— Калды.
— Они делают все, что могут. Только что прибыли еще две цепи. Но ведь этого мало! Я приказал зверям, чтобы они делали свои рейды как можно дальше, даже в города.
— Если люди нападут на нас до того, как мы закончим, это не поможет.
Кафр засмеялся — без радости, без иронии.
— Есди они так далеко зайдут по следу Калдов, мы справимся с ними. А когда мы закончим работу, они будут порабощены.
Второй кивнул и не без раздражения заметил:
— Если мы закончим вовремя. Если же нет…
— Если не кончим, — заметил Кафр, — тогда ничто не будет иметь значения — ни они, ни мы, ни Бас Бессмертный.
Что-то вроде дрожи пробежало по его блестящему телу, но он откинул голову назад и снова громко рассмеялся.
— Мы закончим это, Стьюд! Мы единственные в мире, и ничто нас не может остановить. А это значит — конец скуке, рабству и плену. Когда этот мир будет в наших руках, нас ничто не остановит!
— Ничто! — прошептал Стьюд.
И андроиды ушли, исчезли в кипящем грохоте.
— О чем они говорили? — спросил охотник.
Сиран покачал головой. Глаза его смотрели отрешенно.
— Не знаю.
— Сдается мне, парень, плохи наши дела. Жареным пахнет.
— Ну и ладно, — равнодушно ответил Сиран. — Что случилось с Маус?
— Ее взяли с другими. Поверь мне, приятель, я сделал все, что мог, иначе взяли бы и тебя. Ей уже не поможешь.
— Она пошла на свет.
— Думаю, да. А я успел убежать.
Глаза Сирана заволокло туманом. Без особого интереса он спросил:
— Как мы ушли? Мне кажется, я видел яркий свет.
— Да, а затем он неожиданно погас, и я заторопился. Серые бестии выслеживают по запаху, но в этом котелке для жаркого запахов слишком много. Они потеряли нас, а когда свет снова вспыхнул, я увидел эту нишу и заполз в нее.
Он почесал бороду и взглянул вниз.
— Я думаю, у них и без нас дел хватает. Стоит ли беспокоиться из-за двоих удравших рабов., нет, из-за троих.
Он хихикнул.
— Отшельник тоже сбежал. Он хитер, ничего не скажешь: сидит в тени, а сам вопит, как обезьяна, о каком-то Откровении. Впрочем, может быть, они уже поймали его.
Сирану было плевать на отшельника.
— Порабощение, — произнес он задумчиво. — Если они приберут к рукам наш мир, их ничто не остановит.
Он оглядел пол шахты.
Стражи отсутствовали. Да и зачем стражи, когда у них есть Свет?
Двуногий скот слишком хрупок, но зато он не задается лишними вопросами и будет работать, пока не свалится замертво.
Мир в их руках. Ком глины, из которого можно слепить все, что угодно. Нет больше рыночных площадей, нет таверн, не звучат песни, исчезли маленькие люди, живущие собственной маленькой жизнью. Останутся только рабы с пустыми лицами. Пасти их будут серые звери с жезлами, а андроиды со своим Светом станут повелевать ими.
Сиран не знал, зачем андроидам понадобилась эта планета и что они будут с ней делать. Он понимал только, что все увиденное причиняет ему такую боль, какой он никогда не испытывал.
То, что он собирался делать, было безнадежным и безумным, но это его не беспокоило. Он думал только о том, что где-то в этом загоне для скота надрывается Маус с пустыми глазами и открытым для приказов мозгом. Очень скоро она, как та женщина на башне, исчерпает свои силы и умрет. Он резко повернулся к охотнику.
— Что ты сделаешь, если захочешь убить змею?
— Отрублю ей голову, конечно.
— Камень Судьбы, — прошептал Сиран, — власть над жизнью и смертью. Ты веришь в легенды?
Охотник пожал плечами.
— Я верю в свои руки. Они еще ни разу не подводили меня.
— Мне нужны твои руки. Я хочу разрушить одну легенду и создать другую.
— Они в твоем распоряжении, парень. Куда мы направляемся?
— Вниз, в тот туннель. Сдается мне, что он ведет к Бет Вите, к Басу Бессмертному и к Камню.
Словно соглашаясь с его словами, голубой свет, разлитый внутри, начал быстро тускнеть. В полутьме Сиран и охотник выскочили из ниши, спустились вниз и вошли в туннель.
