Он открыл еще одну банку пива, сердито меряя шагами кухню.
– Теперь я знаю, почему Карсон появился на месте преступления. Он понимал, что происходит. Знал, как гнусно пахнет это дело, и, возможно, пытался по-своему предупредить нас или просто прощался. Его карьера закончена. Это конец. Последнее место преступления. Прощание с работой.
– Он очень хороший человек, – сказала я. – Черт возьми, Марино, не может быть, чтобы мы ничего не могли сделать.
Его телефон зазвонил, напугав меня. С улицы доносился непрерывный шум машин.
– Брей хочет поговорить со мной о так называемых изменениях, которые она навязывает.
– Естественно, – ответил он, шлепая по линолеуму мягкими носками. – И наверное, она хочет заставить тебя бросить все, когда решит пригласить тебя на ленч, чтобы съесть между первым блюдом и десертом.
Он схватил телефонную трубку.
– Чего надо? – заорал Марино на беднягу на другом конце линии. – Да, ага, да, – продолжал он, внимательно слушая.
Я покопалась на полках и нашла мятую коробку чайных пакетиков "Липтон".
– Я слушаю. Почему бы вам не поговорить со мной? – негодующе сказал Марино в трубку.
Он прижимал телефон к уху, вышагивая по кухне.
– Это веская причина, – согласился он. – Подождите, я спрошу ее.
Он закрыл рукой микрофон и шепотом спросил:
– Уверена, что ты доктор Скарпетта?
Вернулся к телефону.
– Она говорит, что была ею последний раз, когда проверяла свои документы, – и раздраженно сунул мне трубку.
– Да? – сказала я.
– Доктор Скарпетта? – произнес незнакомый голос.
– Слушаю.
– Меня зовут Тед Франсиско, я из оперативного отдела БАТ в Майами.
Я застыла, как под дулом пистолета.
– Люси сказала, что капитан Марино может знать, где вы находитесь, в случае если мы не застанем вас дома. Вы можете поговорить с ней?
– Конечно, – встревоженно ответила я.
– Тетя Кей? – донесся голос по телефонной линии.
– Люси! В чем дело? – воскликнула я. – С тобой все в порядке?
– Не знаю, слышала ли ты, что здесь случилось...
– Я ничего не слышала, – быстро сказала я, а Марино остановился и уставился на меня.
– Наша операция. Она провалилась. Слишком долго рассказывать, но все получилось очень плохо. Мне пришлось убить двух человек. Джо ранили.
– О Господи. Она жива?
– Не знаю. – Люси говорила с абсолютно неестественной монотонностью. – Ее положили в Мемориальный госпиталь Джексона под другой фамилией, и я не могу ей позвонить. Меня изолировали, так как начальство боится, что нас попытаются найти. Чтобы отомстить. Это картель. Я знаю только – она была без сознания, когда ее забрала "скорая", а голова и нога были в крови.
В голосе Люси не чувствовалось никаких эмоций. Она произносила слова подобно роботу или компьютеру с искусственным интеллектом, которые ей приходилось программировать.
– Я прилечу... – начала я.
Но агент Франсиско, неожиданно взявший трубку, перебил меня:
– Я понимал, вы услышите об этом в "Новостях", доктор Скарпетта, поэтому хотел, чтобы вы знали. Особенно учитывая, что Люси не пострадала.
– Возможно, не физически, – возразила я.
– Хочу сказать вам, как вести себя дальше...
– Я знаю, как вести себя дальше, – прервала я. – Я немедленно вылетаю к вам. Если нужно, закажу частный самолет.
– Просил бы вас не делать этого. Позвольте объяснить. Это очень опасная и жестокая банда. Люси и Джо знают слишком много о них и их делах. Через несколько часов после перестрелки мы отправили саперов округа Дейд в квартиры Люси и Джо, и собаки обнаружили бомбы под их автомобилями.
Чувствуя слабость во всем теле, я выдвинула стул из-под кухонного стола и села. В глазах было темно.
– Вы слушаете? – спросил агент Франсиско.
– Да-да.
