– Дело не в этом, – ответил Филдинг. – Это не отстраненность или безразличие. Наоборот, мы относимся к вам так хорошо, что, по-моему, стали чересчур оберегать вас.
– Оберегать от чего? – осведомилась я.
– Каждый имеет право переживать в одиночестве, – спокойно проговорил он. – Никто не ждал, что вы сразу же включитесь в работу. Я бы не смог этого сделать, точно. Мне едва удалось прийти в себя после развода.
– Я не переживаю в одиночестве, Джек. И я полностью включилась в работу. Это мое личное горе и ничего более.
Он долго смотрел мне в глаза, выдерживая паузу и не веря тому, что я сказала.
– Если бы все было так просто, – наконец произнес он.
– Я никогда не говорила, что это просто. Иногда утром мне приходится заставлять себя встать с постели. Но я не могу позволить, чтобы личные проблемы служили помехой работе.
– Честно говоря, я не представлял, что делать, и поэтому чувствовал себя отвратительно, – признался доктор Филдинг. – Не понимал, как помочь вам пережить его смерть. Знал, как вы его любили. Несколько раз хотел пригласить вас на ужин, но, как известно, у меня собственные проблемы. Поэтому полагал, что вряд ли сумею чем-то помочь, кроме как взять на себя как можно больше вашей рабочей нагрузки.
– Вы отвечали на звонки, когда родственники хотели говорить со мной? – спросила я откровенно.
– Это нетрудно, – заметил Филдинг, – это самое меньшее, что я мог для вас сделать.
– Боже мой, – простонала я, обхватив голову руками. – Не могу поверить.
– Я просто хотел...
– Джек, меня всегда можно найти на работе за исключением тех дней, когда я даю показания в суде. Почему мои звонки перенаправлялись вам? Меня никто не ставил в известность.
Теперь смутился Филдинг.
– Разве вы не понимаете, как бы глупо я выглядела, отказываясь отвечать на вопросы опечаленных, скорбящих родственников?
– Я просто думал, что...
– Это какой-то бред! – воскликнула я, начиная злиться. – Если бы вела себя подобным образом, я была бы недостойна своего места. Мне следовало бы уволиться! Как я могу не сопереживать потерям других людей? Как могу не чувствовать их горе, не выслушать вопросы, стараясь облегчить боль, и не сделать все возможное, чтобы отправить на электрический стул ублюдка, по вине которого они страдают?
Я готова была заплакать. Голос дрожал.
– Черт возьми, по-моему, нам надо вернуть публичные повешения.
Филдинг оглянулся на закрытую дверь, словно боялся, что меня могут услышать. Я глубоко вздохнула и начала понемногу успокаиваться.
– Как давно это продолжается? – спросила я. – Сколько раз вы отвечали на мои звонки?
– Последнее время их было много, – неохотно признался он.
– Много – это сколько?
– Возможно, в каждом втором законченном деле за последние два месяца.
– Этого не может быть, – возразила я.
Он промолчал, а я чем дольше думала над его словами, тем больше уверялась в его правоте. Последнее время родственники обращались не так часто, как раньше, но я не обращала на это внимания, потому что подобные звонки не отличались регулярностью, их невозможно было предсказать. Некоторые хотели услышать все подробности. Другие звонили, чтобы дать выход гневу. Некоторые вообще ничего не хотели знать.
– Тогда следует предположить, что на меня поступали жалобы, – сказала я.
Родственники считали меня высокомерной и бесчувственной. И я их не виню.
– Некоторые жаловались.
По выражению его лица можно было видеть, что жалоб было немало. Я не сомневалась, что некоторые люди написали обо всем губернатору.
– Кто переводил вам эти звонки? – спросила я сухо, боясь, что, как только выйду из библиотеки, начну крушить все на своем пути, как разъяренный торнадо.
– Доктор Скарпетта, нет ничего необычного в том, что вы не хотите обсуждать с родственниками некоторые мучительные для вас вопросы... мне это казалось разумным. Большинство звонивших надеялись просто услышать голос врача, поэтому, если меня не было на месте, отвечали Джил или Беннет, – пояснил Филдинг, имея в виду двух моих врачей. – Проблемы возникали в том случае, когда мы были в отъезде, а Дэну или Эми не удавалось уладить все сложности.