Там было совсем темно. Кромешный мрак рассеивали лишь редкие голубые огоньки, мерцавшие по стенам. Не один час пробирались они в полной темноте, прежде чем это свечение немного усилилось. Подземелье выглядело совсем заброшенным.
Время от времени охотник останавливался и прислушивался. Когда Сиран раздраженно спросил, в чем дело, охотник ответил:
— По-моему, за нами кто-то идет, но может быть, это только кажется-.
— Ну так ткни в него жезлом, если он подойдет слишком близко. Давай поторопимся!
Сиран не сомневался, что туннель вел прямо к Бет Вите. От волнения он почти перешел на бег, но тут охотник резко схватил его за плечо.
— Стой! Впереди какое-то движение.
Он пригнул Сирана к земле, и они поползли на коленях, держа жезлы наготове.
Легкий уклон туннеля привел их к развилке. Один рукав вел прямо, а другой резко поворачивал вверх, к поверхности земли.
Перед развилкой на камне сидели четыре Калда и играли во что-то костяшками человеческих пальцев. Сиран поднялся и на цыпочках заскользил вдоль стены. Охотник шел рядом.
Ни один камушек не зашуршал под их ногами. Калды были увлечены игрой и не ожидали никакой тревоги.
Казалось, опасность миновала, но тут за их спинами кто-то завыл, как рассерженный кот. Сиран быстро повернул голову и увидел отшельника с поднятыми руками и вздыбившимися волосами. Глаза его горели безумным огнем.
— Зло! — визжал он. — Вы — зло! Вы не верите Свету и слугам Света!
Похоже, он забыл, что совсем недавно называл Калдов демонами.
Серые звери вскочили, хватаясь за жезлы. Сиран яростно зарычал и бросился на них.
Все, что случилось потом, он запомнил плохо. Было много движения. Серые звери прыгали и размахивали жезлами, что-то ударило его в висок, из глаз посыпались искры. Он бился вслепую: кровавый туман застилал ему глаза. Отшельник не замолкал ни на секунду, его вопли о зле и Свете заглушали шум схватки. Охотник дрался, стиснув зубы, падал, поднимался и снова бросался в бой. Один раз Сирану удалось ткнуть жезлом прямо в кроваво-красный глаз.
Вскоре из глубины туннеля до них долетел гулкий топот многочисленных ног. Охотник лежал на земле без движения.
Сиран вдруг обнаружил, что бежит по проходу вверх, поскольку другой путь оказался забит Кал-дами.
Ему удалось убежать. Как — он не помнил. Возможно, инстинкт самосохранения сработал раньше, чем отряд Калдов появился на месте боя. К тому времени он с охотником успел расправиться с тремя чудовищами, а четвертый занимался отшельником. Как бы то ни было, Сиран сумел скрыться.
Когда он, задыхаясь и обливаясь потом, протиснулся сквозь отверстие наружу, он снова оказался в Запретной Равнине, и Бет Вита возвышалась над ним — громадный золотистый титан, уходивший в красное небо.
На осыпающихся каменистых склонах не росло ни одной травинки. Вокруг не было и признака чего-либо построенного руками — человеческими или иными. Высоко вверху, почти на вершине треугольного пика, виднелось квадратное отверстие с балконом-выступом, но кто мог знать — не ветры ли за миллионы лет усердных трудов выдолбили его?
Сиран стоял, широко расставив ноги, и изучал гору угрюмым, упрямым взглядом.
Теперь он полностью поверил в старую легенду. Где-то там, под золотистым пиком, находится Камень Судьбы и его хозяин-полубог.
Сиран помнил все: и детей этого полубога, и чудовище, которое они строили, и маленькую черноволосую Маус, которая умрет, если не помочь ей.
И очень много других людей умрет вслед за ней — весь привычный, обжитый, здоровый мир. Но первым делом следует позаботиться о Маус.
Теперь Сиран не чувствовал себя бардом. Более того — он не чувствовал себя принадлежащим к нормальному человеческому миру.
Он шел по чужой стране богов и демонов, где все напоминало кошмарный сон, и только Маус связывала его с той прежней жизнью, где мужчины и женщины сражаются, смеются и любят.
Он сжал губы и начал подниматься на крутой горный склон Бет Виты — крепкий, кривоногий, низкорослый мужчина в желтых лохмотьях, с загорелым выразительным лицом и забытой арфой за спиной.