– В настоящее время, доктор Скарпетта, над этим делом работает полиция округа Дейд, как и ожидалось. Кроме того, сюда скоро прибудет команда для расследования обстоятельств перестрелки и парни, которые побывали в подобных переделках и обучены для работы с агентами, пережившими такую ситуацию. Но из-за высокой степени угрозы мы отправляем Люси на север, в округ Колумбия, где она будет в безопасности.
– Спасибо, что позаботились о ней. Благослови вас Господь, – сказала я голосом, показавшимся мне чужим.
– Послушайте, я знаю, что вы чувствуете, – проговорил агент Франсиско. – Обещаю, что все будет хорошо. Я сам участвовал в штурме в Уэйко[3].
– Спасибо, – повторила я. – Куда УБН отправит Джо?
– Перевезет ее в другую больницу за сотни миль отсюда, как только представится возможность.
– Как насчет Виргинского медицинского колледжа? – спросила я.
– Я не совсем понимаю...
– Как вы знаете, ее семья живет в Ричмонде, но прежде всего больница медицинского колледжа славится на всю страну, а я там преподаю. Если переведете ее сюда, я позабочусь, чтобы она лежала в хороших условиях.
Он помедлил, потом сказал:
– Спасибо. Я воспользуюсь вашим советом и переговорю с ее начальством.
Он повесил трубку. Я стояла, глядя на телефон в руке.
– В чем дело? – произнес Марино.
– Операция провалилась. Люси застрелила двоих...
– Все прошло нормально? – прервал он меня.
– Никакая перестрелка не проходит нормально.
– Черт побери, док, ты знаешь, что я имею в виду. Стрельбу признали правомерной? Только не говори мне, что она по ошибке застрелила двух агентов в штатском!
– Нет. Конечно, нет. Ранили Джо. Я не знаю, в каком она состоянии.
– Проклятие! – воскликнул он, стукнув по столу так, что в мойке загремела посуда. – Люси просто нужно было выяснить отношения с кем-то, так? Ее нельзя было задействовать в такой операции! Мне важно было сказать им об этом! Она так и ждала случая застрелить кого-нибудь, выйти на улицу, как чертов ковбой с дымящимися револьверами, чтобы отплатить за все, что она ненавидит в жизни!..
– Марино, прекрати.
– Ты видела, в каком она была состоянии в тот вечер! – продолжал бушевать он. – Она стала законченным психом, с тех пор как убили Бентона. Недостаточно никакой расплаты, даже если бы она сбила тот поганый вертолет и по кусочку скормила рыбам останки Кэрри Гризен и Ньютона Джойса.
– Все, хватит! – воскликнула я. – Пожалуйста, хватит. Этим не поможешь. Люси профессионал, и ты это знаешь. В противном случае люди из БАТ никогда не направили бы ее на такую работу. Начальство прекрасно знает ее историю. После того, что случилось с Бентоном, ее тщательно оценивали и проверяли. Кстати, то, как Люси справилась с этим кошмаром, только укрепило ее авторитет как агента и человека.
Он молчал, открывая бутылку "Джек Дэниелс", потом сказал:
– Ну мы-то с тобой знаем, что она справилась не слишком хорошо.
– Люси всегда была склонна скрывать свои переживания.
– Да, но какой ценой для здоровья?
– Наверное, об этом нужно спросить нас с тобой.
– Я тебе точно говорю: на этот раз она не справится с собой, док! – воскликнул Марино. Он налил в стакан виски и бросил несколько кусочков льда. – Она убила двоих преступников меньше года назад, а сейчас это случилось опять. Большинство здоровых мужиков за всю службу ни разу ни в кого не стреляли. Именно поэтому я пытаюсь заставить тебя понять: на сей раз начальство рассудит по-другому. Крупные шишки в Вашингтоне подумают, что у них завелся ковбой-дуэлянт, психически неуравновешенная личность.
Он протянул мне стакан с виски.
– Я знал таких копов, – продолжал Марино. – У них всегда есть оправдательные причины для убийства, которые поддерживаются законом, но если как следует разобраться, начинаешь понимать: они подсознательно готовят такую ситуацию. Они этим живут.
– Люси не такая.
– Ага. Только она бесится с того самого дня, когда родилась. И кстати, ты сегодня никуда отсюда не уйдешь. Останешься со мной и с Санта-Клаусом.