Дэн Чонг и Эми Форбс работали у нас посменно практикующими интернами. Их ни в коем случае не следовало и близко подпускать к членам семей покойных.
– Только не это, – простонала я, закрыв глаза и представляя себе кошмарные сцены.
– В основном это случалось после окончания рабочего дня, – сказал он.
– Кто переводил на вас звонки, когда я присутствовала? – повторила я, на этот раз тверже.
Филдинг вздохнул. Он казался хмурым и озабоченным, как никогда.
– Отвечайте, – настаивала я.
– Роза.
Глава 15
Роза застегнула пальто и уже накинула на шею шарф, когда я вошла к ней без нескольких минут шесть. Как обычно, она задерживалась. Иногда мне приходилось заставлять ее уходить домой в конце дня, и если раньше ее преданность производила на меня впечатление и трогала, то сейчас я чувствовала беспокойство.
– Я провожу вас до машины, – предложила я.
– О, не стоит. Я прекрасно дойду одна.
Ее лицо сморщилось, пальцы затеребили лайковые перчатки. Она поняла, что я хочу поговорить с ней на тему, которая ей не понравится, и мне показалось, Роза догадывалась, о чем пойдет разговор. Мы молча пошли по покрытому ковром коридору, почти физически ощущая неловкость.
На душе было тревожно. Я не знала, сердилась ли я или ощущала подавленность. Что еще Роза могла скрывать от меня? – размышляла я. Была ли ее фанатичная преданность выражением собственничества, которое я не распознала? Считала ли она, что я принадлежу только ей?
– Люси, наверное, не звонила? – поинтересовалась я, когда мы вышли в пустой холл, отделанный мрамором.
– Нет, – ответила Роза. – Я несколько раз сама пыталась ей дозвониться.
– Она получила цветы?
– О да.
Нам помахал ночной охранник.
– На улице холодно! Где ваше пальто? – спросил он меня.
– Ничего, не замерзну, – улыбнулась я и обратилась к Розе: – Люси их видела?
Она с недоумением посмотрела на меня.
– Цветы, – пояснила я. – Люси их видела?
– О да, – повторила мой секретарь. – Ее начальник сказал, что она пришла, увидела цветы и прочитала карточку, а после этого коллеги дразнили ее, расспрашивая о поклоннике, приславшем букет.
– Вероятно, вы не знаете, взяла ли Люси их домой?
Роза оглянулась, когда мы выходили из здания на темную пустую автостоянку. Она выглядела старой и опечаленной, и я не могла понять, почему на ее глазах блестели слезы – то ли из-за меня, то ли от холодного ветра.
– Не знаю, – ответила она.
– Мои разбежавшиеся войска, – пробормотала я.
Роза подняла воротник и уткнула подбородок в шарф.
– Это началось, – сказала я, – когда Кэрри Гризен убила Бентона. С ним умерли все мы. Не так ли, Роза?
– Конечно, смерть Бентона страшно повлияла на нас всех. Я не представляла, чем могу вам помочь, но я старалась. – Она искоса взглянула на меня, кутаясь от холода в пальто. – Старалась помогать изо всех сил и помогаю до сих пор.
– Все разбежались, – тихо повторила я. – Люси на меня сердится, а когда это происходит, она всегда делает одно и то же – выбрасывает меня из своей жизни. Марино больше не детектив. А теперь я узнаю, что вы без моего ведома переключали звонки на Джека. Родственники погибших людей не могли поговорить со мной. Зачем вы это делали, Роза?
Мы подошли к ее синей "хонде". Зазвенели ключи, которые она достала из сумочки.
– Интересно, – заметила она, – я как раз собиралась поговорить о вашем рабочем графике. Вы читаете в институте больше лекций, чем обычно, и когда я составляла расписание на следующий месяц, поняла, что вы страшно перегружены. Мне следовало подойти к вам раньше, чтобы не допустить такого.
– Сейчас это меньше всего меня беспокоит! – отрезала я, стараясь не показать, что я расстроена. – Почему вы так со мной поступили? – спросила я, не имея в виду рабочий график. – Вы не соединяли меня, когда звонили родственники. Вы оскорбили меня как человека и как специалиста.
