* * *
Гроза и буря бушевали два часа и вывалили на нас практически все, что могло найтись у природы в запасе: ветер ураганной силы, слепящий дождь, смерчи, град и молнии, сверкавшие так близко, что мы не раз прятались под кровати. Спруилы укрылись у нас в общей комнате, а сами мы рассыпались по всему дому. Мама все время прижимала меня к себе. Она до смерти боялась гроз, для нее любая подобная непогода была еще страшнее, чем для остальных.
Сам я не очень представлял, как именно мы погибнем - то ли нас унесет ветром, то ли убьет ударом молнии, то ли смоет потоком воды. Но мне было ясно, что нам пришел конец. А вот отец проспал чуть ли не всю грозу, и его равнодушное к ней отношение немного подбадривало остальных. Он привык на фронте укрываться в «лисьих норах», и немцы в него стреляли, так что он ничего не боялся. Мы все трое лежали на полу у них в спальне - отец похрапывал, мама молилась, а я лежал между ними и прислушивался к грохоту грозы. Думал про Ноя и про сорок дней непрерывных дождей и ждал, что наш маленький дом вот-вот просто оторвется от земли и поплывет.
* * *
Когда дождь и ветер наконец прекратились, мы вышли наружу, чтобы осмотреть нанесенный ими ущерб. Однако если не считать вымокшего хлопка, повреждений оказалось на удивление немного - несколько сломанных ветвей деревьев, размытые, как обычно, канавы, несколько вырванных с корнем помидорных кустов в огороде. Хлопок к завтрашнему утру высохнет, и мы опять примемся за работу.
За поздним ленчем Паппи сказал:
– Думаю, надо мне съездить поглядеть, как там джин.
Нам всем хотелось поехать в город. А вдруг смерч сровнял его с землей?
– А я хочу съездить в церковь, - сказала Бабка.
– И я тоже, - сказал я.
– А в церковь-то тебе зачем?
– Хочу поглядеть, не снесло ли ее смерчем.
– Ладно, поехали, - сказал Паппи, и мы все вскочили с мест. Грязные тарелки просто свалили в раковину - я такого никогда еще не видел.
На дороге была сплошная грязь, а некоторые ее участки были просто смыты. Мы проехали с четверть мили - пикап мотало и заносило, - пока не уперлись в здоровенную промоину. Паппи попробовал преодолеть ее вброд на первой передаче, по левому краю, ближе к хлопковому полю Джетеров. Грузовичок тыркнулся и встал, а потом осел - мы безнадежно застряли. Отец пошел обратно на ферму - привести наш «Джон Дир», а мы остались ждать. Как обычно, я сидел в кузове пикапа, так что мне было где двигаться. А вот мама была втиснута между Паппи и Бабкой на переднем сиденье. Кажется, Бабка была первой, кто заметил, что это, по всей вероятности, была не самая удачная мысль - поехать в город. Паппи просто молча кипел.
Потом вернулся на тракторе отец. Он зацепил нас двадцатифутовой цепью за передний бампер и медленно вытянул грузовичок из ямы. Мужчины решили, что лучше пусть трактор тянет нас и дальше, до самого моста. Когда мы до него добрались, Паппи отцепил цепь, и отец поехал вперед на тракторе. Когда он пересек реку, пикап тронулся следом. На другом берегу дорога была еще хуже, так что пикап снова пришлось тащить трактором на цепи еще две мили, пока мы не добрались до грейдера. Там мы оставили «Джон Дир» и направились в город, если, конечно, он еще стоял на своем месте. Господь один ведает, какая разруха нас там ожидает. Я едва скрывал возбуждение.
В конце концов мы все же выбрались на шоссе, и когда повернули в сторону Блэк-Оука, за нами на асфальте остался длинный грязный след. Неужели трудно все дороги замостить? - спрашивал я себя.
Вокруг все вроде бы было в норме. Двигаясь по шоссе, мы, не заметили ни поваленных деревьев, ни побитых градом полей, ни мусора, разбросанного на целые мили, ни зияющих разрушений. Все дома вроде бы были в порядке. Поля были пусты, потому что весь хлопок вымок, но если не считать этого, то жизнь продолжалась как всегда.
Стоя на тракторе позади сиденья водителя и глядя поверх тента, под которым сидел отец, я напрягал зрение, пытаясь разглядеть приближающийся город. И вскоре он был уже полностью виден. Джин стоял на своем месте. Господь уберег и церковь. Магазины на Мэйн-стрит были целы и невредимы. «Слава Богу», - сказал отец. Я не испытал неудовольствия от того, что все здания целы, но все же гроза и ураган могли сделать что-нибудь и поинтереснее.