Марино налил себе виски, и мы прошли в запущенную тесную гостиную с покосившимися торшерами, пыльными искривленными жалюзи и стеклянным кофейным столиком с острыми углами, вина за появление которого возлагалась на меня. Марино упал в откидывающееся кресло – такое старое, что приходилось заклеивать коричневую обивку скотчем. Я вспомнила, как первый раз вошла в его дом. Придя в себя после первоначального смятения, я поняла: он гордится изношенностью всего, что имел, за исключением грузовичка, бассейна и вот теперь – рождественского убранства во дворе.
Он заметил, как я печально смотрю на кресло, удобно устроившись в уголке обитого вельветом дивана, который я обычно выбирала для себя. Возможно, он был немного продавленным, но уютным.
– Когда-нибудь куплю себе новое, – уверил Марино, нажимая на рычаг, который выдвигал подставку для ног.
Он пошевелил пальцами ног в носках, словно их свела судорога, и включил телевизор. Я удивилась, когда он переключился на двадцать первый канал, "Сеть художественных и развлекательных программ".
– Не думала, что ты смотришь "Биографию", – сказала я.
– Ну да. И шоу про копов с места событий, которое они обычно показывают. Можешь считать, будто я нанюхался клея, но разве тебе не кажется, что весь мир пошел наперекосяк, с тех пор как к нам приехала Брей?
– Неудивительно, что тебе так кажется после всего произошедшего с тобой по ее вине.
– Ха! А с тобой она делает не то же самое? – бросил он, потягивая виски. – Я не единственный здесь, кого она пытается уничтожить.
– Не думаю, что в ее власти изменить все на свете.
– Позволь обрисовать тебе ситуацию, док, и напомнить, что все, о чем мы говорим, укладывается в трехмесячный срок. Она прибывает в Ричмонд. Меня переводят в патрульные. У тебя в отделе неожиданно объявляется вор. Ее стукач взламывает твою электронную почту и превращает тебя в Дорогую Доктор Кей. Потом появляется мертвый парень в контейнере и на горизонте неожиданно возникает Интерпол, а сейчас Люси убивает двоих, что, кстати, выгодно для Брей. Не забудь, она горела желанием заполучить Люси в Ричмонд, и если БАТ выкинет Люси со службы, ей нужно будет искать работу. И вот теперь кто-то за тобой следит.
Я смотрела, как молодой, эффектно одетый человек пел и играл на фортепьяно, а за кадром рассказывали, каким добрым и великодушным другом он был.
– Ты меня не слушаешь, – повысив голос, сказал Марино.
– Слушаю.
Он с возмущенным вздохом поднялся из кресла и зашлепал на кухню.
– Мы получили что-нибудь из Интерпола? – спросила я ему вслед, в то время как Марино начал громко шуршать бумагой и рыться в ящике для столовых приборов.
– Ничего достойного внимания.
Загудела микроволновка.
– Все равно можешь мне рассказать, – отозвалась я.
На экране телевизора свет от юпитеров поймал музыканта в тот момент, когда он посылал воздушные поцелуи аудитории, и блестки на костюме заблестели как фейерверк. Марино вернулся в гостиную с тарелкой картофельных чипсов и какой-то подливкой.
– Час назад в полицию штата пришло компьютерное сообщение, в котором они запрашивали дополнительную информацию, вот и все.
– Это говорит о многом, – возразила я. – Очевидно, это означает, что они не установили личность погибшего. Старый перелом челюсти, необычный лишний бугорок Карабелли, молчу уже об отпечатках пальцев. Интерпол не нашел соответствия ни с одним разыскиваемым или пропавшим человеком.
– Да. Это проблема, – сказал он с набитым ртом и протянул мне тарелку с чипсами.
– Нет, спасибо.
– Это правда вкусно. Нужно только расплавить сыр в микроволновке и добавить специи. Это гораздо лучше, чем луковая подливка.
– Наверняка лучше.
– Знаешь, он мне всегда нравился. – Марино показал грязным пальцем на телевизор. – Мне наплевать, что он был голубым. Нужно признать, у него был свой стиль. Если люди платят деньги за записи и билеты на концерт, они имеют право посмотреть на человека, непохожего на какого-нибудь охламона с улицы. Скажу тебе так, – продолжил он, – убийство в перестрелке – это полное дерьмо. Тебя проверяют со всех сторон, будто ты пытался застрелить президента, а потом наступает очередь психологов, которые так заботятся о твоем психическом состоянии, что потихоньку волей-неволей становишься ненормальным.