Роза открыла дверцу и завела машину, включив печку, чтобы не замерзнуть в одинокой поездке домой.
– Я делаю то, что вы мне приказали, доктор Скарпетта, – наконец ответила она. От ее дыхания шел пар.
– Никогда не приказывала ничего подобного и не собираюсь этого делать в будущем! – воскликнула я, не веря собственным ушам. – И вы это знаете. Вам известны мои принципы относительно общения с родственниками погибших.
Разумеется, она знала. За последние пять лет я избавилась от двух судебных патологоанатомов за бездушное отношение к людям.
– Я это не придумала, – заявила Роза, вновь принимая привычный облик заботливой матери.
– И когда же я вам будто бы это сказала?
– Вы не сказали, а прислали по электронной почте. Это было в августе.
– Я никогда не отправляла подобного письма. Оно осталось у вас?
– Нет, – с сожалением ответила Роза. – Обычно я не храню электронные письма. Мне они ни к чему. Я вообще жалею, что приходится с ними работать.
– Что говорилось в сообщении, которое якобы пришло от меня?
– Что мне следует оберегать вас от звонков родственников. Вам сейчас слишком трудно. Вы знаете, что я вас пойму. Или что-то в этом роде.
– И вы приняли это как должное? – недоверчиво спросила я.
Роза немного убавила тепло в машине.
– Конечно, нет, – проговорила она. – Я сейчас же отправила вам письмо, где спрашивала, действительно ли вы хотите, чтобы я это делала. А вы написали – выполнять все, как приказано, и больше не обсуждать этот вопрос.
– Никогда не получала от вас таких писем, – произнесла я.
– Не знаю, что и сказать, – ответила Роза, пристегивая ремень безопасности. – А может, вы просто не помните? Я все время забываю про электронные письма. Говорю, что ничего подобного не писала, а потом обнаруживаю, что писала.
– Нет, это невозможно.
– Значит, кто-то подделывается под вас.
– Что, были другие письма?
– Не так много, – пробормотала Роза. – Время от времени, с благодарностями зато, что я вам помогаю. И еще кое-что...
Она покопалась в памяти. Свет на стоянке делал машину темно-зеленой, а не синей. Лицо Розы находилось в тени, глаз не было видно. Она стучала пальцами в перчатках по рулевому колесу, а я ждала. Было холодно.
– Вспомнила, – вдруг сказала она. – С вами хотел встретиться Вагнер, а вы написали, что не сможете, и просили ему сообщить об этом.
– Что? – воскликнула я.
– Это было в начале прошлой недели, – добавила Роза.
– Опять электронное послание?
– Иногда это единственный способ поймать человека. Его помощник отправил письмо мне, а я – вам, потому что вы были на каком-то судебном заседании. Вечером вы послали мне письмо – по-моему, из дома.
– Это какое-то сумасшествие, – проговорила я, лихорадочно отыскивая объяснение и не находя ни одного.
В нашем отделе у всех сотрудников были свои адреса электронной почты. Мой пароль был никому не известен, поэтому ни один человек не мог отправить письмо от моего имени. Роза думала то же самое.
– Не знаю, как такое могло случиться, – сказала она, но потом воскликнула: – Погодите-ка! Рут устанавливала Интернет на каждый компьютер в отделе.
Рут Уилсон работала у меня системным администратором.
– Конечно. Для этого она должна знать мой пароль, – продолжила я мысль. – Но она не может сделать ничего подобного.
– Никогда в жизни, – согласилась Роза. – Но Рут должна была где-то записать все пароли. Ведь их невозможно запомнить.
– Надо полагать, так и есть.
– Почему бы вам не сесть в машину, прежде чем совсем окоченеете? – предложила она.
– Поезжайте домой и отдохните. Я собираюсь сделать то же самое.
– Так я и поверила, – упрекнула меня Роза. – Сейчас вы вернетесь на работу и попытаетесь во всем разобраться.
Она меня знала. Когда Роза отъехала, я вернулась в здание, удивляясь, как могла быть такой глупой и выйти на улицу без пальто. Я промерзла до костей. Охранник покачал головой.
– Нужно одеваться теплее, доктор Скарпетта!
– Вы абсолютно правы, – призналась я.