Мы оказались не единственными любопытными. Движение по Мэйн-стрит было весьма оживленное, на тротуарах толпились люди. По понедельникам такого обычно не бывало. Мы остановились у церкви, и, как только убедились, что она не пострадала, я тут же поскакал к Попу и Перл, где топталось особенно много народу. Мистер Ред Флетчер уже собрал вокруг себя большую группу слушателей, и я успел как раз вовремя.
По словам мистера Реда, который жил к западу от города, он заранее знал, что к нам вот-вот пожалует смерч, потому что его старый бигль спрятался под кухонный стол, а это было очень серьезным предупреждением. Поняв, на что намекает собака, мистер Ред принялся разглядывать небо и вскоре заметил, как оно чернеет, что его уже не удивило. Он услышал рев смерча еще до того, как увидел его. И тот обрушился вниз неизвестно откуда прямо на его ферму и крутился по ней достаточно долго, чтобы сравнять с землей два курятника и снести с дома крышу. Осколок стекла до крови рассек кожу его жене, так что у нас теперь была и настоящая жертва торнадо. Позади себя я слышал возбужденный шепот - народ обсуждал идею поехать на ферму Флетчера и самим осмотреть разрушения.
– А как он выглядел? - спросил кто-то.
– Черный, как уголь, - сказал мистер Ред. - И грохот от него - как от грузового состава.
Это было гораздо более интересно, потому что от нас смерчи выглядели светло-серыми, почти белыми. А у него смерч был черный. По всей вероятности, на наши края обрушились несколько разных торнадо.
Тут рядом появилась и миссис Флетчер. Рука ее была вся замотала бинтами и висела на перевязи, так что все сразу уставились на нее. Она выглядела так, словно вот-вот потеряет сознание, прямо тут, на тротуаре. Она продемонстрировала всем свою перевязанную руку и переключила всеобщее внимание на себя, но тут мистер Ред сообразил, что потерял аудиторию, и снова стал рассказывать. Он сообщил, что торнадо потом поднялся над землей и начал приплясывать в воздухе. А сам он запрыгнул в свой грузовик и попытался ехать следом. Он довольно долго преследовал смерч, пробиваясь сквозь ветер и град, и почти догнал его, когда тот стал заворачивать.
Грузовик мистера Реда был постарше, чем пикап Паппи. И некоторые в толпе стали оглядываться по сторонам с явным недоверием. А мне хотелось, чтобы кто-нибудь из взрослых спросил: «А что бы ты стал делать, Ред, если б догнал его?» Но Ред уже сказал, что бросил погоню и вернулся домой, чтобы позаботиться о миссис Флетчер. И когда он в последний раз видел торнадо, тот направлялся прямо к городу.
Паппи потом сказал мне, что мистер Ред Флетчер всегда врет, даже если правда выглядит лучше.
В тот день в Блэк-Оуке можно было услышать много вранья. Или, скажем так, преувеличений. Рассказы о смерче повторялись и передавались с одного конца Мэйн-стрит на другой. У кооператива Паппи рассказывал, что видели мы, и по большей части придерживался фактов. Его история о двух смерчах захватила всех и привлекла всеобщее внимание, но тут вперед вышел мистер Лэм по кличке Голландец, который заявил, что видел три! Его жена подтвердила его слова, и Паппи пошел к своему грузовичку.
К тому времени, когда мы выехали из города, всем уже казалось чудом, что при таком ужасном светопреставлении не погибли сотни людей.
Последние облака рассеялись к наступлению сумерек, но жара больше не вернулась. После ужина мы уселись на веранде и стали ждать передачу про «Кардиналз». Воздух был чистый и свежий - первый признак осени.
У «Кардиналз» было впереди еще шесть матчей - три против «Редз» и три против «Кабз». И все они должны были играться дома, на стадионе «Спортсменз-парк». Но поскольку «Доджерс» были на семь игр впереди и занимали первое место в таблице, сезон для нас был уже окончен. Стэн Мьюзиэл, Настоящий Мужчина, лидировал в лиге как лучший бэттер, а кроме того, у него было больше всех точно отбитых мячей и «даблов». Чемпионат «Кардиналз» не выиграют, но все равно за нашу команду выступает самый лучший игрок. Вернувшись домой после поездки в Чикаго, команда будет рада играть в Сент-Луисе, на своем поле, - так нам сообщил Харри Карай, который частенько распространял об игроках всякие слухи, словно все они жили с ним в одном доме.