Он отпил виски и опять захрустел чипсами.
– Люси на время отстранят от работы. А детективы Майами будут расследовать это дело как обычное убийство. Это их обязанность. Все это чертовки неприятно.
Он посмотрел на меня, вытирая руки о джинсы.
– Я знаю, может, тебе это не понравится, но скорее всего ты – последний человек, которого она хочет сейчас видеть.
Глава 20
В нашем здании существовало правило: все улики, даже такие безобидные, как дактилоскопическая карта, нужно перевозить на служебном лифте. Служебный лифт, находившийся в дальнем конце коридора, ждали две уборщицы с тележками. Я собиралась подняться на нем в лабораторию Нейлса Уандера.
– Доброе утро, Мерль. Как дела, Беатриса? – улыбнулась я уборщицам.
Их глаза остановились на накрытой полотенцем хирургической кювете и бумажных простынях, закрывающих каталку, которую я толкала перед собой. Они работали достаточно долго, чтобы знать: если я несу или перевожу что-то закрытое от посторонних глаз, им лучше об этом не спрашивать.
– Здрасте, – сказана Мерль.
– Здрасте, хорошо, – присоединилась к ней Беатриса.
Я нажала кнопку лифта.
– Вы поедете куда-нибудь на Рождество, доктор Скарпетта?
По выражению моего лица они поняли, что мне не особенно хочется говорить об этом.
– Вы, наверное, слишком заняты в Рождество, – быстро произнесла Мерль.
Обеим женщинам стало неудобно по той же причине, по которой все остальные избегали говорить о том, что случилось с Бентоном.
– Я знаю, что в это время года всем некогда, – неуклюже сменила тему разговора Мерль. – Все эти пьяные за рулем. Больше самоубийств и драк.
Рождество наступит через две недели. В этот день будет дежурить Филдинг. Мне приходилось проводить праздники на работе несчетное количество раз.
– Люди сгорают при пожарах...
– Если в это время года случаются несчастья, – заметила я, когда открылись двери лифта, – мы первые узнаем о них. Это тяжелый груз.
– Наверное, так оно и есть.
– Про это не знаю, но помните пожар от электропроводки?..
Двери лифта закрылись, и я поехала на второй этаж, который был спроектирован специально, чтобы принимать экскурсии горожан и политиков, заинтересованных в нашей работе. Все лаборатории располагались за витринным стеклом, и сначала ученые, привыкшие проводить часы в уединении, испытывали неудобство. Со временем все изменилось: сотрудники изучали улики, работали с пятнами крови, отпечатками пальцев и волокнами, не обращая особого внимания на тех, кто находился по другую сторону стекла. Но сегодня здесь было пустынно.
Мир Нейлса Уандера представлял собой обширное пространство, где стояли лабораторные столы с необычными инструментами, приборами и приспособлениями. Вдоль одной стены размещались деревянные ящики со стеклянными дверцами. Уандер превратил их в клеевые камеры, где развешанные на бельевых веревках и прищепках предметы покрывались парами моментального клея, который разогревался на горячих плитках.
В прошлом полиции редко удавалось снять отпечатки пальцев с беспористых предметов, таких как пластиковые мешки, изоляционная лента и кожа. Затем по чистой случайности обнаружили, что пары моментального клея прилипают к волнистым выступам так же, как опудривающий порошок, отчетливо выявляя остаточный отпечаток. В углу стояла еще одна клеевая камера, которая могла вместить крупный объект – например ружье, винтовку или автомобильный бампер и, теоретически, человеческое тело.
Камеры влажности проявляли отпечатки на пористых предметах, таких как бумага или дерево. Их обрабатывали нингидрином, хотя Уандер иногда прибегал к быстрому методу: гладил обычным утюгом, – и пару раз даже сжег улики; во всяком случае, так утверждали злые языки. Тут и там стояли осветительные приборы "Недерман", оборудованные вытяжными устройствами для сбора паров и остатков наркотиков с одежды.