перед каждым очередным наступлением укреплять свои тылы бесконечным строительством фортов вдоль дорог. Хуже того, Плавту ничего не останется, как приступить к безжалостному истреблению британских племен, но ведь одним махом их не прихлопнешь. А значит, силы вторжения будут продвигаться вперед не быстрее улитки, и, прежде чем всех обитателей этого дикого острова перебьют или усмирят, они с Катоном успеют состариться и, чего доброго, вообще тихо отойти в иной мир.
Все эти соображения мелькали и в голове у Катона, однако он, как куда более образованный человек, мыслил шире своего простоватого сослуживца и в последних своих размышлениях с удручающей неизменностью приходил к выводу, что, возможно, решение о присоединении земель бриттов к империи было скоропалительным и непродуманным. Разумеется, император при его весьма слабой популярности в Риме остро нуждался в каких-либо полководческих лаврах, однако, несмотря на то что главный город катувеллаунов Камулодунум попал в руки римлян, бритты, похоже, не очень-то торопились вступить с чужаками в переговоры, не говоря уж о том, чтобы сдаться. Несгибаемое упорство упрямого Каратака передавалось другим вождям, чьи племена противостояли захватчикам с таким рьяным ожесточением, что кампания грозила оказаться несравненно более затяжной и дорогостоящей, чем представлял себе Клавдий. По разумению Катона, Плавту лучше всего сейчас было бы побыстрее договориться с островитянами о формальном признании ведущего положения Рима и, заключив с ними сносный союз, покинуть британские берега.
Однако было предельно ясно, что при столь зыбкой императорской власти ни легионы, ни вспомогательные когорты отсюда не отзовут, а подкрепления будут слать мизерные, только чтобы восполнить потери и поддержать набранную наступательную инерцию переброшенных в Британию сил. Как всегда, политика брала верх над здравым смыслом. Катон вздохнул.
— Глянь-ка, — шепнул Макрон, кивнув в сторону базы.
В мерцающем свете установленных по обе стороны от ворот жаровен появился Веспасиан, сопровождаемый четырьмя легионерами. Выйдя из лагеря, легат повернул к резиденции царя Верики, и маленький отряд исчез в темноте, провожаемый взглядами двух центурионов.
— Интересно, что затевается? — пробормотал Катон.
— Может, это простой визит вежливости?
— Тогда навряд ли наших ждет теплый прием.
Макрон пожал плечами, демонстрируя явное равнодушие к установлению доверительных отношений между Римом и каким-то народцем, рискнувшим вступить с ним в союз. Его лично всегда занимали куда более животрепещущие вопросы.
— Пропустим еще по одной? Я угощаю.
— Лучше не стоит, — покачал головой Катон. — Я что-то устал. Да и вообще, нам пора бы вернуться на свои койки, пока эти хреновы санитары не сочли их пустыми и не вздумали сдуру положить там кого-то еще.
ГЛАВА 4
Несмотря на приятное возбуждение от того, что ему удалось уцелеть в отчаянной схватке, Веспасиан, шагая по вонючей улице к царской усадьбе, пребывал в дурном настроении. И не только потому, что был возмущен лаконичным и, как ему показалось, неуважительным приглашением со стороны повелителя атребатов.
У него хватало и своих заморочек. Едва отдышавшись после сражения, он первым делом разместил оставшихся в живых конников и обозных конвойных на территории базы, потом усилил караулы на стенах на тот случай, если дуротриги не успокоятся и решатся атаковать городок, после чего занялся проблемами нижестоящих чинов, ищущих с ним личной встречи. Расположившись в кабинете покойного центуриона Верания, Веспасиан стал вникать в суть их нужд. Госпиталь был переполнен ранеными бойцами, и для его расширения главному хирургу легиона требовались дополнительные рабочие руки. Веспасиан хмуро выслушал лекаря и вяло пообещал иметь это в виду. Когда хирург удалился, вошел центурион, командовавший охраной обоза. Он попросил, чтобы для сопровождения его подвод к базе в устье Тамесис ему выделили когорту опытных легионеров.
— Командир, я не могу отвечать за доставку припасов, пока у меня нет возможности обеспечить им полноценную защиту, — осторожно сказал он.
— Ты отвечаешь за доставку при любых обстоятельствах, и тебе это известно, — заявил Веспасиан, посмотрев на центуриона с холодным презрением.
— Так точно, командир. Но эти бездельники из Испании, которых мне навязали, ни на что не годятся.
— А мне кажется, сегодня они выглядели совсем неплохо.
— Да, командир, — нехотя согласился центурион. — Но все равно это слабенькая защита. Только наши тяжеловооруженные пехотинцы способны по-настоящему окоротить разгулявшихся дикарей.
— Возможно, но я не могу выделить тебе никого из моих людей.
— Командир!