Мьюзиэл сделал «сингл», а потом «трипл», и счет после девяти иннингов был три - три. Было уже поздно, но мы сегодня не очень устали. Гроза прогнала нас с поля, да и прохладной погодой можно было насладиться. Спруилы сидели вокруг костра и тихо разговаривали, радуясь тому, что Хэнка нет рядом. Он после ужина частенько куда-то исчезал.
В середине десятого иннинга Шёндинст из команды «Редз» заделал «сингл», а когда к пластине вышел Стэн Мьюзиэл, фэны словно с ума посходили, как назвал это Харри Карай (который, по словам Паппи, частенько сам смотрел один матч, а комментировал другой). Зрителей было меньше десяти тысяч; даже нам было слышно, что народу на стадионе маловато. Но Харри производил достаточно шума, чтобы заменить недостающие двадцать тысяч. После 148 матчей он горел точно таким же энтузиазмом, как в день открытия чемпионата. Мьюзиэл сделал «дабл» - это был уже его третий точный удар за матч, - обойдя Шёндинста. Счет стал четыре - три.
Если бы это было месяц назад, у нас на передней веранде был бы праздник, как и у Харри. А я потом изображал бы эту игру у нас во дворе, обегая базы и добираясь до второй, как это делал Настоящий Мужчина Стэн. После такой замечательной победы мы бы пошли спать совершенно счастливыми, хотя Паппи все равно продолжал бы бурчать, что менеджера команды пора выгнать.
Но сейчас все было иначе. Выигранный матч уже практически ничего не значил; сезон был почти завершен, «Кардиналз» были на третьем месте.
Наш передний двор был заполнен Спруилами. Лето кончилось.
Паппи выключил радио, когда Харри завершал свою трансляцию. «Нет, Баумхольцу его не догнать», - сказал Паппи. Фрэнки Баумхольц из команды «Кабз» отставал от Мьюзиэла на шесть очков в гонке на титул лучшего бэттера.
Отец крякнул в знак согласия. Мужчины нынче во время матча вели себя тише обычного. Гроза и прохладная погода поразили их как болезнь. Осень была уже на пороге, а почти треть урожая хлопка была еще не убрана. Семь месяцев погода стояла почти идеальная, естественно, теперь ей пришло время меняться.
Глава 21
Осень продлилась меньше двадцати четырех часов. На следующий день к полудню снова воцарилась жара, хлопок был сухой, земля закаменевшая, и все мечты о прохладе и опавших листьях были забыты. Мы опять начали с края поля возле реки - пошел второй сбор. Третий сбор мог начаться позже, уже осенью, - его называли «рождественский сбор», - тогда будем убирать самые последние остатки хлопка. К тому времени наемные рабочие с гор и мексиканцы уже уедут.
Большую часть дня я держался поближе к Тэлли и трудился изо всех сил, чтобы не отставать от нее. Она почему-то держалась отчужденно, и мне отчаянно хотелось выяснить почему. Спруилы были все напряженные - никакого пения или смеха не доносилось с их стороны поля, да и словами они редко обменивались. Хэнк вышел на работу в середине утра и стал неторопливо собирать хлопок. Остальные Спруилы, кажется, избегали его.
Ближе к вечеру я с трудом дотащился до прицепа - в последний раз на сегодня, как я надеялся. До окончания работы оставался еще час, и я стал высматривать маму. Вместо нее я увидел Хэнка, он вместе с Бо и Дэйлом стоял по ту сторону прицепа и ждал, чтобы Паппи или отец взвесили собранный ими хлопок. Я нырнул между стеблей, чтобы они меня не заметили, и стал дожидаться кого-нибудь из своих.
Хэнк говорил, как всегда, громко. «Надоело мне этот хлопок собирать, - сказал он. - Устал до чертиков! Я тут думал о какой-нибудь другой работе и придумал, как добывать деньги. Много денег. Я поеду следом за этой компанией аттракционов, буду ездить за ними из города в город и вроде как прятаться, пока старина Самсон и его баба собирают с простаков баксы. Буду ждать, пока не наберется побольше. Буду смотреть, как он выкидывает с ринга этих хилых уродов, а когда он устанет, выпрыгну вдруг и поставлю полсотни баксов, а потом заделаю ему козью морду и заберу все деньги! Если удастся такое устраивать хотя бы раз в неделю, это ж две тыщи баксов в месяц! Двадцать четыре тыщи в год! Наликом! Черт побери, я ж богатым стану!»