Ветер свистел над Запретной Равниной и перекатывал в красном небе солнечные шары, а с вершины Бет Виты спускалась тьма.
На этот раз Сиран не испугался ее. Страх давно умер в его душе. Он вспомнил слова отшельника: «Суд. Идут Великие. Гибель и разрушение, тень через весь мир. Мрак и смерть». В его душе шевельнулось что-то забытое, далекое, но вскоре это ощущение исчезло. Он переступил через страх. Судьба надвигалась на Бет Виту, и он был лишь орудием судьбы.
Обманчивый блеск сланцев сбивал его с пути, камни срывались из-под его ног. Над Запретной Равниной царили ночь, холод и резкий, завывающий ветер. Вдалеке, над горизонтом, по небу растекалось красное сияние — отблеск моря, горевшего собственным огнем.
Сиран поднимался.
Солнечные шары гасли и вспыхивали вновь. Слабая рябь прерывистых лучей освещала пустошь жутким колдовским светом. Это мерцание было еще хуже, чем темнота, потому что напоминало последние биения умирающего сердца. Холод внутри Сирана был сильнее внешнего холода.
«Тень через весь мир, мрак и смерть».
Он поднимался на Бет Виту.
Глава 5
Камень был грубый и растрескавшийся, а Сирану и раньше приходилось лазать по горам. Он полз вверх сквозь холодные сумерки и пронзительный ветер, завывавший и бивший его тем сильнее, чем выше он поднимался.
Этот подъем плохо сохранился в памяти Сирана. Запомнилось ему только то, что очень много времени спустя он добрался до балкона и обессиленный повалился на каменную площадку.
Все тело невыносимо болело, сердце металось в груди, как лошадь в загоне, но это его не тревожило. Балкон был сделан человеческими руками, а за ним открывался путь в глубину горы.
Небеса вновь озарились светом, но не таким как обычно, а слабым и холодным.
Когда Сиран смог встать, он вошел в квадратный проход — прорубленный в живом камне Бет Виты, Горы Жизни.
Туннель вел прямо. Он освещался из невидимого источника мягким опаловым светом.
Затем коридор повернул под прямым углом и продолжился спиральным скатом вниз.
От него отходили новые коридоры, ведущие на разные уровни, но Сиран не обращал на них внимания: они были темные, и пыль веков лежала на их полу.
Все ниже и ниже. Долгий, долгий путь.
Тишина. Глубокое, непотревоженное молчание смерти и вечный камень — темные титаны, которые молча, не радуясь и не проклиная, следили за маленьким, яростным, суетливым муравьем-человечишкой.
Затем склон превратился в широкий с высокими потолками коридор, глубоко уходящий в чрево горы. Он закончился золотой дверью в двенадцать футов высоты. Она была искусно гравирована и инкрустирована символами, о которых Сиран слышал только в легендах: Хан-Йаяхам-Михины — Змея, Круг и Крест, сияющие огнем драгоценных камней.
А вверху, тяжело нависая над обеими створками двери, темнел КРЕСТ АНСАТА, символ вечной жизни, вырезанный из матового черного камня.
Сиран вздрогнул и задохнулся. На долю секунды им овладел давно забытый человеческий страх, и все же он положил обе руки на дверь и распахнул ее.
Он попал в маленькую комнату, увешанную гобеленами и тускло освещенную тем же матовым светом, что и коридор. На гобеленах можно было рассмотреть едва различимые изображения людей, животных, сцены каких-то неведомых сражений. Что-то до боли знакомое чудилось Сирану в этих картинах, знакомое и в то же время пугающе-чуждое.
На полу лежал ковер из шкуры существа, о котором Сиран никогда не слышал, — что-то вроде гигантского темно-желтого кота с темной гривой и большими сверкающими клыками.
Сиран осторожно прошел по этому ковру и отдернул тяжелый занавес, скрывающий половину комнаты.
Сначала он увидел только тьму. Тьма эта не казалась ему безграничной: впереди угадывалась стена, и каким-то шестым чувством Сиран ощутил объем этой темной комнаты. Он очень осторожно шагнул внутрь, и вскоре глаза его различили бледное пятнышко света, похожее на маленькую жемчужину, играющую в чьих-то пальцах.