Я вставила магнитный ключ в замок, и первые стеклянные двери, открывшись, щелкнули. Потом я открыла двери, ведущие в крыло, которое занимал мой отдел. Внутри царила абсолютная тишина. Я вошла в кабинет Рут и немного постояла, оглядывая компьютеры, принтеры и карту на одном из экранов, показывающую состояние интернет-подключений нашего отдела.
Пол около ее стола представлял собой густое сплетение кабелей, повсюду были разбросаны распечатки с листингами программ, в которых я ничего не понимала. Я осмотрела забитые книжные полки. Подошла к конторским шкафам и попробовала открыть ящики. Все были заперты.
– Молодец, Рут, – похвалила я.
Вернувшись в свой кабинет, я набрала ее номер телефона.
– Алло, – ответила Рут.
Ее голос показался мне усталым. В комнате кричал ребенок, муж что-то громко говорил о сковородке.
– Простите, что беспокою вас дома, – извинилась я.
– Доктор Скарпетта, – удивленно произнесла она. – Вы меня не беспокоите. Фрэнк, ты можешь отнести ее в другую комнату?
– У меня только один вопрос, – сказала я. – Где вы храните пароли к Интернету?
– Что-нибудь случилось? – быстро спросила она.
– Похоже, что кто-то знает мой пароль и выступает в Интернете от моего имени, – не пытаясь смягчить фразу, объяснила я. – Мне нужно знать, как посторонний мог получить доступ к моему паролю. Как вообще можно узнать чужой пароль?
– Никак, – испуганно ответила она. – Вы уверены?
– Да.
– Вы никому не говорили его? – спросила Рут.
Я на мгновение задумалась. Даже Люси не знала мой пароль. Но он был ей не нужен.
– Не могу представить, кто, кроме вас, может его знать.
– Вы же понимаете, что я никому не сообщаю пароли.
– Понимаю, – сказала я, и это было правдой.
Прежде всего Рут ни в коем случае не будет так рисковать работой.
– Я храню все адреса и пароли в компьютерном файле, к которому никто не сможет получить доступ.
– А на бумаге?
– В папке в шкафу, который я запираю.
– Всегда?
Она помедлила, потом произнесла:
– Ну, не всегда. Я запираю его, уходя с работы, но, как правило, шкаф открыт, если я ненадолго отлучаюсь. Но большую часть времени я провожу в кабинете. Выхожу только выпить кофе и пообедать в комнате отдыха.
– Как называется этот файл? – спросила я, в то время как параноидальный страх рос, как кучевые облака.
– "Электронная почта", – ответила она, зная, как я отнесусь к подобному названию файла. – Доктор Скарпетта, у меня на диске тысячи файлов с текстами программ, обновлениями, исправлениями, обзорами новых продуктов и всякой всячиной. Если я не буду присваивать им достаточно ясные имена, то не смогу найти быстро нужной информации.
– Понимаю, – сказала я. – У меня те же проблемы.
– Я сменю ваш пароль, как только приду на работу.
– Это хорошая мысль. Кроме того, Рут, давайте не будем хранить пароль там, где его может найти любой. Не в этом файле, ладно?
– Надеюсь, мне ничего за это не будет, – проговорила она неловко под неумолкающий крик ребенка.
– Вам нет, но кому-то сильно достанется, – пообещала я. – И возможно, вы поможете выяснить, кто это будет.
Мне не понадобилось сильно напрягать интуицию, чтобы немедленно подумать о Раффине. Он был умным парнем и явно не любил меня. Рут, как правило, закрывала дверь своего кабинета, чтобы ей не мешали сосредоточиться. Думаю, для Раффина не составило бы труда проникнуть в кабинет, пока она обедала в комнате отдыха.
– Этот разговор должен остаться между нами, – сказала я. – Не говорите даже друзьям и мужу.
– Можете на меня положиться.
– Какой пароль у Чака?
– R-O-O-S-T-R. Я хорошо запомнила, потому что рассердилась, когда он стал слишком настаивать. Его адрес, как вы знаете, – C-H-U-K-O-C-M-E, то есть "Чак из офиса судебно-медицинского эксперта".
– А что, если я нахожусь в Интернете, а в это время под моим именем туда пытается войти кто-то другой?