Голос его звучал очень недобро, но когда он закончил, Бо и Дэйл рассмеялись. Даже я был готов признать, что все это звучало забавно.
– А если Самсону это надоест? - спросил Бо.
– Шутишь, что ли? Он же величайший в мире борец, приехал прямо из Египта. Никого не боится. Черт возьми, я у него и бабу могу увести! Она ж красивая, правда ведь?
– Тебе придется иногда и поддаваться ему, - сказал Бо. - Иначе он с тобой не будет бороться.
– А мне нравится идея насчет его бабы, - сказал Дэйл. - Мне самому понравились ее ноги.
– Остальное у нее тоже ничего, - сказал Хэнк. - Погодите! Есть идея получше! Я выгоню его и сам стану Самсоном, новым Самсоном! Отращу волосы до задницы, покрашу в черный цвет, добуду себе шорты из леопардовой шкуры, буду говорить с акцентом, и все эти темные работяги будут думать, что я и впрямь из Египта. И Далила никуда от меня не денется!
Смеялись они долго и громко; и их веселье оказалось заразным - я тоже посмеивался про себя, представляя, как Хэнк бегает по рингу в леопардовых шортах и пытается убедить народ, что он приехал из Египта. Только он ведь наверняка будет увечить своих противников и распугает всех желающих.
Тут к прицепу подошел Паппи и начал взвешивать хлопок. Потом появилась мама и сказала мне шепотом, что хочет уже идти домой. Я тоже хотел. И мы проделали весь этот длинный путь вместе, молча, оба довольные тем, что день уже почти закончился.
* * *
Покраска дома возобновилась. Мы заметили это из огорода, а при более близком рассмотрении обнаружили, что наш маляр - мы все еще считали, что это был Трот, - добрался уже до пятой доски снизу и нанес первый слой краски на кусок обшивки размером с небольшое окно. Мама чуть прикоснулась к краске пальцем; на его кончике остался маленький след.
– Свежая, - сказала она, оглядываясь в сторону переднего двора. Трота, как обычно, видно не было.
– Ты по-прежнему думаешь, что это он? - спросил я.
– Да, думаю, он.
– А где он краску взял?
– Тэлли ему покупает, из тех денег, что получает за хлопок.
– Кто тебе сказал?
– Я спросила у миссис Фоли, в скобяной лавке. И она мне сказала, что мальчик-инвалид с гор и его сестра купили у нее две кварты белой эмалевой краски для наружных работ и небольшую кисть. Она решила, что это очень странно - чтобы люди с гор покупали краску.
– А сколько стоят две кварты краски?
– Ну, не очень много.
– Ты расскажешь Паппи?
– Да.
Мы быстро выбрались из огорода, набрав совсем немного овощей - помидоры, огурцы да два красных перца, попавшихся на глаза. Остальная команда сборщиков скоро должна была явиться с поля, и я с нетерпением ждал взрыва, который неминуемо грянет, как только Паппи узнает о том, что кто-то красит его дом.
В течение нескольких минут, пока снаружи доносился краткий и тихий обмен репликами, я был вынужден сидеть в кухне и резать огурцы. Такая тактика позволяла избежать недоразумений в дальнейшем. Бабка слушала по радио сводку новостей, мама занималась готовкой. Потом отец и Паппи пошли к восточной стене дома и осмотрели результаты работы Трота.
Потом они вернулись в кухню. Мы сели, прочли благодарственную молитву и приступили к еде, разговаривая только о погоде. Если Паппи и разозлился по поводу покраски дома, то не показывал этого. Может, просто слишком устал.
На следующий день мама не пустила меня в поле, да и сама явно старалась подольше задержаться дома. Она вымыла посуду после завтрака, кое-что постирала, и при этом мы все время следили за передним двором. Бабка уже ушла в поле, но мы с мамой все еще торчали дома, занимаясь всякими мелкими домашними делами, лишь бы не сидеть без дела.
Трот так и не появился. Куда-то смылся в переднего двора. Зато появился Хэнк. Он вылез из палатки около восьми и долго гремел жестянками и банками, пока не нашел остатки утренних хлебцев. Сжевал все, ничего не оставив, потом рыгнул и посмотрел в сторону нашего дома, словно собирался совершить на него налет в поисках еды. В конце концов он встал и побрел мимо силосной ямы в сторону прицепа с хлопком.