Цыган и вор, Сиран производил не больше шума, чем тонкая струйка дыма, поднимающаяся над костром. По неразличимым во тьме широким плоским ступеням он поднялся наверх, и жемчужный свет стал сильнее. Перед ним стояла мягко фосфоресцирующая изогнутая стена.
Коснувшись этой стены, он резко остановился и застыл, пытаясь разглядеть, что за этой плотной молочной завесой.
На ложе, укрытом мехами и пестрыми шелковыми шалями, спал мальчик. Свет окутывал его со всех сторон. Он лежал нагой, небрежно раскинувшись. Кожа его была белой, как молоко, чуть окрашенной палевой теплотой света.
Он крепко спал. Можно было подумать, что он мертв, но при дыхании грудь его чуть заметно вздымалась. Голова мальчика была повернута к Сирану, рука подложена под щеку.
Густые кудрявые волосы, черные до синевы, падали ниже плеч на белый мех постели. Ногти на руках были в дюйм длиной.
Лицо казалось совсем мальчишеским, хорошее лицо, пожалуй даже красивое, с мягкими девичьими щеками и длинными темными ресницами.
Он выглядел спокойным, даже счастливым.
Чуть заметная улыбка озаряла его лицо. Мальчик улыбался своим счастливым видениям. И портило эту безмятежную картину что-то, чему Сиран не находил названия.
Тень. Нечто невидимое, неосязаемое, хрупкое, как протяжная нота пастушеского рожка, принесенная бродягой-ветром. Нечто неотвратимое, как смерть, готовая рухнуть скала. Сиран чувствовал это, и его нервы трепетали, как струны арфы.
И тут он увидел, что ложе, на котором спал мальчик, представляет собой КРЕСТ АНСАТА, вырезанный из черного камня.
Его перекладины тянулись из-под плеч спавшего, а виток окружал мальчишескую голову, как громадный нимб.
В ушах Сирана зазвучали отзвуки древних песен, шепот заклинателей, бормотание колдунов.
Бас Бессмертный всегда считался гигантом, под стать той горе, в которой он жил, и старым, поскольку бессмертие подразумевает долгие века жизни. Благоговение и страх проходили через эти легенды. В них чувствовалось детское желание сочинить сказку.
Но была и другая легенда — самая древняя, много древнее этих наивных рассказов.
Сиран, цыган и вор, носивший в себе музыку, как пьяница — вино, слышал ее в черных чащах Гипербореи, куда даже цыгане заходили редко. В этой легенде говорилось о Сияющем Юноше, пришедшем из Неведомого мира, который идет в красоте и силе, никогда не старится и несет в своем сердце такой мрак, какой человек и понять не может.
Сияющий Юноша из Неведомого мира. Спящий мальчик, окруженный живым светом.
Сиран завороженно смотрел на маленькую детскую фигурку. Он мог бы простоять здесь целую вечность, им овладело странное оцепенение, сердце его замерло, грудь тяжело вздымалась.
Наконец ему удалось стряхнуть с себя этот мрак, и он шагнул вперед, в свет.
Прозрачная опаловая стена не пропустила его. Думая о Маус, он сделал новую попытку, потом еще и еще, пока не убедился в тщетности своих усилий. Тогда он закричал.
Крик его разбился о светлую преграду и вернулся к нему гулким эхом, но спящий не шевельнулся, даже дыхание его осталось таким же ровным.
Сиран вновь вспомнил о Маус и в бессильном плаче упал на пол.
Вдруг стена исчезла.
Он не поверил своим глазам, он еще раз протянул руку, и рука его не встретила преграды. Тогда он бросился вперед, в темноту, и с размаху ударился о каменную перекладину креста. Вокруг него снова вспыхнул свет.
Только теперь свет изменился: он тускнел, мигал и переливался, как будто боролся за свою жизнь.
Как солнечные шары. Как небесный свет, несущий жизнь этому миру. Больное и бессильное сердце старика, последний взмах крыльев умирающей птицы..
Ужас охватил Сирана, колючим комком подкатил к его горлу, сдавил грудь, сковал тело мертвенным холодом. Сиран оглянулся..
Свет загорался, пульсировал и из последних сил пытался задушить его в своих объятиях, но время было упущено.
Сиран вновь почувствовал себя орудием судьбы, для которого настал назначенный час. Ему вспомнились слова андроидов: «Если мы закончим вовремя. Если не закончим, ничто не будет иметь значения».