— Ни единого человека. Однако я спешно направлю командующему прошение прислать сюда отряд конных батавов. А тем временем мне понадобится полный перечень имеющихся на базе припасов. Да, и также нужно подготовить к движению как можно больше телег.
Центурион выждал момент, ожидая дальнейших распоряжений, но Веспасиан кивнул в сторону двери и велел кликнуть следующего просителя. Его первоочередной задачей было в самые сжатые сроки снабдить провизией и снаряжением свой отощавший и обтрепавшийся легион. Один из гонцов уже скакал обратно в район боевых действий с приказом отрядить в Каллеву две полноценные когорты. Мера, возможно, и чрезвычайная, однако легат хотел иметь твердую уверенность в том, что обоз не только выйдет из городка, но и доберется туда, где его ожидают. В ситуации, когда враг мог почти безнаказанно шнырять всюду, на непрерывность поставок надеяться не приходилось и следовало использовать любой шанс пополнить армейские сундуки и лари.
Каратак поставил Веспасиана в положение, кажущееся тупиковым. При новом продвижении легиона вперед бритты напрочь перережут линии неимоверно растянувшихся римских коммуникаций, а если бросить побольше людей на охрану обозов, наступление застопорится само собой.
Северней войска командующего Плавта уже опасно рассредоточились по всему фронту, и свободных подразделений для усиления конвойных отрядов или гарнизонов придорожных фортов у генерала практически не осталось. То жалкое воинство, которое Каллева вывела за ворота, наглядно продемонстрировало, на каких шатких подпорках держится теперь весь римский тыл. Что сейчас позарез требовалось Веспасиану, так это живая сила: крепкие, хорошо обученные солдаты. Но легат, стиснув зубы, вынужден был признать, что с таким же успехом мог бы желать достать с неба луну.
Возникла и еще одна проблема, конкретная. Комендант здешнего гарнизона погиб. Хотя Вераний и слыл тугодумом, но имел достаточно хватки, чтобы держать в узде группу ожидающих со дня на день отставки вояк, а осаждающий горные крепости Второй легион вряд ли мог позволить себе отчислить из своих рядов на место, сделавшееся в одночасье вакантным, другого центуриона. Учитывая, что устав римской армии обязывал низовых командиров лично вести людей в бой, эти отчаянные храбрецы гибли чаще, чем прочие легионеры. Некоторыми центуриями уже командовали оптионы, что если и было приемлемым, то в нарушение всяческих норм.
Именно тут, на мгновение прервав ход безрадостных размышлений легата, к нему и прибыл посланец Верики с просьбой незамедлительно повидаться с царем.
Короткое, походящее более на приказ приглашение лишь усугубляло мрачное настроение Веспасиана, шагающего по темным улочкам Каллевы и всемерно старающегося не поскользнуться в лужицах нечистот. Путь ему часто пересекали оранжевые прямоугольники света, изливающегося из открытых дверей кособоких лачуг. Внутри хижин виднелись сгрудившиеся вокруг очагов люди, но как-то не замечалось, чтобы кто-либо из них ел.
Когда легат и его эскорт приблизились к высоким воротам, двое стражей выступили из теней и скрестили копья, увенчанные широкими листовидными наконечниками, но, признав гостей, расступились. Один из караульных указал на большое строение, занимавшее дальнюю часть огороженного пространства. Когда римляне пересекали обширный двор, Веспасиан успел краем глаза приметить крытые соломой конюшни с маленькими сарайчиками, обступавшими их, и пару длинных, низких, бревенчатых сооружений, из которых неслись громкие, хриплые голоса. Все было по-прежнему. Островные вожди жили скромно, не проявляя никакого стремления к роскоши, свойственного, например, всем восточным царькам. «Еще одна племенная культура, — подумал легат. — Столь примитивная, что Рим ее и не видит». Пройдет уйма лет, прежде чем бритты оценят преимущества цивилизованного образа жизни и начнут ими наслаждаться наряду с прочими уже просвещенными и достаточно развитыми народами.
По обе стороны от входа в большой чертог горели, разгоняя тьму, факелы. В их свете Веспасиан неожиданно для себя с немалым удивлением обнаружил, что здание, где ему уже доводилось бывать, основательно перестроено. Видимо, царь атребатов все-таки перестал довольствоваться простотой своего бытия и решил что-то изменить в этом плане. «Что ж, этого следовало ожидать, — внутренне усмехнулся Веспасиан. Многие знатные варвары, побывавшие в Риме, после вспоминают о том с удовольствием и пытаются создать нечто подобное у себя в глухомани».
Из неслышно распахнувшихся дубовых дверей выступил молодой, лет двадцати, человек с длинными, собранными сзади в хвост светло-каштановыми волосами. Он был широк в плечах и высок — где-то на пядь выше гостя. Все его облачение составляли короткая римская туника, кельтские штаны и мягкие кожаные сапоги.
Юноша широко улыбнулся и с таким видом, будто встретил доброго старого друга, протянул руку.